– Да, но… – Лилька блеяла как пятиклассница. А я… я просто облокотилась о стену и попыталась как-то переварить услышанное. Моя лучшая подруга разболтала этим выдрам про мой опыт, вернее, его отсутствие, про наши желания, которые мы загадывали. Хотя нет, скорее про мои, вряд ли о своем сокровенном Ильина стала бы трепаться.

И на меня вдруг накатила такая обида, злость. Я дорожила нашей дружбой, я готова была за Лильку в огонь и в воду. А она променяла меня на тусовку с популярными ребятами. Уверена, даже не задумываясь.

Глаза застелила прозрачная пленка, губы дрогнули. Это была стрела в спину, острая и очень толстая. Эта стрела задела самый главный орган, она раздробила его как пуля. Мне хотелось закричать: “Верните мою лучшую подругу, я так люблю ее и не могу потерять”. Однако вместо этого я лишь прикрыла ладонью рот и сдержала слезы.

Я сильная… Я справлюсь.

Лилька вела себя как обычно, словно не она сотворила всеобщие насмешки надо мной. Я хотела ей высказать, спросить, почему она так поступила, но по итогу плюнула. Подруга сама должна прийти и признаться, извиниться. В конечном счете, не факт, что наша ссора сможет заставить Ильину под другим углом посмотреть на ситуацию. Я понимала, что дружба медленно превращалась в песок, который невозможно удержать в руках.

К моему негативному настроению добавился и конфликт дома. Оказалось, Вадим разбил телефон. Он подрался с кем-то в школе, и во время драки его мобильник получил увечья. На новый требовались деньги или же кредит, мама не рассчитывала на дополнительные траты в апреле, тем более на носу был мой выпускной. Она итак увеличила количество моих часов у репетиторов перед экзаменами.

А вечером к нам приехал Юрий и как ни в чем не бывало, протянул пакет из магазина сотовой связи. Я сидела в комнате тогда, повторяла слова по английскому к завтрашнему тесту.

– Вадим! Как тебе не стыдно! – донесся до меня голос мамы. В нем было столько обиды и отчаяния, что я невольно выглянула в коридор, становясь свидетелем очередного скандала. Брат швырнул пакет к ногам Юрия и грубо прорычал:

– Мне от вас ничего не нужно! Я не продаюсь за мобильник! Я – не мать! – последняя фраза прозвучала с нескрываемой желчью, словно Вадиму было противно происходящее, противна наша семья. Нет, я прекрасно понимала брата, ему не нравились слухи, которые ходили о маме, не нравились постоянные гости мужского пола. Он даже не запоминал их имен, потому что больше, чем на два или три месяца они не задерживались. После того, как мать разошлась с отцом, у нас не было опоры в доме, мужского плеча, к которому можно прийти и в горе, и в радости. Вадиму требовался отец или на худой конец – отчим. Но почему-то маме не везло с половинками, никто из них не планировал становиться частью нашей ячейки. Они взаимно пользовались друг другом, а позже расходились.

– Бессовестный! Как тебе не стыдно! – закричала мама, и в ту же минуту подошла к Вадиму, замахнулась, однако он поймал ее тонкую кисть.

– Мне не за что стыдится, – прорычал брат.

– Как ты разговариваешь с матерью! – вмешался неожиданно Юрий. Он силой вырвал маму из рук Вадима, обхватил ее за трясущиеся плечи и грозно посмотрел на мальчишку, в котором не иначе видел постороннего человека.

– Не вам учить меня, как и с кем говорить, – хмыкнул брат. Он схватил куртку с вешалки, засунул ноги в старые потертые кеды. У левого была дырка, чтобы спрятать ее, бабушка нашила там яркую накладку. Она берегла вещи до последнего, жизнь научила экономить на всем.

– Вадим! – крикнула мама вдогонку. Но брат уже захлопнул за собой дверь, не желая продолжать разговор.

Я сглотнула, потупив взгляд, а затем вернулась к себе. Мне и самой было тяжело жить в такой атмосфере. Я мечтала, что однажды, когда выйду замуж и рожу детей, подобного у них не будет. Даже если меня бросит муж, я буду предана своему дому. Но, как говорится, проще построить собственный замок из грез, чем жить в настоящем. Никто не застрахован от билета на сломанный автобус.

Через два часа, когда Юрий ушел, ко мне постучалась мама. Она тихонько вошла в спальню и присела на край кровати. За окном раздался гром, сверкнула яркая вспышка молнии, осветившая спальню, где-то вдали залаял пес. Его лай был таким тоскливым, словно собака оплакивала свое одиночество. Не знаю почему, но я вдруг вспомнила Лильку, и мне захотелось тоже заплакать.

– Лина, – тихо заговорила мама. Я сидела на крутящемся стуле за столом, продолжая заниматься английским. Пришлось отложить ручку и повернуться, хотя настроения общаться особо не было.

– Не переживай, – со вздохом произнесла я. – Он побесится и успокоится.

– Я не понимаю, что делаю не так, – неожиданно сказала мать. Я внимательно посмотрела на нее, на ее яркий макияж, распущенные вытянутые волосы, которые аккуратно лежали на хрупких плечах. На новенькое салатовое платье, которое она купила неделю назад и не могла налюбоваться собой в нем, крутясь перед зеркалом.

– Не знаю…

– Я же стараюсь для вас. Вот где бы я взяла деньги на новый телефон, если бы не Юра? А твой ноутбук? Хорошо, что тогда Валера нам подарил его. А поездка на море? Ангелина, вы с Вадимом ни в чем не нуждаетесь, но он вечно чем-то недоволен.

– Он нуждается в тебе, – выпалила я, опустив, что тоже нуждалась в маме.

– А что я где-то в недоступном месте? – ее взгляд был красноречивее слов, будто мама вглядывалась в бесконечные просторы космоса и не могла понять, как же возможно оказаться среди тысячи звезд. Она, в самом деле, не понимала.

– Ты всегда в своих ухажерах, мам.

– Это не значит, что вы не можете со мной поговорить.

– Но это не значит, что ты готова нас слушать, – честно ответила я и отвернулась к окну. Взяла ручку, пальцы почему-то дрожали, наверное, нервы брали свое.

– Так вот она я! – воскликнула мама. – Готова слушать. Расскажи мне все, я же здесь! – ее голос был усталым и немного вялым, а еще отдаленным. Словно мама находилась не в этой комнате, не со мной. Я вдруг представила, что стою на берегу моря, смотрю на корабль, который едва видно с моего места. У него прекрасные белые паруса, как в исторических фильмах. На этом корабле мама в своем роскошном платье, подолы которого кружит ветер. Нас разделял целый океан.

– Ангелина, – я слышала, как она поднялась с кровати. Но мать не подошла ко мне, не положила руки на мои плечи и не попробовала переплыть бесконечные воды ради дочки. Она все еще находилась на том корабле, откуда открывался невероятный вид на счастливое, в ее понимании, будущее. – Я очень прошу, не закрывайтесь от меня. Я делаю все это для вас.

– Я знаю, – прошептала я, так и не решившись опровергнуть ее слова.

Мама ушла, прикрыв за собой дверь. За окном снова сверкнула молния. Собака на площадке больше не выла.

Мы шли вдоль речки с Серым; наши дороги должны были вот-вот разойтись в разные стороны, как вдруг он остановился и воодушевленно заговорил:

– Я придумал! Называй меня Арт! – запросто заявил Серега.

– А чем тебе твое имя не нравится?

– Оно до ужаса банальное, а я хочу, чтобы меня запомнили как-то иначе. Арт – звучит круто.

– Что в нем крутого? – искренне не понял я. На самом деле, мне никогда не нравились эти разговоры о будущем. Сразу подкатывал ком к горлу.

– С осетинского оно переводится как пламя. Человек всегда стремиться к месту, где есть тепло. Мне нравится вариант огня, который никогда не погаснет. Разве не круто, Яр? – он посмотрел на меня и улыбнулся той самой улыбкой, в которой заключалось желание сотворить прекрасный мир.

С Серым мы познакомились еще будучи детьми, я тогда сидел на детской площадке под ржавой горкой и кидал камни в песочницу. Тяжело было сдерживать слезы после ухода мамы. Она даже не попрощалась со мной как следует, лишь оставила в коробке новенькую игрушечную машинку на радиоуправлении. Наверное, ей тогда казалось, что это правильно – молча уйти, дабы не разрывать сердце себе и ребенку. Но я жутко злился и подарок по итогу выбросил.