А тут же, чуть в сторонке, расположился с десяток бойцов, которые со злостью смотрели на своего командира и жевали обычные армейские сухари.
Я мысленно ухмыльнулся — вот она, разница между армиями. В Красной Армии офицер бы поделился со своим солдатом. Ну, во всяком случае, в мемуарах советских регулярно было о том, что комсостав делился чем-нибудь со своими подчинёнными: там папиросу, тут банка консервов… Вот и выносили потом из боя раненых командиров, не бросали. А тут…
Вообще, в Войске Польском, в котором многое было создано по образцу и подобию армии Франции, всё было через одно место. Кормили плохо. Так ещё и офицеры должны были питаться отдельно от солдат. Нет, в своём батальоне, я, конечно, эту «заразу» победил. Хотя для многих было дико, как я, командир батальона, со своими подчинёнными из одного котелка супчик хлебаю… Но ничего, втянулись. Да и солдаты к офицерам стали получше относиться…
Опять же, танковые батальоны, раскиданные по взводам и ротам для усиления полков и дивизий — несусветная глупость, которая могла прийти на ум только французам. А бараны из польского генерального штаба взяли и скопировали! Хорошо хоть, пан генерал Кутшеба, адекватный, и, поверил мне, дал действовать на своё усмотрение. Хотя… В последних боях я был с малой группой, как раз взводом действовал. В общем — с ним тоже, не всё однозначно!
Пока размышлял о взаимоотношениях между солдатами и офицерами в Войске Польском, добрался до штаба сводного батальона, расположенного, максимально глупо — в самом большом здании.
Что меня удивило — так это обилие автотранспорта. Помимо «моих» грузовиков с мотопехотой из 3-й пехотной дивизии и немногочисленных танков, спрятавшихся среди домов, в каком-то беспорядке, перед зданием местной администрации (или как оно тут правильно называется), расположилось сразу четыре легковушки черного цвета с армейскими номерами. Чуть в сторонке — пара армейских мотоциклов «Sokol» без колясок.
Пока я осматривал окружающий пейзаж, меня окрикнули:
— Пан поручик?
Повернув голову, замечаю невысокого бойца в точно таком же танковом комбинезоне как у меня. Только на голове у него, вместо шлемофона был берет. В руках он нёс два алюминиевых ведра.
— Полные? — Спрашиваю я танкиста.
— Так точно, пан поручик! — Вытянулся он, опустив на землю свою ношу. А после чего негромко произнес. — А мы думали, что вы погибли…
— Как видишь, рядовой, я жив и невредим. Подскажи, лучше, майор Врубель в штабе?
— Так точно, пан поручик!
— Отлично! — Махнул рукой я, отпуская подчинённого и отправился к зданию, занятому местным штабом.
Танкист же, подхватив вёдра за ручки, быстрым шагом направился в сторону танков, и, вскоре, я услышал довольный крик:
— Панове жолнежи! Поручик! Поручик Домбровский вернулся!
Довольно ухмыльнувшись про себя, подхожу к крыльцу здания, чтобы тут же быть остановленным.
Улан, стоявший на часах у входной двери, отказался меня пропускать. На шум разборок пришёл разводящий в звании сержанта, который достаточно быстро изучил мои документы, и, чему-то улыбнувшись, пригласил проследовать за собой.
В штабе сводного батальона было малолюдно. Если не считать десятка солдат, который и нёс караульную службу возле штаба.
Голые стены, какие-то бумаги, шуршавшие под ногами — это всё, на что можно было обратить внимание.
Сделав всего несколько шагов, мы оказались перед дверью. Было слышно, что за ней о чём-то говорят, но разобрать было сложно.
Сержант деликатно постучал три раза, после чего открыл дверь и вошёл внутрь. Коротко доложил обо мне, после чего вышел и пригласил меня войти в кабинет.
Судя по обстановке кабинета, раньше здесь заседал какой-то местный начальник. Два небольших, но массивных стола, составленных буквой «Т», несколько простеньких стульев со спинками, несгораемый ящик с открытой дверцей в углу, и, портрет президента Польши на стене. Вот, собственно, и вся обстановка. На столе стоял старинного вида телефонный аппарат, без трубки, с какими-то двумя не то конусами, не то … даже не знаю, как назвать… В общем, в одной хреновине — динамик, а во второй — микрофон. Причём, судя по оборванным проводам, телефон не работает.
В кабинете было немноголюдно. Майора Врубеля я уже знал. Выглядел он помято, но был явно свежее меня — успел сбить пыль с формы и умыться.
А вот два других офицера…
Поручик с эмблемами сапёрных войск впечатления на меня не произвёл. Обычный мужик, лет около сорока от роду. Форма на нём сидит так, что при взгляде на него, кажется, что это не офицер перед тобой, а мешок с картошкой. И лицо — как одна большая картофелина, с ростком в виде носа. В общем — явно вчерашний гражданский, только призванный в армию.
А майор-пехотинец, который, судя по всему и был командиром сводного батальона был…
Да я даже не знаю с чем его сравнить!
Он был высок и строен как багет. Форма на нем висела, как на бревне. Хотя сам мундир был пошит из явно очень дорогой ткани… Вообще, он выглядел как француз. Ну, в смысле, был очень похож на Шарля Де Голля, но без усов. Я его видел, есть с кем сравнивать.
И первое, что сделал этот майор, брезгливо изучив мои документы и отбросив их в сторону — это наехал на меня!
— Почему, вы, поручик, в таком виде? Какой пример вы подаете своим подчинённым?! — Вскипел майор.
Я попытался принять строевую стойку, но сделать это, когда ты только что пропахал почти полкилометра по-пластунски, несколько раз побывал под обстрелом, пару раз оказался присыпан землей и даже был слегка ранен.
И что характерно, майор Врубель даже не пытается даже пару слов в мою защиту. Будто бы я не из подбитого танка посреди поля боя вылез, а с вечернего променада с прекрасной девушкой вернулся.
Короче, мне только что и оставалось — стоять и выслушивать в свой адрес разное.
— Форма грязная! Комбинезон и шлем не по уставу! Лицо и руки в каких-то разводах! Качаетесь ещё тут! Вы пьяны, поручик? И это офицер Войска Польского?
— Так точно, пан майор! Это я офицер Войска Польского, только что вышедший из боя! — Вскипел уже я. — И, никак нет! Я не пьян, пан майор! Хотя после общения с вами, обязательно бы выпил! Гитлеровцы мне столько крови не выпили, сколько это сделали вы за последние пару минут!
Конечно, грубить старшему по званию, да ещё в присутствии офицера военной контрразведки не стоило, но… Как же приятно было видеть, надувшуюся рожу этого самодовольного пингвина!
Сделав два шага вперёд, и, схватив свои документы, поворачиваюсь к майору Врубелю и задаю вопрос:
— Вы со мной, пан майор, или останетесь в компании этого… пана майора? — С максимально возможным презрением в голосе спрашиваю я, выделяя пехотинца…
Глава 24. 5 сентября 1939 года. День
Поручик Ян Домбровский
Из здания, занятого местным штабом, я вышел с гордо поднятой головой. Следом за мной спешил и майор военной контрразведки Врубель. А вот местный «царь, бог и воинский начальник», опешивший вначале от столь непочтительного отношения к себе — любимому, догнал нас уже на улице, когда я прошёл полпути до ближайшего танка.
Этот идиот даже кричал что-то. Грозил различными карами — начиная от суда офицерской чести за непочтительное отношение к старшему по званию, и, заканчивая военным трибуналом за отказ выполнять приказы всё того же старшего по званию.
Последним здание штаба покинул поручик-сапёр. Шёл он медленно, изрядно прихрамывая на правую ногу — должно быть, не привык носить портянки с сапогами и натёр ногу.
Наша весёлая компания отошла от штаба уже десятка полтора метров (майор-пехотинец уже заткнулся — должно быть, все ругательства, известные данному офицеру он успел озвучить, а повторяться не пожелал), как где-то вдалеке послышался нарастающий гул.
Наученный горьким опытом (на пятый-то день войны), подсознательно понимаю, что вот-вот нас будут бомбить. Действовать начинаю также быстро, как осознаю надвигающуюся на нас опасность. Тут же ускоряю шаг, и, набрав в лёгкие воздуха, ору что есть мочи:
