— Но это же наша работа! Это мы придумали парус, который вы превратили в этот… балаган, — Гаркан отхлебнул из графина. — Все люди такие. Вот ваша суть. Нет долга, нет чести! Берете чужое, превращаете в свое, без правил, без границ! Долг превыше всего. Порядок, смысл! Каждому свое место! Корабль — в море, птицы — в небе! Рыбы же не пытаются отрастить себе крылья!

— Ну есть же рыбы — летуньи, — опроверг Зорон, вспомнив рецепт мочегонного из плавника такой рыбки. Пучеглазое такое существо. Правда виденное им лишь в засушенном виде.

Гаркан пожевал губами, явно не найдя аргумент так быстро, как ему хотелось.

— Рыба выходит из воды и в воду возвращается. Гаркан вышел из воды и в воду вернулся. А вот те, кто продал наши секреты людам, и теперь служат им — изгои, оборванцы. Люды их выкинут, предадут, забудут, что делать им тогда? Куда идти?

— На другой воздушный корабль? — предположил доктор.

— На другой? — гаркан ощерил зубы. — Настоящий гаркан барахтается в воде женщины, рождаясь на палубе в руки отца, и на палубе же умирает, в море, в матери своей, из лона которой он вышел, в лоно которой вернется. А это? Не понимаю.

Он передал ему графин, и Зорон не стал наливать порцию в стакан, выпил прямо из горлышка. В голове зашумело. И тут док не удержался от подначки:

— Почему же ты тогда не на море?

— А почему ты тогда не в своем пригороде, докторус? — Не остался в долгу Арджан.

— Ха, интересный вопрос! Из–за сирры Шелль Трой? Как и ты, насколько я понимаю? Кстати, она же человек, а ты служишь ей, — сощурился Зорон. Свет от лампы сверху заострял черты собеседников, делая лицо Зорона, с его длинным носом и впалыми щеками, особенно «птичьим», а гаркана, еще более похожим на каменное изваяние, грубо высеченное из целой скалы. Глаз краснокожего почти не было видно в тени от надбровных дуг.

— Осторожнее, человек, — Арджан посмотрел на Зорона исподлобья с прямой угрозой во взгляде. Зорон и бровью не повел.

— С чего бы, гаркан? — доктор особенно выделил последнее слово. Дурман накрыл его совершенно незаметно.

— Я никому не служу! — голос Арджана, наполненный живыми эмоциями, странно сочетался с его же невозмутимой оболочкой. Будто внутри каменного истукана сидел и говорил вполне себе живой человек. — И она — не совсем люд.

— А кто же?

— Безымянная. Но будь она хоть трижды человеком, или хоть драным Вороном, которого вы, люды, так боитесь, я бы все равно тут был, — он отпил из графина и поставил его на пол. — Мало.

— Отчего такая преданность? — заинтересовался Зорон.

— Она вернула мне одну вещь. Я обязан отплатить за это сполна, и только так, — хоть лицо южанина было совершенно нечитаемо, в голосе все же проскользнуло нечто для него новое. Благодарность?

— И, что это за вещь? — сейчас Зорон казался себе просто в разы умнее и проницательнее, будто вария открыла у него второе дыхание. Доктор не отводил взгляда от застывшего в маске безразличия, лица гаркана.

Гаркан повел плечами и впервые отвел взгляд.

— Не понимаю, зачем ей ты, — наконец выдал он.

Доктор торжествующе усмехнулся. Ему не удалось разговорить тень, но может выйдет с гарканом?

— Я тоже понятия не имею, зачем я понадобился твоей хозяйке, — не без удовольствия сказал Зорон. — Может разъяснишь?

— Ты слаб. Ты — человек. — на доктора смотрели два черных провала, и лицо, выражение которого не менялось. — Вы умеете только переделывать все по своей прихоти. И умирать. Даже эти ваши духи–создатели наделили вас даром не думать.

— Ты о чем? — удивился Зорон, начиная понимать этого простого и грубого гаркана. Его пугал большой и изменчивый мир людей, полный жизни и перемен. Может, потому гарканы никогда и не устраивали войн? Как вабари боится покинуть родное поле и зайти на чужое, хотя изгородь не заперта. Зорону это кого–то напомнило. Человека, смутно знакомого. Но вспомнить он не смог из–за неожиданного шума в голове, путающего мысли.

— Ваше это «проклятье зверя», — Арджан пододвинул ближе к люду коробку с сахаром, но Зорон подобрал пирамидку с пола, обтер о колено и закусил ею очередной глоток варии. — Ты счастлив и беспечен уже по праву рождения. Тебе не вонзит нож в спину представитель твоей расы.

— Значит, вся твоя ненависть — это зависть? — усмехнулся док.

— Возможно, — честно признал гаркан, и голос его смягчился. — Скажи мне, Зорон, если у тебя будет выбор, убить или нет, и никакого наказания, что ты сделаешь?

— Убить? Просто так? — Зорон закрыл глаза. — Я видел мертвецов, вскрывал их, и не боюсь смерти. Но превратить живого люда, гаркана или эйра в бессмысленный кусок мяса, это слишком…

— Самонадеянно? — с гаркана, словно облупившаяся краска с борта воздушного корабля, сползала нарочитая тупость и грубость. Не так уж прост он, как доктору казалось на первый взгляд.

— Глупо. Бесчестно. Трусливо. Жалко. Выбери любое из этих слов, — пожал плечами Зорон.

— И, что же ты будешь делать, если другого выбора не останется?

Обычно Зорон не заметил бы это движение, занятый мыслями. Но сейчас голова его была пуста, и на одном чутье доктор увернулся влево, когда гарканий кулак врезался в обшивку рядом с его плечом. Молниеносным движением, не задумываясь, Зорон схватил гаркана под подбородок и надавил пальцем на нервный узел. Вдруг, как вспышка в мозгу, он почувствовал строение его тела изнутри — увидел все нервные импульсы так четко, как не видел у пациентов людей, хотя учился этому всю жизнь.

— Тогда я найду другой выход, — Зорон убрал руку.

— Хорошо, — Арджан дернулся и расслабился, снова откидываясь назад, к своей стороне каюты. Гаркан потер подбородок и Зорон был готов поклясться, что он вот–вот улыбнется. Вся его поза, неожиданно расслабленная и довольная, говорила об этом:

— Я увидел твой предел, человек.

— Слушай, тебе обязательно постоянно говорить мне «человек»? От Кирстен это слышать не странно, она тень. А ты к другим людям тоже так обращаешься? К сапожнику например:

" — Человек. Почисть. Эти. Сапоги. Хоть это и слишком сложно для твоей расы. Все умрут. — С вас три бронзовика. — Тебе недолго осталось, человек… — Ладно, два."

Арджан издал странный рявкающее–рычащий звук. Зорон с непониманием уставился на него.

— Смешно, — пояснил тот, и Зорон оказался одним из редких счастливцев, которым удалось рассмешить гаркана. — Как тебя зовут то, врачеватель?

Зорон усмехнулся, отпил вари, закусил, и ответил. С трудом вспомнив. По имени к нему никто не обращался. Даже отец и тот звал Зороном, не давая сыну ни на секунду забыть, кто он такой.

— Дурацкое имя, — не оценил оказанную честь грубоватый гаркан. — Эй, эй, не возмущайся, Зорон, — ответил явно развеселившийся Арджан на гневный взгляд собутыльника.

— Зато короткое, — хмыкнул тот, вливая в себя остатки чудного напитка. — Настойка кончилась.

— Ты недооцениваешь меня, человек–доктор — Зорон, — гаркан встал, и жестом лицедея отбросил подозрительно приподнявшийся в одном месте матрас. Под ним обнаружились шесть пыльных бутылок, мутно отблескивающих зеленью на тусклом свету.

Эйлин подготавливала седло Эхо к перелету туда и обратно, меняла разорванный в бою ремень под животом драконши. Кирстен помогала ей, правда сил ослабевшей от голода тени хватало только на помощь чисто символическую: подержать что–то, поднести. Ну и, конечно же, развлечь разговором.

— Вот так я и оказалась на корабле, — закончила свой рассказ тень, описывая каким образом подкараулила Зорона второй раз. — Не понимаю, и зачем Шел назначила меня главной? Я все испортила…

— Ты–то все правильно сделала, — Эйлин вздохнула, натягивая на себя ремень только левой рукой, дракон упиралась в нее плечом, помогая в затяжке. — Это я сглупила. Не надо было подставляться перед Кирсоем, зря мы вообще туда пошли… Но я так хотела посмотреть в глаза этой твари!.. Ой, прости, Кирстен! Тебе, наверное, тяжело сейчас, ну после всего этого?

Тень покачала головой