После того, как Тереза ушла, пришлось менять квартиру. К счастью, на помощь пришёл начальник штаба танкового батальона, капитан Анджей Завадский, который, как оказалось, снимал меблированную комнату в доме неподалеку. Его хозяйка, дородная женщина лет сорока, ещё одному постояльцу-военнослужащему оказалась весьма рада и тотчас выделила в моё пользование маленькую комнатку в мансарде на втором этаже. Времени по месту проживания я проводил крайне мало: возвращался, обычно, к десяти вечера, принимал горячую ванную и ложился спать, чтобы встать к семи, выпить прекрасно сваренный квартирной хозяйкой кофе и позавтракать изумительно приготовленой яичницей, и, как правило в отличном настроении, отправиться к себе на службу к восьми утра.

К моему удивлению, после перестрелки, устроенной на квартире у германских разведчиков, меня не затаскали по допросам, а у моему огромному удивлению лишь просто опросили, правда заставив пару раз очень подробно описать всё произошедшее в квартире, после чего, без всяких формальностей попросту отпустили. Показав, правда, перед этим докторам. Все-таки, эти последние приключения меня немного пошаркали — след от пули, выпущенной Робеспьером, отчётливо был заметен в районе правого виска. К счастью, серьёзно я не пострадал — ободрали лишь немного кожу, да крови натекло немного. Хуже всего было от лёгкой контузии — слегка подташнивало и начинала кружиться голова от резких движений. Поэтому некоторое время пришлось походить с повязкой на голове. Кроме того, на висках появились едва заметные седые пряди. А так, в общем — легко отделался.

С паном генералом Кутшебой, за последние две недели августа я виделся всего один раз — когда делал ему доклад о ходе подготовки личного состава батальона. Генерал, который, возлагал на свои немногочисленные танки особенную надежду, придавал огромное внимание всему, что происходило в батальоне…

Приказ о приведении армии «Познань» в боевую готовность пришёл с рассветом тридцать первого августа. Уже в шесть часов, вся техника танкового батальона была готова к движению: баки бронированных машин и вспомогательного транспорта были залиты под пробку, а боевые укладки заполнены под завязку. Самой большой проблемой оставались топливозаправщики. Их было всего пять штук. Конечно, к ним были заказаны дополнительные прицепы-топливные бочки, но сильно повысить запасы этим не получилось. Поэтому мною было принято решение, на каждый танк и танкетку загрузить дополнительно по двухсотлитровой бочке с топливом или маслом. Расходовать, конечно, в первую очередь, предстояло именно их, экономя топливо, находившееся в топливозаправщиках.

В девять часов утра, на мотоцикле с коляской, в сопровождении двух вооружённых солдат, прибыл офицер фельдъегерской службы. Закончив все формальности с подписанием и передачей бумаг, он протянул мне два конверта. Один из них следовало вскрыть сразу. Изучив полученный приказ, я тут же довёл его до всех присутствующих в моем кабинете офицеров батальона.

— Панове офицеры! Получен приказ из штаба армии! Нам предписано немедленно совершить скорый марш в район города Калиш. Сосредоточить батальон у отметки… не позднее двух часов ночи, первого сентября. Соблюдать полное радиомолчание…

Среди офицеров послышались короткие смешки, посылаемые в адрес адъютанта батальона подпоручика Мруза.

— Юлиан, тебя это касается в первую очередь! Я понимаю, что ты у нас весельчак, любишь развеселить танкистов на марше, но чтобы я больше не слышал твоих анекдотов в эфире! Похабных, в том числе!

Вновь раздался нестройный смех, который вскоре затих. Я же продолжил:

— Судя по всему, это не очередные манёвры, а война! Поэтому каждому из нас требуется предельная собранность и внимательность!

Офицеры оживились. Все прекрасно понимали, что Европа снова стала похожа на пороховую бочку, как перед Великой Войной.

— Пан капитан, — обратился я к Завадскому. — Подготовить маршрут следования к городу Калиш.

— Слушаюсь, пан поручик! — Приложил руку к форменному берету начальник штаба.

— Подпоручик Маршалек! — Офицер разведки и тактики батальона вытянулся по стойке смирно и стал похож на натянутую струну. — Пойдете передовым дозором. Берете все приданные бронеавтомобили. Ваша задача, разведать дорогу. Связь посыльными, на мотоциклах. Выдвигаетесь через час.

— Слушаюсь! — подпоручик также откозырял, приложив руку к берету.

— Поручик Ольшевская, выделите радиста с радиостанцией подпоручику Маршалеку.

— Слушаюсь!

— Остальным, подготовить личный состав и технику к маршу. Если узнаю, что хоть одна машина не дойдет до пункта назначения — добьюсь перевода в другие части! Выдвижение батальона, через полтора часа! Разойдись!

Через полтора часа мы так и не выдвинулись. Все сборы закончились где-то часа через два: пока погрузили последнее имущество (дольше всех провозился штаб батальона и связисты), пока сформировали колонну, разместили людей… Хуже всего, что автомобильных тралов для перевозки танков у меня нет, и, следовать придется своим ходом, тратя драгоценный моторесурс.

Маршрут в сто пятьдесят километров, который в моем времени можно было проехать часа за полтора, нам удалось преодолеть часов за двенадцать. Без происшествий, конечно, не обошлось: пара грузовиков умудрилась пробить шины, на одной танкетке слетела гусеница, а один из лёгких танков 7ТР, едва не свалился с хлипкого мостика в небольшую речку-вонючку. К счастью, все проблемы удалось решить, не останавливая колонну.

По пути нас обогнали грузовики батальона капитана Галецкого, что не могло меня не радовать. Что война начнётся завтра — я знал. Как знал, что танки без пехоты воюют очень недолго. В общем, пан генерал Кутшеба готов был сделать все, чтобы реализовать фактор внезапности, который у него будет в первый день войны, пока гитлеровцы не ожидают от его армии активных действий.

Первые танки вошли в Калиш в районе десяти часов вечера. К счастью, в паре километрах от города, нас уже ждали провожатые в виде «войсковой жандармерии» на двух мотоциклах, которые и вывели мои танки через город в небольшой лесок, где уже группировались польские войска.

Конечно, глубоко в лес мы заезжать не стали — лишь скрыли машины на опушке леса, после чего приступили к их маскировке и обслуживанию. Тут же, неподалёку, приютился и батальон капитана Галецкого со своими автомобилями и немногочисленной артиллерией, а чуть глубже в лесу, расположились кавалеристы бригадного генерала Романа Абрахама, которые и несли караульную службу по охране нашего временного полевого лагеря.

Где-то в полночь, из города, в направление нашего лесочка двинулась артиллерия. При свете ночной луны было неплохо видно мощные трехосные грузовые автомобили «Шкода», тащившие на прицепе стопятимиллиметровые гаубицы. Судя по количеству грузовиков, следующих в сопровождении пары бронеавтомобилей образца 1934-го года и немногочисленных мотоциклов с колясками, я обратил внимание на отдельный гаубичный артиллерийский полк армии «Познань».

К часу ночи, когда артиллеристы уже скрылись в темноте, показалась очередная колонна войск. На этот раз — пехотная. Подойдя с несколькими офицерами поближе к дороге, я обратил внимание на ровные ряды пехотного батальона. Солдат было много. Шли они, как на параде. В хорошего качества, шерстяных мундирах, с новеньким, окрашенными в зеленый цвет касками, с карабинами Маузера на плечах, в коротких сапогах… Отдельной группой, во главе ротных коробок следовал офицер верхом на лошади. А чуть впереди, этаким треугольником, десяток всадников на белых конях. Главным среди них был, судя по погонам, майор. Следом за ним двигались несколько офицеров, горнист и пара бойцов сопровождения, должно быть, коневоды.

Увидев нас, офицеров в черных танковых комбинезонах и полевых беретах, которые вскоре будут сменены на ребристые танковые шлемы, майор направил свою кавалькаду к нам. Что сказать? Подскочили они к нам лихо. Также лихо командир батальона (а это оказался именно он), гарцевал перед нами на своем, белой масти, явно породистом жеребце. Вскинув к козырьку своей щегольской рогатывки два пальца, он представился: