– Арнольд, раньше вы ни разу не баллотировались ни на какие государственные посты. Почему вы решили, что готовы управлять крупнейшим штатом страны?

– Это прекрасный вопрос, но, знаете, еще уместнее будет спросить, может ли крупнейший штат страны позволить себе и дальше двигаться тем же маршрутом под управлением тех же политиков, которые сами и завели нас в этот бардак.

Это похоже на дзюдо. Не нужно противодействовать усилиям людей, которые вас недооценили. Нужно использовать их усилия против них самих – взять в захват, развернуть и вышвырнуть за пределы ковра. Отфутболить их гнилые разговорчики прямо в помойку, где им и место.

Сами того не понимая, критиканы и газетчики своими надменными вопросами до дебатов преуспели в одном: до предела облегчили мне задачу. Все, что они сделали своими примитивными высказываниями, – снизили планку того, какое впечатление я должен произвести на избирателей, чтобы они сочли меня реальным кандидатом на губернаторский пост. Ко дню дебатов, казалось, мне достаточно будет появиться трезвым и не заснуть – и я уже оправдаю ожидания журналистов.

Я задумал поставить газетчикам шах и мат. Дебаты скатились в хаос, кандидаты принялись огрызаться друг на друга через странный V-образный помост, а я при каждом вопросе модератора и каждой саркастической фразе оппонентов сворачивал дискуссию к теме лидерства, добавлял какую-то идею из своей программы и сдабривал какой-нибудь уместной шуткой – для полноты картины. Арианна Хаффингтон не воодушевилась тем, что у меня есть для нее роль в «Терминаторе-4». Круз Бустаманте[13], когда я назвал его «сиквелом Грея Дэвиса», тоже не обрадовался. Тем вечером мне важно было показать: я – внимательный слушатель, умелый коммуникатор, боец и патриот, который видит, что пришло время отдавать долги и на первое место ставить интересы калифорнийцев. Если коротко, моей целью было показать избирателям, что я – противоположность всем тем и всему тому, что вообще довело нас до внеочередных выборов.

И у меня получилось.

Накануне дебатов меня одобряли примерно 25 % опрошенных. В день выборов, спустя ровно две недели, я получил 48,6 % голосов – 4,2 млн сторонников. Более чем на 300 000 больше, чем собрали два следующих за мной кандидата, вместе взятые!

Люди отказывались в это верить. После выборов медиа по всей стране печатали статьи о моем стремительном взлете. Только вот я никуда не взлетал. Я часами готовил выступления, репетировал шутки, раз за разом повторял тезисы, пока не выучил их назубок, и бросил все свои силы на обдумывание мер, которые считал наиболее важными для будущего Калифорнии. Иначе говоря, я был тем же, кем всегда. Это остальные наконец выросли до моего уровня, поняв, насколько они меня все это время недооценивали.

Это произошло 10 ноября 2005 г. Я два года проработал на посту губернатора Калифорнии – и обделался на объявленном вопреки многим советам референдуме, желая представить избирателям четыре своих инициативы, которые никак не мог ни на дюйм продвинуть в законодательном собрании. Сразу же после голосования я сказал репортерам на брифинге в Капитолии: если я задумал что-то важное и хочу увидеть результат, то бываю нетерпеливым и упрямым.

Кампания вышла жесткой. Мы истратили кучу денег. Мы бодались с кучей народу – и публично, и кулуарно. Пресса освещала это бодание без сочувствия. Мой рейтинг доверия упал до 33 % – ниже, чем был в Калифорнии у Джорджа Буша – младшего, а это, как-никак, показатель. При перевыборах на носу, предрекали аналитики, непонимание политического пейзажа перечеркнет для меня следующий губернаторский срок.

Калифорнийцы избрали меня, чтобы взорвать ситуацию и потеснить лоббистов, задававших тон в Капитолии. И вот что они мне передали теперь, через ящики с бюллетенями: «Эй, Шницель, мы тебя посадили работать, а не сваливать работу на нас». И теперь, на брифинге, обращаясь через журналистов и телекамеры к 35 млн своих избирателей, я постарался четко сказать: их послание я получил и отлично понял.

«Я несу всю ответственность за этот референдум, – заявил я. – Все последствия провала беру на себя. Я крайний».

Рядом стояла моя команда. Предыдущий день мы провели вместе: доклады, разбор результатов, погружение в смысл итоговых цифр. Последние удручали: три из четырех инициатив не прошли с двузначным разрывом. Не по вине моих людей – я им так и сказал. Перед тем как выйти к прессе, я провел несколько часов за деловым завтраком с первыми лицами сената и законодательного собрания штата. В меню было глумление с гарниром из «а вам говорили», и я съел свою порцию того и другого. Пять месяцев назад, объявляя референдум, я совсем иначе представлял себе этот выход к микрофонам и принятие ответственности за итоги.

Представьте себя на секунду на моем месте. Как вы думаете, каково мне было? Стоять перед моими противниками и перед людьми, что верили мне безоговорочно, перед всем штатом, перед всей, наконец, страной – и признавать, что я наломал дров. Ошибся. Напряг кучу народу и сам виноват – больше никто.

Вы, наверное, удивитесь, но мне вовсе не было трудно. Конечно, взять на себя ответственность за итоги референдума (да, по совести, и за сам его факт) неслыханно для политика высокого уровня. А для меня – обычно. Я не убегаю от ответственности. Я не отрекаюсь ни от себя как личности, ни от всех своих поступков, успехов и провалов. И это был просто очередной повод признать, что решение оказалось неудачным, и не отмахиваться от неудобной правды. В первую избирательную кампанию меня спросили, случалось ли мне употреблять марихуану. В отличие от некоторых других политиков я не стал юлить: «Да, курил. И затягивался». Какие-то журналисты откопали мое безумное видео, снятое для Playboy во время карнавала в Рио в начале 1980-х, – и я не пытался ни отказываться, ни оправдываться, а просто сказал: «Веселое было времечко!» Это же правда.

Зачем врать? Какой в этом смысл? Одна из главных причин, по которым люди голосовали за меня, – я не типичный политик с фальшиво-безупречным фасадом. Я нормальный человек, которому нравится получать удовольствие. Зачем притворяться, что событий, которые привели меня туда, где я есть, и сделали тем, кто я есть, не было? Зачем продавать историю какого-то незнакомца?

Подумайте: ради чего стараться быть кем-то другим? Убегать от подлинной истории своей жизни, которую вместо вас расскажут посторонние? К чему, по-вашему, это приведет? Могу сказать сразу: ни к чему хорошему. Примите себя! Признайте свою историю! Даже если она вам не нравится. Даже если она дурна, если вам за нее стыдно. Если вы, пусть и с самыми благими намерениями, убегаете и прячетесь от своего прошлого, отказываетесь от собственной истории и пытаетесь выставить на обозрение другую – выглядеть вы будете жалким мошенником. Или, хуже того, политиком.

Так что взять на себя ответственность за референдум мне было несложно. Как иначе, если я все еще хотел воплотить то видение будущего Калифорнии, с которым решил избираться в губернаторы? Если бы я не вышел, не объяснил, что произошло, почему так произошло, кто виноват, что теперь изменится и как мы будем действовать дальше, если бы я первым не заполнил пустоты, всё объяснили бы мои противники и журналисты – в своем духе, исказив мои идеи, прибегнув к словам людей, чье видение, надо думать, расходится с моим.

Так что же именно произошло? Как ни смешно, я не смог как следует рассказать историю. Не сумел продать ценности, заключенные в моих инициативах, и прочно связать их с моим видением Калифорнии. Мне не удалось донести до людей суть каждого из предложений, которые я выставил на голосование. Почему не удалось? Я перегнул с агрессией. Уходил в технические детали. Полагал, что люди знают, о чем речь, или хотя бы выяснят, ведь эти важные вопросы напрямую касаются их жизни.

Ну и пролетел же я с такими представлениями о клиенте! Колеблющиеся умеренные избиратели, которых и нужно было убедить, вообще не поняли, как связаны с их жизнью испытательный срок для учителей и ограничение расходов в бюджете штата. Обязанности профсоюзов и их участие в политике. Даже реформа округов не нашла отклика. С ней я дал маху в том, что говорил о технических деталях, вместо того чтобы объяснить: перечертить границы нужно, чтобы деление на округа соответствовало расселению людей, а власть перешла от политиков к гражданам.