— Хммф. — Посетитель аккуратно взял папку и пролистал ее. Он снова взглянул на Чейсона, на очках в проволочной оправе сверкнул серебристый свет от облаков. Этот человек смотрелся здесь не к месту; он и правда немного походил на Чейсонова профессора литературы.

Чейсон прочистил горло.

— Не понимаю, — сказал он, не в силах скрыть горечь в голосе. — Я дал исчерпывающие показания. Вы все знаете.

— Нет, не все! — Репортер бросил на него убийственный взгляд. — Они вам дали допуск к моим заметкам во «Внутреннем Разведывательном Журнале»? — спросил он посетителя. — До определенного момента он шел на сотрудничество, и я смог уложиться в большинство своих сроков. Но критическую часть информации он утаивает. Он очень дисциплинирован, постоянно упражняется в своей камере, прыгает от стены к стене, занимается изометрией… Похоже, он готов скорее умереть, чем выдать нам эту последнюю известную ему деталь. С завершением последней статьи цикла у меня возникли некоторые проблемы. Я так полагаю, именно поэтому вы?…

— Мм, я здесь не для того, чтобы придираться к вашей работе, вы всегда были хорошим учеником, — мягко сказал профессор. — Но давайте начнем с самого начала. Здесь говорится… — Он некоторое время читал, потом поднял очки и снова взглянул. — Действительно так и произошло?

— Официально — нет, — вздохнул репортер. Он хмуро наблюдал, как профессор с выражением растущего скептицизма листает досье. Где-то через минуту тот собрался с мыслями и посмотрел на Чейсона.

— Вы напали на наш флот и парализовали его, — сказал он.

Чейсон кивнул.

— С шестью кораблями?

Чейсон скромно пожал плечами. Он позволил себе легкую улыбку.

— Как вы этого добились?

— Лучше спросить, — сказал Чейсон, — почему вы ничего об этом не слышали.

Репортер пошарил рукой сзади и отцепил от доски рядом с окном несколько неприятного вида дартсов. Чейсон попытался сглотнуть внезапно пересохшим горлом.

— Погодите, — сказал профессор, положив руку на локоть репортера. — Пока что давайте все будем вести себя цивилизованно. Я полагаю, что мне не позволили узнать об этой атаке, — ответил он Чейсону, — потому что это позор для нации.

Чейсон смерил взглядом репортера, а затем сказал:

— Ваши люди затеяли внезапное нападение на мою страну. Я изловил ваш флот на вашей же территории и разнес его.

Эта фраза подводила черту под отчаяннейшим гамбитом, вбирала в себя все: воодушевление битвы, панику и выкрики команд на мостике дымящегося корабля, истекающего кровью в небо, маневрирующего в кромешной тьме на скорости двухсот миль в час — собирала это все и бесстыже сводила к одному примитивному факту. Так невозможно; частый, словно дождь, памятный стук пуль по корпусу будил Чейсона каждую ночь. То и дело посреди дня какой-то характерный отблеск света мог с легкостью отправить его обратно на тот мостик, где лишь приборы подсвечивали людские лица, а клубящаяся тьма за бронированными окнами вспыхивала заревом каждые несколько секунд каждые несколько секунд, когда взрывался в ночи то один, то другой корабль.

— Поразительно. — Новоприбывший был слишком поглощен чтением, чтобы заметить задумчивость, в которую впал Чейсон. — Здесь говорится, что для управления своими кораблями на полной скорости в облаках и в темноте вы использовали что-то под названием «радар». Судя по всему, мы разыскали в обломках ваших кораблей несколько работающих устройств. — Теперь он выглядел озадаченным. — Тогда зачем вы нам вообще нужны? Есть какой-то секрет работы этого радара, которого он нам не рассказывает?

— И да и нет — сказал репортер. — Радары работают просто отлично. Они всего лишь… от них нет никакого толку.

Посетитель-профессор вздохнул и приподнял очки, чтобы растереть глаза.

— Объясните, пожалуйста.

Чейсон даже те детали, которые выдавил из него репортер, удерживал до последнего — несмотря на то, что инженеры Формации Фалкон до них уже докопались. В конце концов, им всего-то и нужно было, что изучить обломки нескольких кораблей Чейсона; складывать два и два они умели. И пусть даже Чейсон в конце концов выдыхал слова признаний, в тумане боли и бреда, одно за другим, — он с готовностью снова примется сражаться на допросе. Остались еще сведения, за которые он скорее умрет, но не раскроет.

Репортеру же, похоже, не терпелось продемонстрировать перед бывшим учителем свои умения следователя:

— Радар — хорошо известная технология, — сказал он. — Она всего лишь не срабатывает. Это типа этих, как вы их зовете, «компьютеров», и прочих электриоидных штучек. Их действие непрерывно глушится Солнцем солнц.

Чейсону за всю его жизнь встретилось совсем немного людей, которые знали бы, что существуют более высокие технологии, чем несложные, работающие на паре и горючем механизмы, среди которых они выросли. И уж совсем мало кто знал, что это Кандес — огромное самодостаточное термоядерное солнце в центре мира — своим излучением не давал действовать радарам и тому подобным системам повсюду в Вирге. Сам Чейсон, рожденный нобилем и получивший образование в лучших учебных заведениях, еще год назад в этом разбирался довольно отвлеченно.

Гость покачал головой и нахмурился.

— Вы говорите, Кандес делает радары невозможными. Тогда как же он заставил их работать, если только… — Глаза у него расширились.

— Если он только не бывал внутри Кандеса, — кивнул репортер. — Или не знает кого-нибудь, кто побывал. Может быть, внутреннюю стражу…

— Но внутренняя стража нейтральна! — Профессор быстро потряс головой, растерянно потирая лысеющий череп. — Они существуют для защиты Вирги от внешних угроз, во внутренние дела они не вмешиваются!

— И я всегда так полагал, — сказал репортер с видом человека, который недавно приобщился к тайной великой истине.

Чейсон чуть не рассмеялся. Разве дознавателям не положено хранить от своих жертв собственные предположения? Эти двое даже разговаривать при нем не должны были, не говоря уже о том, чтобы обсуждать факты по его делу.

— Вот чего он нам не расскажет, — сказал репортер, — так это как Слипстриму удалось обойти глушащее поле Кандеса? Они его отключили? Они нашли способ экранировать свои корабли? Понимаете, я несколько месяцев пытался завершить свой цикл публикаций призывом к флоту разработать подобные возможности. Это была не обычная атака. Если бы мы это разузнали… если бы такие способности были у нас…

— Да, понимаю. — Профессор встретился взглядом с Чейсоном. Что, однако, было странным: Чейсон не заметил в этом взгляде ящеричьего холода, которого он приучился ожидать от безликих аппаратчиков безжалостной бюрократии Фалкона. Не явился ли этот человек сюда, чтобы попробовать новую тактику — доброжелательность, к примеру? — в надежде выведать у Чейсона те последние, самые ключевые факты?

Не сработает. Если бы речь шла только о спасении его собственной жизни, Чейсон мог бы им все рассказать. Даже если бы на карте стояла неприкосновенность его собственной нации, Слипстрима, воля могла бы его подвести; он начинал ненавидеть Слипстрим или, по крайней мере, его правительство — за то, что оно бросило его в лапах Фалкона.

Но той, чья жизнь окажется под угрозой, если Фалкон узнает его секрет, будет Венера, жена Чейсона. Это она разведала, как получить доступ к Солнцу солнц, это она узнала, как временно отключить его подавляющие поля. Пока Чейсон рвался на своих кораблях в небеса Формации Фалкон, Венера вошла в Кандес во время его ночной фазы и в заранее договоренный момент щелкнула тем, что уж там управляло полями. Корабли Чейсона получили ночь — и лишь всего одну ночь, — чтобы использовать свой радар, устроив засаду и уничтожив силы вторжения Фалкона. Когда Кандес начал просыпаться, Венера снова щелкнула выключателем и ушла.

По крайней мере — он так предполагал, что ушла. По плану они должны были снова встретиться в своем доме в Слипстриме. Чейсона схватили после того, как он вонзил свой флагман в новый дредноут Фалкона, словно кинжал в бок монстра. Он мог только надеяться, что Венере больше повезло с уходом из Кандеса.