Он в этот миг свирепо посмотрел на меня и что-то по-эльфийски отрывисто бросил своим соплеменникам, облачённым в кожаные доспехи с серебряными клёпками. Они принялись тщательно обыскивать меня, но нашли лишь нож и катышки из кармана.

— Я пришёл к вам с чистым сердцем и без оружия. Выслушайте меня, — просипел я всё так же из-под сапога Шрама.

— Говоришь, что без оружия, дикарь? А как же нож? — сощурил глаза Длинноволосый, крутя длинными музыкальными пальцами мой клинок.

— Пф-ф-ф… Да какое это оружие? Я им кутикулы ровняю, — отмахнулся я, отметив, что у эльфов довольно молодые физиономии. А ведь живут они в этом мире столько же сколько и остальные расы. Лет до восьмидесяти. Выходит, что в Цитадель отправляют чуть ли не моих ровесников? Да ещё и не все они игроки. Вот потому-то они и сидят безвылазно за стенами.

— Будешь острословить — зубы выбью, — угрожающе прошипел Шрам и следом выдал, играя рельефными желваками: — Изрекай зачем пришёл, а после я изволю решить, что с тобой делать.

— Благодарю, — растянул я губы в улыбке, стараясь засунуть куда подальше вспыхнувший в груди гнев. — Моё предложение будет коротким и лаконичным. Я помогу вам грохнуть всех пришлых, кроме землян. А вы мне поможете открыть Врата в мой мир, куда я со своими соплеменниками и вернусь.

— Мы и так вас убьём. Вам осталось жить несколько дней! — выхаркнул Длинноволосый и непроизвольно посмотрел поверх джунглей в сторону горизонта, где до сих пор сверкали молнии и свирепствовал ветер, превращающий океан в бушующий котёл.

— Поправочка. Не вы, а те, кто придут после того, как кончится сезон дождей.

— И что⁈ Неважно от чьей руки вы умрёте! Вам всё равно конец! — свирепо выдал Длинноволосый и что-то по-эльфийски решительно бросил Шраму.

— Не торопитесь меня убивать! Вы не до конца поняли мою мысль!

— Ты назвал нас тупыми, ничтожество? Нас? Представителей высшей расы⁈ — окрысился Длинноволосый и вскинул магический жезл.

Тут уже Шрам что-то резко сказал ему по-эльфийски, после чего между ними завязалась горячая перепалка, во время которой во все стороны летели слюни, а глаза остроухих полыхали, как угли в ночи.

Конечно же, я болел за Шрама. А он во время ссоры с Длинноволосым даже убрал сапог с моей груди, что позволило мне принять сидячее положение. Вот в нем-то я и увидел финальный аккорд их перепалки. Шрам взвинчено замахал рукой. Дескать, вали отсюда, я приказываю. Длинноволосый скрипнул зубами и отошёл на несколько метров, но стену не покинул.

Шрам же перевёл дух и хрипло произнёс по-гномьи:

— Говори, пришлый, но, если ты не убедишь меня, то я тебя не просто убьют, а сниму шкуру и обсыплю солью. Клянусь честью своего рода, восходящего к самому Индраилю Покорителю Пустоши!

— Мне это подходит, — бесстрашно усмехнулся я и продолжил развивать свою мысль: — Я помогу вам уничтожить всех иномирцев, кроме своих соплеменников, до окончания сезона дождей. И когда сюда явятся эльфы с континента, вы предстанете перед ними в роли героев. Наверняка вы станете самыми молодыми воинами, которые уничтожили пришлых. О вас будут говорить во всех городах и странах. Вы сможете сделать головокружительные карьеры. Просто сами представьте какое вас будет ждать будущее…

Я тактично умолк, давая эльфам возможность пофантазировать. А в таком молодом возрасте у всех фантазия очень живая и красочная. Поэтому остроухие быстро погрузились во влажные грёзы, где их осыпают деньгами, титулами и смазливыми эльфиечками. Мне даже не пришлось касаться «Управления чувствами», дабы раздуть их эмоции. Они и так засияли от предвкушения не хуже лампочек. Только Длинноволосый не поддался общим чувствам. Он посматривал на остальных эльфов, как на дурачков, которым под видом целебной глины пытались подсунуть говно. Хорошо хоть он предпочёл промолчать.

— В твоих словах что-то есть, человек, — наконец-то проговорил Шрам, поглядывая на эльфов, со страстным одобрением смотрящих на него. Все хотели стать героями. — Но как ты поможешь нам уничтожить пришлых?

— О-о-о! У меня есть план! Просто шикарный план. Я вам непременно расскажу его, но сперва вам придётся убедить меня в том, что вы поможете мне открыть Врата.

— Ты не в том положении, дикарь, дабы что-то требовать от благородных эльфов. Рассказывай, что задумал, иначе твоя голова покатится с плеч! — сердито выдал Шрам под одобрительные восклицания зашумевших эльфов.

— Нет, так дело не пойдёт, — нахмурился я, чувствуя злобу остроухих, искренне считающих, что перед ними низшее существо, обязанное выполнять любую их прихоть. — Если вы не поможете мне с Вратами, то, получается, что вам и предложить-то мне нечего.

— А жизнь свою ты хочешь потерять, дерзкий плебей⁈ — оскалился Шрам, нависнув надо мной.

— А что жизнь? Я всё равно её лишусь, если не вернусь домой. Так что вперёд… убей меня — и дело с концом. Только ты потеряешь замечательный шанс стать героем. И твои подчинённые тоже лишатся этого шанса. А всё из-за чего? Из-за глупой гордыни и не желания поговорить с пришлым, как с равным.

Лицо эльфа исказилось от гнева, а его рука взметнулась, готовясь отвесить мне пощёчину. Но тут один из бойцов вдруг что-то резко сказал и указал на дорогу, ведущую к воротам крепости. Все посмотрели на неё и увидели двух похохатывающих эльфов, пинками гонящих к крепости полураздетого Петровича со связанными руками. Его вид заставил меня испустить мучительный выдох.

Твою мать! Всё будет гораздо сложнее, чем мне думалось! Выплыву ли я из этого омута с остроухими чертями?

И буквально через миг Шрам намекнул мне, что дело пахнет фиаско, поскольку его рука всё-таки закончила движение и отвесила мне такую мощную пощёчину, что я аж в забытье отправился…

Сознание возвращалось ко мне нехотя и мучительно. Сперва заболела голова, а потом появились два невнятных голоса. Следом мозг сообразил, что Петрович говорил по-русски с какой-то девушкой. И смысл их диалога постепенно стал доходить до моего разума, силящегося скинуть оковы мрака.

—…Петрович, ну давай ещё разочек. Пожалуйста, — умоляюще прострекотала девчонка. — Я тут одна сижу уже со вчерашнего вечера. Ну, давай, ещё разочек попробуем.

— Нет, не могу, — хрипло выдал разнорабочий, шумно отдуваясь. — Всё-таки мне не двадцать лет. Я так быстро не могу прийти в себя. Возраст.

— Ну какой возраст? Ты же сейчас ого-ого что творил! У меня сердце до сих пор колотится, а ноги подкашиваются.

Вот те раз… я тут пытаюсь в себя прийти, а он, значит, с девкой развлекается! И так меня это сильно задело, что я рывком окончательно пришёл в себя, распахнул веки и выпалил:

— Я одной ногой в могиле, а он… Ой…

— Чего «он»? Кошмар какой забодал? — поинтересовался разнорабочий, вцепившийся обеими руками в блестящие, как серебро, прутья решётки. Она отгородила небольшой каменный закуток от узкого коридора, кое-как освещённого факелами. Их трепещущее пламя заглядывало в нашу камеру и облизывало пухленькую, сдобненькую юную девчонку в перепачканной землёй ночнушке с розовыми мишками. Она глядела на меня большими глазами, а на её милом лице с округлыми щёчками застыло испуганное выражение.

— Извини, что напугал, — с вымученной улыбкой сказал я ей, принял сидячее положение и скользнул взглядом по её огромной груди. Подушки, что ли, она под ночнушку засунула? Размер, пятый, не меньше. Да и зад — шик и блеск. Оттопыренный, мощный. А на ногах у неё красовались сапоги Петровича. Сам же мужик босиком стоял на покрытом влажной плёнкой каменном полу и мог похвастаться лишь штанами да рубахой с пятнами крови.

— Кошмар, говорю, замучил? — повторил разнорабочий, глянув на меня одним глазом. Второй оказался полностью заплывшим, а нос мужика не фигово так распух. — Оно и немудрено. Шибко тебя, наверное, эльфы били. Мне так чуть шнобель не сломали. Ты извини меня, Костёр. Повязали меня суки остроухие… Пардоньте, мадам, за мой французский. Поймали, значит меня, все вещи отобрали, и сюда приволокли. Уже час здесь точно кукуем вот с этой красавицей.