— А кто это у нас проснулся?
Дверь с невыносимым, отдающим в каждой клетке тела, отвратным скрипом открылась. На пороге стоял человек. Доктору было не до него, тело ломило так, будто он всю ночь разгружал торговые подводы.
— Они так мило спали вместе, ну зачем ты будишь бедного люда? — Зорон возненавидел этот смутно знакомый голос еще больше, чем первый, так как он был выше, и сверлом вонзился в голову, добавляя боли.
— А вот нечего пить с краснокожим! Будет теперь знать, что это такое. Еще умудрился варии нахлестаться. Это ж как столько влезло в эту тщедушную тушку? — Звук шагов отозвался в теле Зорона болевым эхом. А слова прибавили сил. — Давай, вставай, хватит валятся. — И тут Зорона очень неожиданно и обидно хлестнули по спине. Судя по звуку и ощущению — мокрым полотенцем. Ущемленная гордость придала болезному врачевателю сил, и он в одном героическом порыве сделал над собой титаническое усилие и сел. Почти прямо. Чем дальше голова отрывалась от пола, тем больше болела.
— От лежания только хуже будет, — перед доктором расплывалось человеческое лицо. А может и эйрийское. Зорон был слишком плох, чтобы различать такие подробности. По крайней мере его собеседник был светловолос и бесцеремонен. А его голос, больно бьющий висок, Зорон тоже уже где–то слышал… — Давай, открывай глазоньки, костолом, не засыпай, а то потом не разбудим. У меня самого с утра голова гудела, но я то выпил с вами совсем чуть–чуть.
— Эйран, отвяжись от доктора! — второй голос, который измученный разум Зорона наконец определил как голос Эйлин, донесся откуда то издалека.
— Ну должен же я познакомиться с человеком, заблевавшим мой любимый ковер, — ответил ей безжалостный мучитель, дергая болезного за подбородок. — Давай, приходи в себя. Ох уж этот доктор! Папаша ваш, сирра, славился в определенных кругах, тем, что мог выпить бокал варии залпом. Бокал! А ты сразу литрами начал! Ну кто так делает? Тебе с эйрийских морсов начинать надо было, а не с гарканьего крепкого пойла.
Шум голосов.
— Арджан, подай вон тот поднос. — Грохот гарканьих шагов, как от целого табуна вабари, эхом раздался в черепе доктора. Зорон невольно начал клониться влево, веки смыкались сами собой, но палач был тут как тут, и подхватил врачевателя за плечо.
— Зорон уже проснулся? — доктор раньше не замечал, что у Кирстен такой пронзительный голос.
— Да, его Эйран пытает, — доложила Эйлин.
К физическим страданиям Зорона добавились и моральные, когда потихоньку он стал осознавать, что лежит на ковре в комнате с темными стенами, напротив него открытое окно, из которого плещет солнечный свет, не давая сомкнуть веки. Опирается Зорон об дракона, а перед ним на корточках сидит светловолосый парень и зубоскалит. Еще и Кирстен где–то здесь. И отважная эйра. И Арджан. И наследница?
До Зорона дошел весь ужас его положения. Если она его в таком виде видела, то все, хоть вешайся иди!
— Так, хватит тискать Эхо, она тебе не нагийская танцовщица. Хотя, конечно, то, что ты проснулся с ней в обнимку после разгульной пьянки, придает определенное сходство… и делает тебя еще тем извращенцем, — раздражающий смешок, по ощущениям, шилом вошел в голову доктора и вышел из нее через второе ухо. — Давай, поднимайся.
Доктор проигнорировал протянутую руку измывающегося над ним светловолосого и встал, опираясь только на спину Эхо.
— Ну вот, хороший мальчик. Теперь двигай конечностями вперед. Раз–два, — парень, по виду сверстник доктора, но явно больше времени уделяющий физическим упражнениям, продолжал зубоскалить. Облачен он был только в штаны и чувство собственного превосходства. А выглядел одновременно и как ожившая девичья мечта, и воплощение презрительного слова «смазливый», которым мужчины нарекают обычно самых успешных своих конкурентов на поприще покорения противоположного пола.
— Пошел ты… — уставший доктор произнес длинную бранную фразу, которой обогатился во время своего путешествия с торговым караваном.
— Нет, ну вы слышали? Это точно тот «воспитанный, умный и корректный молодой человек», я цитирую, Эйлин, с которого ты предлагала мне брать пример? — светловолосый встал и перебросил полотенце через плечо.
Эйлин зашла в комнату, и Зорон закрыл лицо дрожащей рукой: не хотелось видеть её сейчас, и показывать собственное лицо, липкое и, наверняка, красное.
— Так, — заключила эйра, осмотрев доктора сверху донизу. — Арджан? — народу в комнате стало существенно больше за счет массивной фигуры гаркана. — Отнеси его к источнику, и приведи парня в порядок.
— Не–не–нет, — слабо засопротивлялся врачеватель.
Похмельный разум люда как раз подкинул воспоминание о том, что краснокожий имеет непосредственное отношение к его состоянию. Но на жалкие попытки Зорона спастись от «гарканьей помощи» никто внимания не обратил. Арджан, недолго мудрствуя, просто–напросто взвалил врачевательскую немощь на плечо.
— Ох, и длинные у него ноги! Да он повыше Арджана будет, ну, когда не в сложенном виде, — зафыркал светловолосый, явно не воспринимая доктора всерьез.
Зорон очнулся, только когда вокруг него заплескалась вода. Гаркан окунул врачевателя туда прямо в одежде и ушел, оставив одного. Зорон был искренне благодарен ему за это. Ледяная вода прочистила горящее сознание дока. Он пару раз погрузился с головой, а когда всплыл, обнаружил себя в маленькой комнате–пещере с низкими сводами, на которых отражалась голубая паутина бликов от воды. Сам он отмокал в маленьком «бассейне» с низкими бортами. Поплескавшись еще немного и умывшись, Зорон с трудом вытащил свое неожиданно отяжелевшее тело из воды и даже с первого раза встал.
Прыгая на одной ноге, он стянул мокрую одежду. Теперь можно сконцентрировать все вновь появившиеся силы на то, чтобы сообразить, что произошло. Но все, что док сумел выудить из памяти — это то, как зашел к Арджану, и тот предложил ему настойку. Морща лоб и хмурясь, Зорон даже название смог вспомнить. Вария. Слово откликнулось в желудке рвотным позывом. Доктор утешил себя тем, что его состояние всего–навсего похмелье. Он и обычное–то переносил с большим трудом, как и спиртное в принципе, а сейчас похмелье обогатилось новыми симптомами: головная боль и непреодолимое желание спать, дополнились тем, что доктор промахивался мимо предметов, будто глаза и руки не были в одной команде. Стены «пещеры» облагороженной деревянными панелями и теплым полом, качались вокруг него, но все же после купания стало легче.
На борту каменного углубления в полу, куда бил холодный источник, подсвеченный снизу тусклой синевой, лежала одежда — рубаха со строгим воротником и почти незаметным серым узором по нему и штаны, простые, легкие и свободные. Доктор с удовольствием переоделся в чистое, жаль только, не свое, снятую же обувь и одежду забрал с собой. Хотя «оделся» — не совсем верное определение. В одну только штанину доктор попал только с пятой попытки. К счастью пол был теплым, это облегчало муки Зорона. Приведя себя в относительный порядок, доктор упорядочил и мысли. Да, пил, да, с гарканом, ни вороньего когтя со вчерашнего дня он не помнит. Имеет ли смысл испытывать муки совести? Разумеется. А вот прятаться от последствий своего же поступка — нет. На Арджана Зорон не сердился. В конце концов никто в него варию насильно не заливал, сам виноват, что повелся на гарканьи уговоры. Будет такой горький опыт. Причем буквально. Таким методом временно себя успокоив, доктор встал, вздохнул и пошел на заклание.
Шум голосов доносился слева и прямо по коридору, доктор шел по теплому каменному полу, грея ступни, и удивлялся необычности постройки здания, в котором находился. Если судить по необычным углам и изгибам, дом, встроили прямо в гору, в расщелину, и поэтому стены и потолок повторяли все присущие пещерам природные неровности. Воздух тут был неожиданно теплым, сказывался видимо подогрев от пола. Из окна на Зорона смотрели все те же горы, но немного с другого ракурса. В конце коридора прямо из потолка свисал сталактит известняка. В мягкую породу кто то практичный вбил крючки, и повесил одежду. Зорон воспользовался этим изобретением, надеясь, что роба и сапоги быстро высохнут. В чужих вещах ему было неуютно.