- Да, есть кое-что еще.

Черт возьми, да когда же она, наконец, покинет эту комнату?! Саймон думал только об Оливии.

– Прежде чем я уеду, я хочу поведать тебе одну историю.

- Какую историю?

Кэтрин подалась вперед.

- Очень давно один герцог был влюблен в одну леди, очень красивую леди. Они поженились. Спустя несколько лет в браке эта девушка узнала, что муж изменяет ей с какой-то деревенской простушкой. По итогу она забеременела от герцога. Но он не хотел оставлять ребенка, не желал делать из него бастарда и поэтому признался жене в своих грехах. Он уговорил герцогиню носить подушку под платьем несколько месяцев, а под конец срока отправил ее в какую-то глушь, чтобы там она якобы родила. Когда у простушки родился мальчик, герцог забрал его у нее и выдал за собственного сына, его и герцогини.

- Это, конечно, интересный, но все еще бессмысленный для меня рассказ. К чему ты сейчас его изложила?

Кэтрин откинулась на спинку стула.

- Мальчик, рожденный от герцога, ныне носит титул герцога Лендского.

Саймон открыл рот.

- Это ты.

- То есть ты хочешь сказать, что…

- Ты не мой сын, да.

Он остолбенел, стараясь переварить сказанное его, как он думал раньше, матерью.

– Но не впадай в драматизм. Ты не много потерял, учитывая, что мы с тобой не поладили. Вернее, ты не сильно старался стать для меня по-настоящему сыном.

У Саймона кулаки сжались. Он все еще не верил ей.

- Кэтрин, ты все детство была ко мне равнодушна и даже жестока. К чему мне, уже взрослому мужчине, твое благоволение? Лучше скажи мне, играешь ли ты со мной сейчас?

Лицо Кэтрин приобрело наивность. Очевидно, с мимикой она переигрывала.

- Ты считаешь, я способна так жестоко лгать?

Саймон кивнул.

– Я не вру, Саймон. Ты не мой сын и никогда им не был. По этой причине я была к тебе… отстраненной. Каждый раз, глядя на тебя, я видела ту простушку, с которой Сэмюэл спал несколько лет. Ты вызывал у меня только раздражение, был напоминанием об унижении твоим отцом. Не знаю, может, он нашел в ней что-то, раз эта связь так затянулась.

Это было как гром среди ясного дня. Саймон прошелся по комнате, ртом хватая воздух.

- Почему же вы с отцом не завели еще детей?

- Тогда не было смысла, ведь ты уже был «первенцем», его единственным и любимым наследником. Да и я не хотела воспитывать еще одного отпрыска. С одним неблагодарным еле управляюсь.

Саймон издал смешок, похожий на скрип.

- По-твоему, детей заводят только ради наследства?

- А для чего же еще? – Ее вопрос был искренен. – Мальчики для того, чтобы все состояние и титул перешли дальше по родству, а девочки для того, чтобы успешно выдать их замуж.

Невероятное потрясение накрыло не только Саймона, но и Оливию. Она продолжала сидеть за дверью, сердце ее было на пределе. Оно гулко заныло от сострадания к Саймону. В один момент ей показалось, что Оливия не вытерпит и набросится на эту гадкую стерву. Но, напомнив себе, что она все еще сидит в прозрачной сорочке в гардеробной, сдержалась. В первые секунды Кэтрин могла бы спутать ее с куртизанкой, презренно поглядев на ее потрепанные волосы и почти обнаженное тело.

Саймон провел ладонью по лицу, словно пытался смахнуть навалившуюся него тяжесть. Он еще не до конца осознал тайны своей семьи. Циничность Кэтрин просто зашкаливала. Теперь некоторые пазлы стали собираться по кусочкам. И правда, она никогда не относилась к нему как к собственному ребенку. Когда бы Саймон не глянул на нее, в ее глазах было лишь отвращение и презрение, как и ее отношение к мальчику, которому просто нужна была любовь и забота, которому нужна была мать. Но сейчас Саймона интересовало только одно.

Повернувшись к ней, он спросил:

- Где сейчас моя настоящая мать?

Герцогиня злорадно улыбнулась.

- Ты считаешь, я буду следить за любовницей своего мужа? За какой-то деревенской шлюхой?

У Саймона заиграли жевалки. Кэтрин опустила глаза.

- Хорошо. Ее звали Фелиция Ривз, она жила в маленьком городке Кэпсберг, на окраине.

- Почему жила? Она переехала?

- Она переехала в графство Вегосшир. А два года назад умерла от оспы.

Саймон пытался рассмотреть лицо Кэтрин, чтобы отследить в нем ложь. От череды шокирующих новостей Саймон поник. Каково это, потерять, возможно, любящую мать, которой у тебя никогда не было? Горько. Лишиться шанса найти родного, но незнакомого человека заставило почувствовать какое-то уныние, сожаление. Однако раз Фелиция так легко рассталась с сыном, отдав его герцогу, может, он ей и не был особенно нужен. Саймон смотрел в пол, словно в огромную темную бездну, которая тянула его за собой, манила упасть в нее.

- Почему она так легко отдала меня? – сдавленным голосом спросил он.

Кэтрин встала.

- Она хотела, чтобы ты жил лучшей жизнью, чем была у нее. По крайней мере, так говорил твой отец. Эта нищенка, должно быть, понимала, что с ним у тебя будет все: обеспеченная жизнь, карьера, множество привилегий. Ведь сын герцога гораздо престижнее, чем сын какой-то гувернантки.

Саймон продолжал стоять с опущенной головой. Значит, она была гувернанткой.

– Тебе от этого легче не станет, но она очень не хотела расставаться с тобой. Наверное, любила, хотя я никак не могу понять, каким образом можно испытывать теплые чувства к маленькому куску свертка. – Кэтрин нахмурилась.

- Она умерла два года назад… Какого хрена ты молчала о ней и ничего мне не сказала?!

Когда Саймон взревел на нее, через щелочку Оливии показалось, что герцогиня даже слегка вздрогнула.

– Ты молчала все эти годы, держала в неведении!

- И тогда все узнали бы, что ты бастард, сын простой гувернантки. Это не было выгодно не тебе, не мне. Не хватало еще, чтобы ты привел ее тогда в наш дом. – Кэтрин сверила его взглядом. – Что ж, раз мои попытки женить тебя рухнули, и ты узнал правду о своем происхождении, мне пора.

- Но почему они перестали видеться?

- Потому что, дорогой, таковым было мое условие. Растить чужого отпрыска и не потребовать ничего взамен? Неслыханная глупость – упустить такой шанс.

Кэтрин опротивела ему.

Саймон не смог удержаться и все-таки спросил:

- Когда ты собираешься съезжать?

Герцогиня пару секунд поводила глазами по стене.

- Как можно скорее после недельного приема. Так что радуйся своей победе. - Она пошла к выходу.

Саймон вспомнил одну мелочь и снова спросил ее:

- Барон Лонгстри уехал?

Кэтрин внимательно взглянула на него.

- Кажется, да. Мы все долго стояли и ждали, когда он соизволит выйти. Когда ты ушел за ним в дом, он уехал тихо, не попрощавшись со всеми. Гости были огорчены его неуважительным поступком. Лично мне даже противно на него теперь смотреть.

Бросив последние слова, дверь за ней захлопнулась.

Саймон все еще не мог прийти в себя. Он с усталым выдохом сел на кровать. Ему было тяжело принять то, что у него не осталось родных, а настоящая мать Фелиция умерла. Дверь гардеробной бесшумно отворилась, и Саймон увидел Оливию, все еще стоящую там.

Сочувственным взглядом она будто пыталась приласкать его. Саймон протянул к ней руку, и она бросилась к нему с объятиями. Он не любил жалость, особенно когда ее проявляли к нему. Жалость – это чувство, которое делает другого слабее – так он считал. Но почему-то сейчас Саймону не очень хотелось сопротивляться. Он слишком подавлен для возражений. Ей он позволит пожалеть его. Во всяком случае, сегодня.

Саймон сидел в своем кабинете серым дождливым днем. Капли водной стихии били по окнам, словно стучали и норовили ворваться в комнату. Шум ветра заставил Саймона откинуться на спинку кресла и закрыть глаза. Его дуновение как будто проветрило его мозг, помогая размышлять более здраво и трезво.

На этой неделе он сделал несколько важных открытий. Во-первых, Саймону удалось расправиться с Лонгстри, чье имя он надеялся забыть навсегда. Причем его маленькая тайна однополых отношений шокировала особенно сильно, когда Саймон застал его за приставанием к Оливии. Во-вторых, он узнал, что он бастард, что было самой неприятной и даже горькой для него новостью.