— Хозяйка смерти… — простонал непонятно кочевник и потерял сознание от боли.

Когда он очнулся, Алия сидела рядом и смотрела ему в лицо. Суровые, точеные черты: обветренная кожа, безжалостно узкие губы, волчьи скулы… Он поднял веки, и лицо вмиг преобразилось: у него были глаза удивленного и обиженного мальчишки.

Заметно было, как он осознавал, что лежит в светлой теплой комнате, освобожденный от доспехов, с туго перевязанной раной и свободными руками. Он был ошарашен и потрясен этим так явно, что Алия несколько минут любовалась эмоциями на его лице. Затем сказала:

— Да, все верно, ты жив. И ты в моем доме, а не в подземелье, темнице или где ты там думал.

— Почему?.. Зачем ты сохранила мне жизнь?.. — только теперь Алия заметила, что он говорит с сильным певучим акцентом.

— А что мне было делать с тобой? Добить лежащего и безоружного? Или выкинуть на улицу подыхать, истекая кровью? Так даже с псами не поступают.

— Значит, ты убьешь меня, когда заживет рана?

— Нет, дурачок, я же сказала: поколочу и выгоню вон. Первое уже сделано.

Девушка чертовски нравилась себе, когда произносила эту фразу. Особенно слово «дурачок».

— Словом, пока что ты мой гость. Привыкай.

— Как тебя зовут?

— Алия, дочь сэра Харольда.

— Так ты — дочь рыцаря?.. — из-за акцента неясно было, чего здесь больше: восхищения, ужаса или ненависти.

— Это не похоже на твое имя. Впрочем, я не знаю, какие у вас в степях имена…

— Я Ритгар, сын Измира, шестой воин в роду.

— Скажи мне, Ритгар, сын Измира, зачем ты хотел видеть моего мужа?

Лицо исказилось страданием.

— Мы были разбиты, хан велел отступать. Я не смог бы скакать верхом из-за… — он тронул повязку. — Хотел умереть в бою, а не истечь кровью.

Алия кивнула. Сэр Харольд бы понял, а потому поняла и она.

— Что ж… Спи сейчас, тебе нужно.

Незваный гость задержался в доме купца. Глубокая рана заживала медленно, первую неделю Ритгар не мог даже повернуться в постели без стона. Позже вернул способность садиться, вставать на ноги… Время шло.

Горничная как-то заикнулась о том, чтобы выдать варвара дружинникам. Алия строго запретила ей думать об этом, и служанка не решалась больше возвращаться к вопросу. Алия не сразу осознала, почему ей хочется сохранить пленника в тайне. Пожалуй, дело в том, что воины барона — отцовские друзья — всей душой ненавидели кочевников, с извечным удовольствием рассказывали истории о гибели степняков, особенно — о гибели в темнице, среди крыс и цепей. Алия, однако, не видела в Ритгаре человека, которого стоит ненавидеть всей душой. Просто храбрый мальчишка, жаждущий быть мужчиной. Красивый мальчишка. Ей нравилось смотреть на него. В его теле не было ни капли лишнего жира. Он не выглядел гигантом, уж тем более — лежа в постели, а мускулы его не бугрились картинно, но были крепки, как канаты, и полны текучей, грациозной энергии — как у кошки. Алия некогда сама мечтала быть такой.

Ей нравилось и слушать его. Отрывистые слова ее родного языка в устах Ритгара переливались одно в другое, текли, подрагивая — словно языки пламени. Он стеснялся говорить, стыдился своего положения раненого и пленного, так что Алия подзадоривала его вопросами. Сколько ему лет? Когда впервые сел в седло? Когда взял в руки меч? Скольких врагов убил? Сколько из них было рыцарей?

Ему было девятнадцать. Верховой езде обучился в пять, а выехал на поле боя впервые в четырнадцать. Он воин в шестом поколении, и это честь: пять колен его предков оказались достаточно искусны в бою, чтобы дожить до рождения сыновей. Он давно перестал считать, скольких врагов убил… Тут Алия лукаво взглянула на него. Он покраснел. Ну, не так давно… сбился со счета… Алия усмехнулась. Троих. Еще пятерых ранил. Девушка сказала: не так уж мало, в девятнадцать-то лет. Ритгар сказал: среди них не было рыцарей. Совсем непросто убить рыцаря в броне, это редко кому удается. Их не берут ни сабли, ни стрелы… Стрелы берут, глухо сказала Алия, уж поверь. Он взял ее за руку и сказал: прости. Твой отец был славным воином, раз ты его дочь. Мне жаль, что один из нас убил его. Она сказала: нет, тебе не жаль. Если бы это сделал ты, то гордился бы и хвалился бы каждой встречной девчонке. Она выдернула руку и встала. Зачем вы вообще лезете к нам, вот скажи? Зачем вам наши земли, наши жизни? Своих степей вам мало?

Искра сверкнула в его глазах, он приподнялся на локте.

— А ты знаешь, Алия, что находится за степью?

— Будто вы туда пропустите кого-нибудь живым!

— Так знай, Алия. Если ехать сквозь степь на восход, то спустя восемь ночей трава закончится под копытами, и начнется песок. Это зовется белая земля. Там ничто не растет — солнце выжигает любой росток, едва он покажется. Если задержаться в тех землях, то солнце выпьет из тела всю воду, и останутся только кости да кожа. Но если взять с собой много воды и скакать лишь по ночам, а днем зарываться в песок, то еще двадцать ночей спустя белая земля кончится, и будет берег моря. А на берегу стоят города со стенами из резного синего камня, с блестящими куполами, с огромными сладко пахнущими деревьями, с мужчинами в золотой парче и женщинами в прозрачных тканях…

— И что? — спросила Алия.

— А то, дочь рыцаря, что такие, как я, никому не нужны в тех городах. Когда мы показываемся там, нашими головами на пиках украшают тамошние стены. Если же мы показываемся здесь, по эту сторону степи, то рыцари в железе, как твой отец, рубят нас на куски или кидают заживо в могилы. А сама степь при моем деде была вдвое шире, чем теперь. А при прадеде — втрое. Королевство наступает на нас и выжимает прочь стальными клинками да гранитными стенами. Вот так, Алия, дочь сэра Харольда.

С минуту они смотрели друг другу в глаза, буравили раскаленными добела взглядами.

— Бедный-пребедный кочевничек! Смотри, не заплачь! — свирепо прошипела Алия и вышла прежде, чем он ответил.

Но странное дело — вскоре ей стало неловко за свой гнев. Ведь одно дело — честно сразиться с оружием в руках. Другое — ткнуть в рану, но и это простительно: коли противник сильнее и лучше вооружен, позволительно идти на хитрость. Но уж совсем низко — плевать ядом в бессильного и одинокого человека… Она вернулась, села рядом, не зная, что сказать: просить прощения уж вовсе из рук вон… Угадала по его лицу, что он чувствует то же и так же ищет слова…

Сказала:

— Ритгар, расскажи мне о тех землях, что за пустыней. Я ничего подобного прежде не слышала!

Он улыбнулся с облегчением и принялся рассказывать голосом певучим, как ручей.

И рассказывал и в другой день, и в третий… Алия много знала о том, что делается в королевстве, но почти ничего о том, что за его пределами. Она слушала слова кочевника, как дети слушают сказки.

На севере, оказывается, живут люди в мехах. Их лошади рогаты, а их жилища сделаны из шкур медведей. Их очень мало, этих людей, и если пойти на них войной, то они не примут сражение, а будут только отходить все дальше на север, пока войско врага не замерзнет насмерть среди снега. Это проклятая земля: боги заморозили ее в наказание, когда северяне убили священного Серебряного медведя, а шкуру его боги подняли в небо, и порою можно увидеть, как она сияет среди звезд.

А на юге стоят горы. Они так могучи и великолепны, что когда ты видишь их впервые, то сердце замирает в груди на целую минуту, и ты думаешь: вот ради этой минуты я и жил! Но когда ты поднимешься на высочайшую из гор и оттуда глянешь вниз, на всю землю разом, то понимаешь: боже, до чего несчастны те, кто стоят там, внизу! Впрочем, подняться туда еще сложней, чем победить рыцаря: вершина стряхивает с себя людей, как мошкару, порою сбрасывает их даже вместе с кусками собственной кожи — вот до чего она не любит людей.

А на восходе, за белой землей, как и говорилось, стоят величавые города. Их жители дьявольски богаты и до того влюблены в себя, что неспособны любить никого другого. Их женщинам приходится обнажать бедра и животы, мазать свои стройные тела блестящими цветными маслами и танцевать диковинные и страстные танцы, чтобы заставить мужчин хоть раз-другой взглянуть на них. В тех землях все живут во дворцах. Кто живет не во дворце, а просто в каменном доме, тот считается бедняком и от стыда закрывает лицо маской. Но самое странное в тех землях — это их корабли. Они огромные и округлые, в брюхе каждого сидит полсотни маленьких упрямых лошадок, которые зовутся ишаками. Эти лошадки ходят по кругу и вращают в воде разлапистое колесо, как у мельницы. От этого корабль плывет даже без парусов, и на таком корабле можно переплыть море!