Снаряды и патроны мы не экономили, смысла в этом не было.

Пара минут потребовалась на то, чтобы «заткнуть» пулемётчиков противника. Ещё несколько минут ушло на подавление организованного сопротивления, после чего, по очередной команде, танки, а вместе с ними, и, грузовики, рванули вперёд.

Конечно, мы не всех немцев перебили. Было их там несколько десятков человек. Но десятка два, должны были обзавестись новыми земельными участками. А остальные… Остальные действовали каждый в меру своей патриотической и боевой подготовки. Кто-то стрелял нам вдогонку из своего карабина, а кто-то побежал и был сражен пулями танковых пулемётов и пехотинцев танкового десанта.

Проскочив очередное препятствие, вырвались на оперативный простор, или, проще говоря, выскочив из-за очередной лесопосадки, оказались в поле. На этот раз, намного большем, чем до этого. Я вдалеке даже домики заметил. Часть из них, кстати, горела.

И что характерно, на этот раз мы оказались за позициями немцев!

Вот только тут нас уже ждали!

Пехотинцы наскоро вгрызались в землю. Дорогу караулили сразу несколько броневиков, к счастью, пулемётных.

Как и всегда на войне, началась вакханалия.

Радовало, что серьёзный калибр орудий только у нас, поэтому, спустя несколько минут, на поле уже дымно чадили, разгораясь три германских бронеавтомобиля. Ещё два, не приняв боя, куда-то быстро ретировались.

Собственно, на этом наша удача и закончилась.

Вот как мне сквозь пусть одну-единственную, ещё не готовую, но всё-таки линию окопов проводить грузовики с ранеными? Сколько вот перед нами немцев? Рота? Две? Полнокровный батальон? Если батальон — дело плохо, у них могут быть и противотанковые пушки.

Накаркал!

Откуда-то слева, с той стороны, куда отошли два оставшихся германских бронеавтомобиля, в нашу сторону открыли малокалиберные орудия.

Стоять на месте нельзя. Короткая команда — вперёд, и, дальше, кому как повезёт!

— Механик, не останавливаться! — Не своим голосом кричу в танковое переговорное устройство.

— Слушаюсь! — Отзывается танкист.

Несколькими поворотами маховиков, разворачиваю в сторону вражеских орудий башню и начинаю один за другим посылать в ту сторону осколочные снаряды. Толку от этой стрельбы немного — стрелять приходится на ходу, в прицеле скачет небо и земля, несколько раз я приложился лбом о прицел — но, была надежда, что таким образом удастся хоть чуть-чуть сбить прицел противнику!

А механик-водитель — молодец! Постоянно менял скорость, бросал машину из стороны в сторону, делая всё, чтобы сбить прицел вражеским наводчикам. Несколько раз мне даже казалось, что я вижу, как прямо в меня летит вражеский снаряд, но машина резко меняла направление движения, и, всё обходилось!

Не стоит думать, что я один умный и могу что-то придумать в этом мире! Командир одной из машин, открыл, вдруг, люк своей башни и высунул наружу руку с зажатой в ней дымовой шашкой. Хуже всего, что ветер дул не в нужную нам сторону, и, густой чёрный дым не мог скрыть нас от артиллеристов противника. Это понял и экипаж танка. Смельчаки изменили направление движения и увеличили скорость, стараясь прикрыть нас от противника дымовой завесой. У них почти получилось, но в самый последний момент танк вдруг дёрнулся и застыл. Спустя несколько секунд в него тут же врезалось сначала два, а потом ещё три снаряда.

7-ТР загорелся как спичка. Боевую машину так никто и не покинул.

Несколько раз сильно «тряхануло» и мой танк.

— Германские окопы прошли! — Обрадованно сообщил в танковое переговорное устройство механик-водитель.

В его голосе, искаженным оборудованием чувствовалось облегчение. Он понимал, что остался последний рывок, какой-то километр с небольшим, и, мы окажемся среди своих!

Лицо заряжающего также засветилось улыбкой. У него словно открылось второе дыхание, он даже снаряды стал заряжать в два раза быстрее.

А я… Я устал.

Горло першило. Лоб саднил. Ещё и пот глаза заливает!

В очередной раз протерев глаза от пота, кручу маховики наводки орудия. Башня, благодаря усилиям электропривода плавно поворачивается на месте, как вдруг… Мощный удар.

Танк дёрнулся и резко остановился на месте.

Меня отбросило вниз.

Ещё один удар.

Что-то больно ожгло лицо.

Неважно!

Поворачиваюсь в сторону и вижу тело молодого парня — заряжающего моего танка. Оно неестественно скукожилось, прижавшись к стенке боевого отделения. И… у… танкиста не было головы.

Ком, подкативший к горлу, едва не вырвался наружу.

С трудом удалось сдержаться.

— Покинуть машину! — Не слыша своего голоса кричу я, после чего отсоединяю разъём от танкового переговорного устройства, и, открываю верхний люк.

Припадая к броне, стараюсь скрыться от вражеских стрелков бронёй. Удается слабо — несколько раз по броне защёлкали рикошетирующие пули.

Неприятно. Но неважно.

Спрыгнув на траву, тут же ложусь и стараюсь прижаться к земле.

На то, чтобы отдышаться времени нет.

Ещё и пот заливает лицо. Ничего не видно.

Мысленно выругавшись, ползу вперёд. Сейчас нужно отползти от застывшей боевой машины.

Через несколько десятков секунд слышу рядом тяжелое сопение.

Останавливаюсь и протираю грязным рукавом комбинезона лицо. С радостью замечаю рядом с собой двоих — своего механика-водителя и капрала из бойцов танкового десанта, что был на броне во время последнего боя.

— Где остальные? — Задаю вопрос капралу.

Солдат лет двадцати пяти, низко прижимая голову в защитного цвета стальном шлеме, докладывает, а сам смотрит на меня так, осуждающе:

— Всех побили. И сержанта… И ребят…

Пот вновь заливает глаза. Вновь сложно видеть, что происходит вокруг. В очередной раз вытираю лицо грязным рукавом. Несколько липких капель упало на ладонь.

— Ползком, подальше отсюда! — Отдаю команду, и, наблюдаю, как оба солдата спешат удалиться от поврежденного танка.

Перед тем, как начать ползти за ними, слегка приподнимаю голову над травой и пытаюсь осмотреть происходящее вокруг.

Судя по всему, от незаконченной линии германской траншеи мы умудрились отойти метров на триста ил четыреста. Позади, помимо сожженных германских бронеавтомобилей застыли два горящих танка — один из них, мой. Три других 7-ТР, маневрируя на поле, вели артиллерийскую дуэль с противотанкистами противника, отвлекая их внимание на себя, а грузовики… Грузовики мчались к занятой поляками деревеньке.

— Твою мать! — Громко выругался я, когда в очередной раз рядом со мной появились фонтанчики земли. Судя по всему, немецкие пехотинцы заметили меня, и теперь сделают всё, чтобы отыграться за весь сегодняшний день и уничтожить меня.

Поручик Ян Домбровский

В своё время, в интернете я наткнулся на одно интересное наставление. Название я уже не припомню, но в нём подробно описывались различные способы передвижения военнослужащих: от парадного марша, до ползанья по-пластунски. Изучил я это наставление, кое-как — дурак был, знал бы, что пригодится, то обязательно вызубрил бы всё так, чтобы от зубов отскакивало, как и многие другие наставления и уставы. Но не об этом сейчас…

Так вот, как-то так само-собой случилось, что кое-что из этого наставления мне запомнилось. А именно — переползание по-пластунски. Там было всего несколько пунктов, доходчиво объясняющие, что и как нужно делать военнослужащему. Даже самому тупому и физически неподготовленному.

Вот именно этому наставлению я и старался следовать, вспоминая когда-то прочитанные в прошлом-будущем пункты и негромко повторяя их про себя:

— Первое, — Начинал бубнить я. — Лечь на землю плотно, взять оружие за ремень у верхней антабки и положить его на предплечье правой руки.

Конечно, в наставлении, написанном через несколько десятилетий после этой войны упор делался на среднего солдата-срочника, зачастую не обладающего сколько-нибудь развитыми умственными способностями. В общем — советские наставления, это то, что мне нужно. Вот где вы ещё найдёте человека, который зная, что война начнется всего через полгода, вместо того чтобы свалить подальше от боевых действий, решил остаться неизвестно ради чего? Вот как назвать такого человека? Идиотом — это точно. Особенно, если учитывать тот факт, что оказался он в армии, которая весьма недружественно относится к армии его родной страны.