Вкус миндаля на губах — так всегда бывает, когда начинается слияние.

Эхо расправила обе пары крыльев и тяжело взмахнула ими, отрываясь от поскрипывающей и качающейся под ней палубы.

Дракон–чужак пока не проявлял агрессии к людам и гарканам, он летал вокруг корабля и отчаянными скрипучими воплями пытался дозваться до соплеменницы. Но Эхо ответила лишь коротким гулким рыком, смысл которого был понятен и без знания драконьей речи:

«Уходи!»

По телу эйры волной разлилось тепло, и ощущение собственных рук, ног и пальцев стремительно размывалось. Теперь у них с Эхо на двоих было четыре ноги, четыре руки, четыре крыла и шесть глаз: дракон распахнула вторую пару очей, таких же ярко голубых, с круглыми хрусталиками как и первые, и теперь белокурая Безымянная могла видеть мир не только своими глазами, но и зрением крылатой напарницы. Внешне слияние не было заметно, разве, что движения всадницы и её драконши стали безупречно синхронными, так словно два существа слились в одно.

Впрочем, это действительно так и было.

Теперь Эйлин понимала, что пытается донести дракон — Эхо перевела ей смысл рыков и рева, разумеется, не словами — слияние разумов, эйрийского и драконьего было не настолько полным, да и конструкция языка, свойственная человекоподобным, была недоступна драконьему пониманию, так что дракон просто передала девушке рваные образы, щедро сдобренные болью чужака. Он был испуган, не понимал, что происходит, передавая соплеменнице голосом поток своих спутанных мыслей, воздух был ему непривычен, чужд и разрывал легкие, он дышал судорожно и рывками, а цвет неба и гор вокруг сводили с ума. Единственная отправная точка, то, что мешало ему обезуметь окончательно, была дракон, соплеменница — его расы, его вида, но он не мог понять, отчего на ней седло, почему она гонит его, и кто все эти копошащиеся двуногие, что бегали и кричали на непонятной, большой и оттого угрожающей штуке.

Дракон издал еще один рык и камнем упал вниз, на судно, посчитав его главной угрозой и для себя, и для Эхо. Вредить драконше он не хотел, напротив, пытался освободить от странного влияния этих непонятных двуногих животных, что выглядели под стать причудливому, ненормальному пейзажу вокруг.

Эйлин и Эхо слитые в одно целое среагировали мгновенно, дракон кинулась наперерез сородичу, сложив крылья и в свободном падении меняя цвет, будто окунаясь в невидимое море новой краски.

Черная печаль, когда дракон и всадница обнаружили обвал и вышедшие наружу капсулы с мертвыми драконами, и одну пустую, сменились на алый гнев, когда один выживший все же обнаружился. Теперь же, бока драконши стремительно покрывали бежево — золотистые разводы, Эхо согласилась с решением своей всадницы, дракон опасен, его следует убить, тем более смерть его, разбуженного слишком быстро и неправильно, была неминуема. Решимость — вот, что теперь выражало все её изящное и гибкое тело. Дракон живым снарядом сбила противника с пути, он с грохотом свалился на уступ невдалеке, ошеломленно хлопая крыльями и барахтаясь, перевернутый на спину.

Когда дракон вцепилась в несчастного соплеменника, не давая ему встать, Эйлин, поняла, что в этой схватке на камнях будет перемолота в кашу, вывернула носки, освобождая сапоги от креплений, и скатилась со спины Эхо. Слияние не разорвалось, но ослабло, Эйлин все еще чувствовала все, что ощущала её напарница, но уже не могла смотреть через глаза драконши.

Запах гниющего тела и тухлых яиц колючим комком встал в горле эйры, когда клубок из сплетенных драконьих тел, с рыком и шипением покатился мимо нее по каменному склону, Эйлин закашлялась, и вдохнула полной грудью горного свежего воздуха, чтобы отдышаться от этой вони.

Тело дракона разлагалось заживо, источая невыносимую вонь, стоит всего немного задержать его, чтобы бедняга не повредил никому в предсмертной агонии, и он сам тихо скончается. Девушка вытащила левой рукой из –за спины длинную трубку и тряхнула ее, из обеих концов тонкого «посоха» выскользнули длинные лезвия. Как хорошо, что Эйлин в свое время долго упражнялась, чтобы владеть оружием обеими руками, ведь правая, рабочая, была у нее сломана тем странным тенью, и еще даже не начинала срастаться, плотно сжатая твердым рукавом драконнерской формы.

Благодаря обезболивающему, которое Эйлин ввела себе с утра, боли она не чувствовала, но рука безвольно обвисла, ровно наполовину лишая её маневренности.

К счастью Эхо чувствовала только боль напарницы, бесчувственность руки, на драконше никак не сказалась.

Хоть и меньше своего противника, но значительно сильнее его, Эхо теснила крылатого смертника к краю обрыва, тот неловко хлопал крыльями, обдирая их об острые камни, но взлететь ему не давала драконша.

Нужен всего один удар, точный удар в место под челюстью, и мучениям несчастного придет конец.

Эйлин последовала за ними бегом, прикрыв рот и нос от поднятой драконами пыли, уверенная, что капитан уже увел корабль с опасного места. Пара драконов, извиваясь и переливаясь всеми оттенками страха и гнева, рычали и боролись, все ближе и ближе продвигаясь к обрыву. Рокочущему грохоту и рыку эхом вторили горы, мелкие белые птицы, вспугнутые со своих гнездовий, кружили рассерженной стаей на безопасной высоте, добавляя к общей какофонии звуков еще и свои истошные крики.

Сквозь гам и вопли, Эйлин даже своим великолепным эйрийским слухом, не услышала крики с корабля. Послышался громкий хруст осыпающейся породы, и драконы исчезли в провале, скатившись с обрыва в пропасть. Не успела!

Эйлин раздосадованно фыркнула, на ходу убирая комму¹ за спину.

Ожидаемых хлопков крыльев она не дождалась, и подбежала к краю скалы. В этот момент прозвучал оглушительный треск, в грудину ей словно булыжник швырнули, девушка охнула, согнулась, но ощущение быстро прошло. Все резко затихло.

Ну, кроме птиц, конечно.

Девушка вздохнула, раздосадованно постучала ладонью по лбу, и посмотрела вниз, уже не сомневаясь в том, что увидит. Красный дракон, медленно бледнея, будто выцветая на солнце бился в судорогах на разгромленной палубе корабля. Грот мачта треснула, парус печально обвис, корабль медленно и плавно опускался все ниже и ниже. Эхо держала соплеменника за горло, под челюстью, прижимая его весом своего тела, крылья дракона тряслись, то раскрывались, то закрывались, будто сломанный зонт. Через пару минут все было кончено. Эйлин вздохнула и начала спускаться по неровным каменным уступам, испачканным пометом тех самых белых птиц.

Шел такому повороту не обрадуется. Однозначно.

Перед глазами Зорона белесым хороводом плыли пятна. Уши заложило, топот и крики он слышал, будто сквозь воду. Состояние полной невесомости и безвременья, абсолютная беспечность. Вокруг бегали, суетились, а он лежал себе тихо, спокойно и было ему на удивление хорошо. Хоть и твердо.

Кто–то говорил, тряс его за плечо, хлопал по щекам. Запах…Такой пыльный, словно в старой кладовке. Так пахла Кирстен, Зорон наконец смог определить этот тонкий, еле заметный аромат. К белесым пятнам добавилось ярко–алое, сквозь пелену в глазах он видел, как Арджан навис над Кирстен, слышал отзвук его гневного рыка.

Так, пора приходить в себя. Зорон приказал телу очнуться, и на удивление, оно сразу меня послушалось.

Вдох.

—…левой рукой! — громыхал на несчастную с потерянным взглядом Кирстен здоровенный гаркан.

Доктор встал. И тут же ощутил ровно тот «приятнейший» букет ощущений, который его и вырубил: боль, отчаяние и отравление, щедро приправленные гневом — но уже издалека, вполне терпимо. Оно пульсировало, отдаваясь тошнотой и мигренью. Зорон старался поскорее справиться с этим. Дракон, не дракон — потом можно разобраться.

— Так, — сообщил миру он, пошатываясь. К счастью корабль тоже покачивало, так что они вошли в резонанс, и доктор двигался почти ровно. Он стал между гарканом и тенью ровно за секунду до того, как Арджан попытался её схватить, явно не из резко проснувшихся дружеских чувств.

— В… чем проблема? — вытолкнул Зорон из себя, постаравшись отделить слова от содержимого желудка, и удержать последнее.