— Я их понимаю, — сказала Антея. Она встала, чувствуя, как кориолисова и центробежная силы цилиндрического дортуара тянут ее за разные части тела — и в разные стороны. Чейсон рухнул на освободившуюся кушетку, под грандиозную коллекцию перекрещенных цирковых дротиков, а она села на разрисованный желто-красными звездами барабан, застеленный пледами и служащим вторым (и последним по счету) сиденьем в комнате. — Погуляли бы вы по улице — тоже поняли бы.

Он поморщился:

— Я выбирался ненадолго. Прекрасный город, ну да. Не уверен, что гретели размонтируют его. Именно за таким призом они охотятся.

— Я не о красоте, — сказала она. — Подумайте о Корбусе и его добровольцах. Мэр-самозванец, армейские ветераны, славные деньки которых давно миновали, — все эти нежданные герои, которые еще вчера были, чего уж там, клоунами! И прислугой. Этим людям показали крохотный проблеск нового мира — такого, где они хозяева собственной судьбы, — а теперь придет Гретель и все это у них заберет. Вот почему они дерутся.

— Они с ума сошли, — сказал Чейсон, покачав головой. — Если они отобьются от Гретеля, через неделю явятся обратно копы, и они вернутся к тому, с чего начали. Для них что Фалкон, что Гретель…

— Не думаю, чтобы они так считали, — размышляла она вслух, глядя на постоянно сменяющийся за окном пейзаж далеких огней города. — И не уверена, что считаю так сама.

Он, кажется, удивился.

— Вы бóльшая идеалистка, чем я думал.

— Идеалистка? Не нужно быть идеалистом, чтобы увидеть, как наш мир застыл в полудреме. Это мир деспотов и тираний, наполненный преждевременными смертями и пожизненным страданием. А почему? Потому, что энергетическое поле, которое использует Кандес, чтобы удержать силы чужаков от вторжения на Виргу, оно же заодно подавляет те самые технологии, которые могут вытащить нас из варварства, в котором мы погрязли!

Это у вас в руках было средство, чтобы изменить ситуацию. И что же вы сделали? Вы его бездарно растратили на победу в какой-то пустячной битве во имя какого-то мелкого пустякового пиратского государства на окраинах какой-то глуши. Куда уж бездарнее!

Это в ней говорила досада, но Антея уже не могла остановиться. Чейсон, однако, выглядел невозмутимым. Он откинулся назад на кушетке и спокойно сложил руки.

— Вы явно не привыкли обладать властью, — ровно сказал он.

— Как вас прикажете понимать?

— Думаете, я не знал, что смог бы сделать с ключом? — Он хладнокровно посмотрел на нее. — Или, точнее, как представлялось то, что я смог бы сделать? — Он покачал головой. — Распоряжение властью и контролирование результата — это две разные вещи. Этому учишься, когда руководишь чем-то вроде флота. Можно поставить флоту цель, можно отправить его в полет, но потом все переходит в руки богов. Единственное, в чем можно быть уверенным, так это в том, что устроишь хаос.

Ключ от Кандеса дает абсолютную власть над каждым мужчиной, женщиной и ребенком в Вирге. С ним можно разогреть или остудить целый мир, изменить ветра, полностью их прекратить; заморозить своих соседей и дать своей стране расцвести. Или можно… — он выдержал паузу, скосившись на нее, — вызвать еще один перебой. Впустить Искусственную Природу в наш мир.

Можно спустить с привязи Кандес, но нельзя им управлять.

На мгновение повисла тишина.

Антея подавила раздражение и заставила себя улыбнуться.

— А-а, но это как раз тоже можно. — Она снова уселась, подавшись вперед и сцепив руки. — Вы орудовали Кандесом будто молотом, чтобы размозжить своих врагов. Но солнце солнц как инструмент гораздо тоньше, чем вы подозреваете. Это верно, что оно разлаживает электрические устройства; однако вы, вероятно, не знаете, что еще оно ограничивает объем данных, которые возможно обработать, на кубический сантиметр Вирги. Глядя, как вы его использовали, — вы наверняка думаете, что подавляющее поле — это своего рода переключатель, который либо включен, либо выключен. Но это совершенно не так. Его уровень можно отрегулировать выше или ниже. Просто сейчас он выставлен до упора вверх.

Чейсон свел вместе ладони домиком и откинулся назад. Он посмотрел на нее поверх кончиков пальцев (и его быстро скользнувшие вверх-вниз глаза сказали ей, что он наконец-то заметил, во что она была одета).

— Откуда вы это знаете? — спросил он.

— Оттуда, что я работаю в страже. Ей известны такие вещи, которые все остальные в Вирге позабыли. Я видела чертежи Кандеса.

Его глаза, глядящие поверх кончиков пальцев, не отрывались от нее. Если он и оказался под впечатлением, то не подал виду.

— Все это очень интересно, — медленно сказал он, — но не относится к делу. Подытожу нашу ситуацию. Вы хотите, чтобы я сказал вам, где находится ключ к Кандесу, чтобы вы — вы лично, не внутренняя стража — могли его использовать и отрегулировать, спустить пониже, барьер, который не позволяет Искусственной Природе заразить Виргу. Не до такой степени, чтобы И.П. могла войти в Виргу, но до некоторой величины поблизости.

— Ну-у-у… Да, — ответила она. — И вы думаете, что мои мотивы эгоистичны — так ведь каждый эгоистичен, пока с ним не случается что-то совершенно невообразимое. И когда оно происходит, кто-то из людей остается эгоистом, а до кого-то доходит, что он такой же, как и все остальные. То, что происходит с другими, значит не меньше того, что происходит с ним.

— Так что же такое невообразимое случилось с вами, Антея, что вы совсем растеряли эгоизм и рисковали жизнью ради других?

Он слишком подобрался к сути. Следовало загнать его снова в оборону, причем побыстрее, а потому она вскочила на ноги и нависла над ним, уперев руки в бедра.

— Я могла бы спросить вас о том же, адмирал Фаннинг. Почему вы сами рискуете своей жизнью ради этих людей? И не надо мне этой дворянской ахинеи про ответственность. Вы в нее верите не больше меня. Дело в страхе, так ведь? В том, что вы боитесь отправиться домой. — Он фыркнул и привстал, и Антея поняла, что попала в цель. — Вы боитесь, что вам некуда возвращаться. Ни дома, ни положения, ни жены…

Чейсон вскочил, встал нос к носу с ней, сжав кулаки. Она чувствовала его запах, чувствовала жар, идущий от его тела. Внезапно у Антеи не нашлось, что сказать.

Они простояли так несколько секунд, не проронив оба ни слова. Он шевельнулся; и она на мгновение замерла в тревожном предчувствии — а потом обнаружила, что он уселся и уставился в сторону.

Она, разозлившись, тоже села. Неловкое молчание затянулось; его нужно было как-то нарушить, и тогда она сказала:

— Вы туда выглядывали? Тысячи из этих людей — людей за теми окнами, которые вы видите сейчас, — собираются умирать. — Не то, чтобы ей хотелось продолжать этот спор, но сейчас она больше ни о чем не могла думать. — А почему? — развивала она тему дальше. — Ну конечно, потому что Гретель собирается напасть на город; эта причина лежит на поверхности. Но настоящая причина в том, что люди не имеют власти над собственными судьбами. А могли бы. Могли бы!

Он оглянулся на нее — и, черт бы его побрал, он что, улыбается?

— Да, я хочу проклятый ключ от Кандеса! — с отчаяньем сказала Антея. — Стража тоже, но они просто хотят его где-нибудь запереть, на всякий случай. Они боятся его силы. Я хочу передать эту силу людям. Чтобы они могли себя спасти.

Лицо ее отчего-то уже разгорелось. Антея в расстройстве взмахнула рукой, встала и направилась в маленькую спальню.

— Почему я вообще с вами разговариваю? Вы не хотите, чтобы что-то менялось. Вы аристократ!

Секундой позже он оказался на ногах, поймав ее за руку ниже плеча.

— Я вовсе не хочу быть здесь, — прошипел он. — Но я лишен роскоши выбирать, Антея. Все мои решения были приняты за меня в день, когда я появился на свет. Какие мальчики станут моими друзьями; в какую я пойду школу. С кем я мог поговорить, на кого не должен был обращать внимания. Кем и чем я стану. Даже решение пойти против приказов Кормчего — даже это было предопределено. Единственный раз, когда я хоть что-то сделал для самого себя — по своей воле — это когда я женился…