- Ваша светлость, - Оливия смотрела на него, как будто пыталась что-то у него выведать, - это честь, что вы почтили нас визитом.
- Леди Уотсон, я наносил бы его вновь и вновь, лишь бы видеть вашу улыбку. - Он игриво улыбнулся.
Каков льстец! Ямочки на щеках сделали его очень обаятельным. Тут Оливия поняла, что лондонские незамужние дамы отдали бы сейчас очень многое, если не все, чтобы оказаться на ее месте.
Лили с довольным лицом наблюдала за ними, словно считала все происходящее исключительно своей заслугой.
Оба присели. Следом тихо вошла горничная с подносом. Расставив все пирожные и булочки на столе, она ушла. Лили по-хозяйски разлила всем чай.
- Милорд, - начала Лили, взяв чашку чая, - вы уже, верно, знаете о домашнем концерте на этой неделе у лорда и леди Деббит?
Саймон, сделав глоток, ответил:
- Да, леди Брайтшир, я уведомлен об этом. Я также читал в газете, что брат леди Деббит не здоров. Я отправил их семье записку с пожеланиями скорейшего выздоровления.
Лили нарисовала грустную гримасу, полную сочувствия, прикрыв рот ладонью.
- Ах, да-да. Бедный мальчик! Кажется, его пытались ограбить. Это так ужасно. Просто варварство. Что за чудовища могли наброситься на человека из-за каких-то денег! - Она покачала головой.
- Для нас с вами это «какие-то деньги», а для других, менее удачных людей, это способ выжить. Бедные не всегда виноваты в том, что они бедные.
Оливия невзначай обратила на него внимательный взгляд.
– Представьте: человек живет в своей тесной и грязной комнатке с кучей маленьких детишек, которые просят есть, их нужно одевать на что-то. Его работа на шахте изнурительно тяжелая и платят за нее гроши, на которые нельзя купить и буханку хлеба. После очередного трудного дня он медленно тащит домой свои больные ноги, понимая, что его семья надеется, что он принесет что-нибудь съедобное. Да и сам он уже долгое время ничего не ел. Вдруг перед его носом проезжает мимо богато украшенная карета, а из нее выглядывает джентльмен в дорогом костюме и с надменным толстым лицом. Единственное, в чем он сейчас нуждается, это полстакана хорошего бренди. Как, скажите, бедняку удержаться от соблазна стащить у богача что-нибудь? Это сравнимо с тем, что посадить собаку на голодную диету, заперев ее на складе с мясом. В том, что кому-то приходиться переступать черту и воровать, грабить, иногда виновата политика государства.
Лили поразилась:
- Но как это возможно?
- Все просто: она поставила бедняков в такие условия выживания, при которых невозможно прокормить свою семью. Инфляция, безработица, ограничения в продовольствии – все это загоняет человека в угол и толкает на аморальные поступки. Так что не судите слишком строго бедных. Они просто хотят выжить и жить не менее достойно, чем мы с вами. Думаете, если бы у бедняка было жилье и хорошая еда, он бы стал грабить? Нет. Это не всегда так.
Саймон взглянул на Оливию. Девушка быстро опустила глаза в чашку, как будто нашла там что-то жутко интересное, хотя вслушивалась в каждое слово. Она периодически облизывала губы, что заставляло его глаза возвращаться к ним еще чаще.
- И все равно я считаю, что человек должен видеть грань нормального поведения.
Оливия не была удивлена ответу матери. Женщине, которая с детства ела с золотой ложечки, неоткуда было знать и понять тех, кто находится на краю выживания. С другой стороны, не менее важно не потерять себя и следовать зову своей совести.
- Вы будете у Деббитов на домашнем концерте? – внезапно спросил Саймон, обратившись к Лили.
Женщина откусила булочку и, прожевав, поспешила ответить:
- О, не могу сказать на свой счет, но вот Оливия как раз хотела его посетить. То и дело говорила и говорила о нем с таким восторгом.
Та повернула к ней голову, поедая сердитым взглядом, но мать как ни в чем не бывало продолжала увлеченно наслаждаться десертом.
Саймон посмеялся про себя, переводя взгляд с одной на другую, и в итоге решил подыграть Лили:
- Это отлично, потому что я тоже собирался туда идти. Будет приятно побеседовать с кем-то из знакомых. - Улыбаясь, он незаметно подмигнул Оливии, на что в ответ она закатила глаза. – И не просто со знакомым, а с другом детства. Вы ведь помните, что я гостил у вас на летних каникулах много лет назад в вашем поместье?
Лицо Оливии, казалось, вот-вот закипит. Значит, спелись! Решили ее провести. Она скрестила руки и надула губки. Теперь она в ловушке, в которую и не собиралась попадать, потому что ее туда затолкали насильно. Надо прекращать эту нечестную игру.
- О, да, конечно! – восторженно подтвердила мать. – Вы, милорд, были тогда таким безобразником. Бегали, играли, бывало и крушили. - Она посмеялась. – А как же часто вас вспоминает Ричард!
«На моей памяти за тринадцать лет ни разу»! – так и хотело вырваться у нее из уст. У Оливии начало складывалось ощущение, что это не она член семьи, а этот сидящий напротив герцог. Но больше всего ей было в тягость вечно слушать преувеличенные речи Лили.
Но тут мать, разделавшись с булочкой, неожиданно встала, а за ней следом и Саймон.
- Какой кошмар! Я вспомнила, что не полила свои цветы. Бедняжки, сохнут уже несколько дней. Простите мне мою забывчивость. Я скоро вернусь, а вы продолжайте пить чай. Оливия, поухаживай за гостем, - она многозначительно кивнула в сторону Саймона. Лили ветром убежала из гостиной, оставив в воздухе только запах своих духов.
Саймон присел.
- Значит, вот как! – Оливия была возмущена до предела. – Знаешь, мне абсолютно все равно что только что происходило здесь. Я оставлю без внимания и весь этот фарс. Мне просто интересно, что ты здесь вообще делаешь?
Саймон вытянул ноги и, положив одну на другую, невозмутимо ответил:
- Я пришел узнать, получила ли ты цветы.
- И нельзя было отправить одного из своих слуг?
- А также хотел навестить тебя. - Он одарил ее своей обаятельной улыбкой.
Глаза Оливии с укором впились в него, в то время как он смотрел на нее с неким любованием. Девушка казалась раздраженной, и тому причиной служил он. Саймон знал это. Но его это ничуть не трогало, однако даже напоминало их детство: она хмурая и злая, а он радостный и беззаботный. Будто вечность прошла с тех пор и тут же кажется, что это было вчера.
- Чего ты хочешь? – спросила Оливия.
Попытав ее молчанием, он ответил серьезно:
- Тебя.
Ее брови поползли наверх, а из груди наружу вырвался смешок.
- Что это значит? Зачем я тебе? – В ее голосе слышалось искреннее непонимание. – А-а-а, хочешь испробовать на мне свою пыточную?
Саймон поднял подбородок вверх.
- Так уж вышло, что я решил жениться и в этот самый момент нашел тебя. Я думаю, это судьба, что так удачно сложилось. И в тот момент, когда я понял, что ты это ты, то решил: ты будешь моей герцогиней. Надеюсь, что ты не будешь против.
- Конечно, я против! – Душа ее вся восставала. - Не кажется ли тебе, что ты слишком самонадеян и груб?
Саймон поднял одну бровь.
- Груб вряд ли, самонадеян – возможно. Герцогский титул неволей делает тебя таким, какой ты есть, поэтому не будь ко мне строга, Оливия. Вскоре ты сама это поймешь. Хотя это еще одна из причин, почему я нуждаюсь в тебе: моя жена должна помогать мне видеть себя со стороны и принимать участие в важных вопросах моей деятельности. А ты, я знаю, умнее как минимум половины всех лондонских дам.
Если это комплимент, то он увенчался успехом. Прежде, кроме отца, никто ей не говорил подобного. Он сидел прямо напротив нее. Свет от окна упал на одну сторону его лица, как будто лишний раз доказывал, насколько он был хорош собой. И хорошо или худо, но отрицать очевидное было глупо. Квадрат лица мужчины сделался четким и острым, что создавало ему еще более мужественный образ.
Саймон заметил, как уголки ее рта дрогнули в улыбке, а в глазах промелькнула мягкость.
- Мне пора. Я злоупотребляю вашим вниманием, леди Уотсон.
Он поднялся и медленно направился к двери. Но Оливия, ни минуты не метаясь, подбежала и схватила его за руку. От неожиданности Саймон озадаченно посмотрел на нее.