— Связь с командованием есть? — Уточняю на всякий случай.

— Связи нет. — Хмуро отвечает контрразведчик.

— Плохо… — Негромко проговорил я, так, чтобы слышал только Врубель.

— Не всё так однозначно. — Вдруг улыбнулся контрразведчик. — Буквально несколько минут назад я узнал, что на разгромленной германской батарее пехотинцы смогли утащить радиостанцию. К сожалению, опытных радиотелеграфистов с нами нет, но может быть что-то из этого и выйдет?

После полученной новости о наличии радиостанции, настроение стало резко подниматься — пусть это была единственная положительная новость, но она быстро распространилась среди личного состава моей подвижной группы и остатков резервного пехотного батальона (с моего попустительства), что буквально сразу же повысило боевой дух всего наличного личного состава.

Тут же выяснилось, что в самой деревушке есть связь — а я и не обратил внимания на обычные деревянные столбы линий электропередач.

Судя по всему (информации, полученной от личного состава резервного пехотного батальона и немногочисленных местных жителей), километрах в пяти к северо-востоку расположилась небольшая железнодорожная станция. Вот с ней мы и попытались связаться. И, что характерно — связались.

Я даже в трубку телефона успел сказать пару слов прежде, чем услышать немецкую речь:

— Hallo! Hallo! Polen? Wartet auf uns! Wir kommen bald zu Ihnen![7]

После чего по ту сторону послышался гогот нескольких мужских глоток и связь прервалась.

Ситуация начала резко проясняться — похоже, немцы уже обошли наши позиции. А это значит, что удерживать данный населённый пункт бессмысленно!

Примерно к таким же мыслям пришёл и Врубель:

— Здесь находиться бесполезно. — Также негромко, чтобы услышал я, проговорил контрразведчик. — Нужно отходить на восток, на соединение с нашими частями.

Я был согласен с контрразведчиком, о чём тут же и заявил, подняв, правда, другой вопрос:

— Командование батальона погибло. Оставлять их всех здесь, считаю, глупостью. Поэтому, принимайте командование, пан майор!

Врубель ненадолго задумался, после чего кивнул — майорский чин для командира батальон подходил как нельзя лучше, да и в пехоте контрразведчик послужить успел, правда всего пару лет, на должности командира взвода. Вот только у меня и этого опыта не было.

Майор тут же «взял быка за рога» и начал раздавать указания — послал посыльных за командирами взводов и рот, а через полчаса, когда руководство было собрано в одном месте, коротко сообщил:

— Панове офицеры! На правах старшего по званию, принимаю командование над резервным батальоном.

Возражений не последовало. Контрразведчик продолжил:

— Сейчас, когда стало очевидно, что германские войска продвинулись дальше, я принимаю решение о прорыве на восток. Общее направление движения — Варшава. Уверен, что по пути к столице мы встретим наши линейные части и сможем влиться в их состав.

Немногочисленные офицеры, почувствовавшие «новую метлу», которая «по-новому метёт» слегка оживились и начали достаточно бойко отвечать на поставленные вопросы о наличии личного состава, боеприпасов и продовольствия в подразделениях. Отдельным пунктом был поднят вопрос о наличии раненых и всевозможных средств их транспортировки. А ещё через полчаса, наши «доморощенные связисты», копавшиеся с трофейной радиостанцией, наконец, сообщили, что смогли связаться со штабом армии «Познань».

Эта новость обрадовала каждого бойца, сержанта и офицера нашей многочисленной сводной группы.

Текст шифровать не получилось — шифровальщика среди нас не было, поэтому передавали открытым текстом, и, вскоре, после немудрённых проверок, получили подтверждение ранее данного майором приказа — пробиваться к Варшаве.

Обозначили и время выхода на связь.

Наше «совещание» пришлось прервать — немцы затеяли беспокоящий огонь. Судя по всему, било несколько орудий калибра около ста миллиметров. Переждав обстрел, и, так и не дождавшись немецкой атаки, вернулись к насущным проблемам…

Поручик Ян Домбровский

Я уже говорил, что контрразведчик Врубель неплохо влился в роль командира батальона? Нет? Тогда скажу! Опять же — реальный опыт командования взвода пригодился! Во всяком случае, команды из уст майора Врубеля посыпались, словно длинная пулемётная очередь из станкового Ckm wz.30, выпущенная опытным пулемётчиком — необратимо и кучно.

Описывать всё бессмысленно. Скажу лишь, что мне пришлось добровольно «понизиться» в должности — из командира подвижной группы (считай, сводной механизированной роты) в обычные командиры танкового взвода, причём, что характерно, усеченного состава. В наличии было всего три танка, вокруг которых столпились немногочисленные танкисты.

Стоило мне только подойти, как хорунжий Марек Станишевский — один из наших немногочисленных офицеров, вскинул руку к своему ребристому танковому шлему и коротко, но, по существу, доложил:

— Пан поручик! Вверенный мне взвод в составе девяти человек производит техническое обслуживание наличной техники. Всего на ходу три танка. В каждом по половине боекомплекта. Топлива, километров на сто по шоссе, и, около семидесяти по пересечённой местности!

Приложив руку к своему головному убору, задаю интересующий меня вопрос:

— Пан хорунжий, какой танк сможете выделить для меня?

Командир взвода замялся, слегка поскучнел, но коротко сказал:

— Сто второго забирайте! Я в сто четвертом буду!

В очередной раз поблагодарив хорунжего, я улыбнулся. Номер то у танка оказался мне знаком аж по двум художественным произведениям — по роману Януша Пшимановского «4 танкиста и собака», и, по одноимённому телесериалу шестидесятых или семидесятых годов. Правда, что в книге, что в сериале у героев был не лёгкий танк 7ТР, а средний Т-34: в книге с 76-мм грабинской пушкой, а в сериале — более поздняя модель, с 85-мм орудием, способным пробивать броню мощных германских «Тигров» и «Пантер».

Я подошёл поближе к обозначенному хорунжим для меня танку. Обычный 7ТР, с малокалиберной, 37-мм пушкой. С задней части башни — прямоугольная ниша под радиостанцию, точно такая же, как и на всех танках моего батальона…

Положив руку на броню танка, закрываю глаза и стою так минут десять, после чего, улыбнувшись, поворачиваюсь к экипажу. Оба танкиста мне немного знакомы: Мехвод — сержант Оскар Беднарски. Заряжающий — рядовой Патрик Кравчук…

Знакомство с членами экипажа не затянулось — меня все знали, как командира батальона. Мне же предстояло узнать каждого из бойцов поближе уже в бою.

Стоило об этом только подумать, как немцы начали минометный обстрел по позициям одной из рот. Экипажи и немногочисленные пехотинцы тут же разбежались по редким укрытиям, то и дело, опасливо поглядывая по сторонам.

Через десять минут после начала миномётного обстрела, гитлеровцы открыли огонь из лёгких полевых 105-мм гаубиц, которые, видимо, были переброшены на это направление с другого участка фронта.

Радовало одно — основной удар немецкие артиллеристы обрушили на уже известные им позиции, совсем недавно поспешно оставленные польской пехотой по приказу Врубеля. В этих окопах были оставлены лишь малочисленные наблюдатели, которые должны были лишь обозначать присутствие польских войск на позициях.

Нет, я теперь однозначно понимаю, почему немцы в первый период войны, буквально… «разматывали» всех и вся. Буквально через несколько минут после того, как раздались первые залпы германских орудий, в небе появились германские бомбардировщики в количестве девяти штук. Бомбили они с горизонтального полёта чем-то серьёзным. Во всяком случае, разрывы и воронки были огромные.

А пока мы пытались прийти в себя, вдруг выяснилось, что немецкая пехота уже на расстоянии броска до передовых траншей. Ясное дело, что немногочисленные наблюдатели, оставленные в передовых траншеях, не имели никакой возможности сколько-нибудь серьёзно замедлить вражескую пехоту…