Помимо «Маузера» и пяти уже заряженных в магазин патронов, в патронной сумке обнаружилось двадцать пять патронов россыпью. Приятным сюрпризом стало наличие в противогазной сумке сразу двух осколочных гранат. Это были оборонительные WZ-33 — визуально несколько похожие на привычные мне по фильмам и играм оборонительные «феньки» Ф-1. Такая же ребристая и немного вытянутая, только насечки другие и запал — совсем не УЗРГМ. А вообще, тоже неплохая игрушка — разлет осколков до сотни метров. Конечно, на этом расстоянии траву не скосит, но неприятностей добавить может.

Помимо взрывающегося и стреляющего, мне досталось и холодное оружие — малая пехотная лопатка и штык-нож к карабину. Между прочим — тоже весьма и весьма хорошее оружие в умелых руках!

Вскоре мы оказались на НП командира роты — того самого, что совсем недавно весьма вольготно попивал кофе из чудом сохранившейся фарфоровой чашки. Впрочем, чашка эта обнаружилась тут же — на потрёпанном жизнью и войной столике. Как и тарелка с разложенной на ней едой.

А вот подпоручика запаса, который должен был руководить ротой не было.

— Осмотри дом. Тут был наблюдательный пункт командира роты. С ним было пол отделения пехоты. — Коротко отдаю команду пехотинцу.

Солдат совсем не по-уставному кивнул, и, видимо, осознав свою ошибку, раскраснелся и споро нырнул в дверной проём.

Я же прильнул к окну и начал изучать обстановку, насколько это получалось сделать без бинокля.

А обстановка была, что называется, хреновая — это и мне, полному дилетанту в военном деле было понятно!

Немцы на рожон лезть не стали — особенно после выхода к своим моей бронегруппы через их боевые порядки — а поступили по-умному. Немецкий командир, как только получил по шапке, связался со своим начальством и вызвал парней из «Люфтваффе». Те же, в свою очередь решили отомстить обидчикам своих кригскамрадов и разбомбили всё, до чего позволил дотянуться наличный боезапас, не печалясь при этом, особо, если попадания авиабомб придутся на гражданские здания. Как говорится — «à la guerre comme à la guerre».

Плюсом к действиям авиации — немцы изготовились к броску и максимально сблизились с польскими позициями, пока польские пехотинцы в ужасе искали укрытия от авиации. Ну а дальше, когда поляки уже опомнились, вдруг оказалось, что было поздно — на одном из участков, который удерживала рота, на командном пункте которой я сейчас нахожусь, гитлеровцам удалось ворваться в траншеи.

С чего я это взял? А с того, как сам видел, что трое немцев в своей серо-зелёной форме «фельдграу» перевалили через бруствер и спустились в траншею!

И ведь это не последние «гансы», которые попытаются ворваться на польские позиции!

Будто бы в подтверждение моих мыслей, над бруствером замечаю сразу двух солдат Вермахта. Тут же вскидываю карабин и даже получается поймать на мушку одного из них, но сделать выстрел уже не успеваю — далекие фигурки в чужой форме уже скрылись в траншее.

Негромко выругавшись, устраиваю карабин на подоконнике и начинаю ждать. Буквально через несколько секунд, чуть в стороне от места, где только что в траншею ворвались вражеские пехотинцы, замечаю ещё одну фигуру в такой же форме, но уже с автоматом МР-38 в руках.

Быстро прицелившись, делаю выстрел, и… промахиваюсь! Карабин чужой — черт его знает, как это оружие пристреляно!

А вот немец глупостью заниматься не планирует — тут же ныряет в траншею, следом за своими боевыми товарищами, не желая становиться моей целью. Впрочем, и последующих двух немцев я тоже не убил — пытался приноровиться к оружию, волновался, ещё и страх появился, причём такой липкий и сильный, что…

Додумать я не успел — в стену за моей спиной впилась короткая пулемётная очередь.

Я зло выругался:

— Идиот! Тормоз! Тупень! Долго на одном месте торчишь!

Повалившись на пол, в очередной раз передёргиваю затвор винтовки и начинаю перезаряжаться.

«Пять выстрелов сделал! И ни одного попадания!» — Пронеслась отстранённая мысль в моей голове. — «А ещё в армейском троеборье участвовал! И неплохо отстрелялся! Тьфу на тебя, пан поручик!»

Справившись, наконец, с карабином, на четвереньках переползаю в разрушенную комнату. Мой сопровождающий боец уже тут. А с ним ещё двое — оба из отделения, что «ненавистно поедало» своего начальника взглядом. У обоих винтовки — правда, на этот раз Мосинские.

— Занять позиции! Немцы рвутся в траншеи! Небольшая группа уже ворвалась на позиции! Нам нужно отсечь остальных!

Пехотинцы-резервисты, увидев офицера перед собой, слегка воспрянули духом и послушно начали занимать позиции. Вскоре открыли огонь. К сожалению, как и я — малоэффективный, судя по всему, так никого и не задев.

«Э-э, нет! Так у нас надолго патронов не хватит!» — Пробурчал я, отстреляв очередные пять патронов…

Поручик Ян Домбровский

Отстреляв очередную партию в пять патронов, и, забрав на тот свет, или ранив, а проще говоря — гарантированно поразив двоих немцев, я в очередной раз за сегодняшний день негромко выругался, поминая Бога, чёрта, снабженцев и Адольфа Гитлера.

Перезарядив карабин, с радостью замечаю, как рядом, в развалинах дома занимают позиции сразу несколько солдат, и, что самое важное, вооружены они были не только винтовками, но и станковым пулемётом! Несколько десятков секунд, и, подобрав позицию, Ckm wz.30 на треногу, и, зарядив ленту, открыли огонь короткими очередями.

Жить резко стало намного легче.

Тут же, будто бы в подтверждение моих мыслей, ко мне подбежал ещё один солдат, удерживающий в руках ручной пулемёт browning wz.28. Устроив «ручник» на разбитом подоконнике, молодой пулемётчик с лёгкой, едва заметной улыбкой на лице начал поливать короткими очередями в сторону немецкой пехоты, которая всё накапливалась перед польской траншеей и пытались просочиться внутрь.

«С такой плотностью огня можно жить!» — обрадовался я, после чего повернулся к пулемётчику:

— Кто старший? Какое подразделение?

Из-за грохота, царившего вокруг молодой солдат услышал меня не сразу, но, как только он понял, что я от него хочу, боец махнул рукой в сторону «станкача» и закричал:

— Пан сержант за пулемётом!

А номер подразделения солдат так и не назвал. Впрочем, его ответ меня удовлетворил.

Короткими перебежками я добрался до станкового пулемёта, за первого номера которого действительно был сержант. Немолодой, в потрёпанной форме, в покрытом пылью шлеме на голове и в такой же пыльной плащ-палатке. Своим видом этот унтер-офицер просто излучал уверенность в своих действиях и заряжал ей всех вокруг.

— Пан сержант! — Кричу в его сторону я. — Поручик Домбровский! Принимайте командование этим участком!

Пулемётчик даже не взглянул на меня и лишь что-то прокричал в ответ — очередная пулемётная очередь не позволила мне прослушать, что же именно он попытался ответить. А я успокоился. Наверное, понял, что этот участок прикрыт пусть и небольшим, но кусачим подразделением с надёжным командиром.

Ещё несколько минут я потратил на поиск своего сопровождающего — с ним мы быстро вернулись к оставленным в тылу танкам и застали что-то отдаленно похожее на полевые командный и перевязочный пункт.

Майор Врубель стоял напротив чудом сохранившегося массивного обеденного стола, на котором лежала обычная армейская карта. На этом же столе стояло сразу два полевых телефонных аппарата, возле которых суетился один из бойцов.

Контрразведчик, увидев меня несказанно обрадовался и тут же начал вводить в курс дела:

— Заслоны установили. С северо-востока оборону заняли уланы. Всего тридцать две сабли при трёх ручных пулемётах и двух противотанковых ружьях. С юго-востока, сводная рота. Восемьдесят человек. Без пулемётов. Там командует поручик Соснковскй, из сапёров. По фронту занимают позиции остатки двух рот. С флангами есть связь по полевым телефонам, а с центром устойчивой связи нет. В резерве остались танки, отделение из третьей пехотной. Спешно формируются два сводных взвода. Большой некомплект по офицерам. Боеприпасов, минут на десять боя.