Тогда глава амбициозного семейства запрыгнул на мачту своей лодочки и закричал: «Я раскрыл тайну строения Вселенной! Мы все время летели в одну и ту же сторону по прямой, но вернулись обратно к вам! Это значит, Вселенная имеет форму сферы! Мы проделали долгий путь и совершили грандиозное открытие! Это даже лучше, чем основать Великую Империю!»

А местные Нуллары засмеялись и сказали: «Тоже мне, открытие! Ты посмотри вокруг и сразу увидишь, что Вселенная имеет форму сферы. Незачем было летать в такую даль».

Глава семейства посмотрел вокруг и увидел, что Вселенная и вправду сферическая. Посередине звезда, а вокруг — сфера, а на ней какие-то странные существа строят жилые кварталы, синтезаторы пищи, электростанции, легкие заводы, средние заводы и тяжелые заводы.

Поразительно, что всего этого могло бы и не случиться, если бы один боцман не увлекался культуризмом.

За 85 лет до вспышки мимо В Каппа Лебедя пролетала средняя баржа грузового флота расы Экстерналов. Вечером за игрой в крумкель штурман несколько перебрал хармива, и проложил курс слишком близко к звезде. На следующий день привычный завтрак экипажа, состоящий из проснипченых квартунов, был прерван сигналом тревоги. Несмотря на скромный вес баржи — всего 65 мегатонн плюс 120 мегатонн груза — двигатели не справлялись с гравитацией светила, траектория полета все больше искривлялась.

Согласно принципу многоначалия, капитан тут же посоветовался с командой. Послышались предложения:

— Оторвать гойца штурману!

— Нет, нужно уменьшить вес!

— Съедим груз!

— Выпьем все хармиво!

— А может, сыграем в крумкель напоследок?

— Точно, а потом выпьем все хармиво!

— …и съедим груз!

— …и штурману гойца оторвем!

Не высказался лишь один член экипажа — боцман. Не высказался он потому, что в кают-компании его в тот момент не было. Капитан отправился на поиски и обнаружил боцмана в трюме. Боцман качал бицепсы, расположившись так, чтобы гравитация звезды увеличивала вес штанги.

— Где ты взял штангу, фаскундель этакий! — взревел капитан, и гнев его был оправдан: превышение веса личного багажа даже на десять килотонн было тяжким нарушением устава.

— Сбрасывай блины! — приказал капитан.

Боцман отчаянно сопротивлялся. Ныл о том, в какое катастрофическое состояние придет его тело за следующие два года полета без штанги; кричал, что только в здоровом теле может обитать здоровый дух; даже высказался на тему Декларации о правах Экстернала.

Тем временем пятый ускоритель астматически кашлянул и заглох. Баржа угрожающе накренилась, из иллюминаторов пахнуло жаром звезды. Выбора не было — боцман снял со штанги сперва четыре десятикилотонных блинчика и вышвырнул в воздушный шлюз. За ними последовали шесть тридцатикилотонных дисков, а затем — два тяжелых стокилотонных блина. Когда не помогло и это, капитан вырвал из рук боцмана двухсоткилотонный гриф и швырнул в шлюзовой люк. Следом за блинами, гриф унесся к поверхности В Каппы Лебедя.

В следующую минуту баржа выровнялась и, медленно набирая скорость, легла на прежний курс.

Боцман заперся в каюте на трое суток и не выходил до тех пор, пока не придумал, как помочь своему горю. Он тайком отвинтил от стены аварийный реактор и принялся качаться им. Благо, реактор имел удобную цилиндрическую форму, а провода, ведущие к нему, были достаточно длинными и гибкими. Штурман стал жестоко ограничивать себя в потреблении хармива и впредь никогда не пил больше пятисот кубометров за вечер. Капитан доставил груз по назначению и получил в благодарность талон на поедание двух процентов груза. А штанга боцмана пронизала атмосферу звезды, по инерции проткнула фотосферу и кору и попала прямиком в ядро. Там она, разумеется, расплавилась. Получив прибавку в массе, звезда подтянула к себе шлейф водорода, струящегося с крупной компоненты А. Впитывая вещество соседки, звезда становилась тяжелее и тянула к себе все больше и больше водорода. Спрессованный до триллионов атмосфер газ разогрелся и спустя 85 лет вспыхнул термоядерной реакцией. Звезда взорвалась вспышкой адского пламени и превратилась в новую.

Один британский астроном в 19 веке заметил эту вспышку, но принял ее за фосфоресцирующую мошку на зеркале телескопа.

Ричард Коннел с трудом раскрыл глаза. Веки поднимались нехотя, до последнего оберегая зрачки от реальности. Вокруг лежала плоскость серого базальта, поросшая редкими угловатыми глыбами. В сотне футов громоздилась «Эврика», перекошенная и какая-то высохшая, словно хитиновый труп насекомого. Красное солнце било ей в борт, и по камню размазывалась жидкая чернильная тень. Рич встал и побрел к кораблю.

Бил озноб. Голова кружилась, картина перед глазами дрожала, покрываясь белесыми пятнами. Ноги подкашивались. У трапа он упал и уставился в небо. Его мутило. Рич заранее знал, что будет худо. Но какая иступляющая, опустошительная боль, какое безбрежное отчаянье может скрываться за этим «худо» — еще месяц назад он даже представить не мог.

Двадцать восемь дней тому назад, 6 апреля 2156 года, корабль-лаборатория «Эврика» с единственным человеком на борту потерпел крушение на второй планете Дельты Цефея. Ричард остался жив, и вскоре убедился в том, что сможет сохранять жизнь довольно долго. Планета представляла собой каменный шар. На ней не было ветров, резких перепадов температуры, ядовитых примесей в воздухе. Не было живых существ. Никаких. А был азот с кислородом, и родник, чудом прогрызшийся сквозь породу у подножья недалекой скалы. Были два комплекта солнечных батарей и репродукторы пищи, уцелевшие при ударе. Ричард находился здесь в полной безопасности — и в одиночестве.

Он мог делать что угодно: врубить передатчик и орать маты в глухой эфир, колоть анестетики из аптечки, вгоняя себя в полукому, биться головой о базальт, или резать ножом запястья и кровью выводить смайлы на броне корабля. Мог раздеться догола и день бежать за солнцем, надеясь встретить хоть кого-то, кто захочет его ударить, укусить, сожрать, уничтожить… Мог приползти назад в горячечном бреду, упасть на землю и бесконечно стонать: «За что? За чтооо?..» И вместо ответа видеть разинутую бессловесную пасть корабельного люка.

Ричард Коннел перепробовал все это за первые три недели. Затем измученное сознание отказалось воспринимать эту реальность. Бред сменился полновесными галлюцинациями, столь яркими и частыми, что Рич уже с трудом понимал, на какой планете находится. Он проводил ночи с друзьями на Земле, а утром выпадал на Вторую Дельты, и здесь его ждало больное тело и базальт. Здесь было худо. Смертельно худо.

В один из редких моментов прояснения сознания, лежа у трапа и глядя в небо, Рич Коннел пришел к решению. Он испытал гордость от мысли о том, что, похоже, ему хватит силы воли на этот поступок. Хотя бы на этот… Вскарабкавшись по трапу, отыскал на складе лучемет и вышел в лучи закатного солнца. Приложил ствол к груди. Бабах?

И все?.. Нет, неужели — все?.. Вот так, за секунду?!

Это было бы обидно. И… мизерно, что ли. Ричард опустил ствол, побрел к ближайшей скале. Не вполне понимая, зачем делает это, переключил оружие на малую мощность и голубым лучом принялся вырезать на камне буквы: «Ричард Коннел, доктор наук. 08.22.2124 — 04…» Как раз во время этой четверки Рич услышал за спиной голос:

— Добрый вечер, сэр!

Он обернулся и увидел очень худого седовласого мужчину. У Рича не возникло сомнений, что это — очередная галлюцинация. Только, в отличие от предыдущих фантомов, этого человека он не знал.

— Ты кто?

— Зови меня Дугласом, — сказал седовласый, шагнул к Ричу и ударил его в челюсть.

От неожиданности Коннел упал, лучемет с лязгом отлетел в сторону.

— Какого черта?!

— Хотел быстро убедить тебя, что я не видение. Времени в запасе много, но на такую чепуху его тратить все же не стоит.