Мой взгляд насмерть прикован к красивой темноволосой девушке, смущенно обводящей всех взглядом.

На ней скромное темно-бордовое платье до колен, с рукавами в три четверти и стоячим воротничком под шею. На лице ни грамма косметики, но ей она и не нужна. Темно-карие глаза обрамляют пышные ресницы, брови широкие, но аккуратные, губы полные и нежно розовые. Куколка… самая настоящая куколка.

Мне в грудь словно пуля прилетает, раскрошив ребра на мелкие осколки. Те медленно разлетаются в стороны, вонзаясь острыми краями в сердце и мягкие ткани. Больно так, что ни вдоха сделать, ни выдоха.

Ничего не соображаю. Мозг отключился, перестав функционировать, и будто вошел в кому. Смотрю на то, как Давид, стиснув челюсти, медленно встаёт и оборачивается.

— Здравствуй, — хриплый голос как еще один выстрел.

— Привет, — а её розовеющие щеки и взгляд в пол, как лезвие под ребра.

— Ани, дядя Артуш, тётя Гаянэ, — спохватившись, Мариам вскакивает со стула и быстро подходит к ним.

С ходу попадает в тёплые объятия, и целуется с ними в щеки.

— Здравствуй, Мариам, дочка, — здоровается мужчина, смотря на неё, как на родную, а потом точно также здоровается с Давидом.

— Вы как здесь?

— Да на похороны едем к дяде Вазгену, а Лусинэ предложила и к Вам в гости заехать.

— Мы подумали почему бы и нет, — поддерживает его женщина, — Посмотрим, как вы тут живете. Да и Ани по Давиду соскучилась.

Мари спешно оборачивается на меня, а я сижу не шевелясь. Меня парализовало, все функции сбились, работая на автопилоте.

Чувствую, как холодеют руки, и этот холод стремительно охватывает каждую клеточку, грозясь убить меня обморожением.

Мало ему пуль и лезвия….

— Ну вы садитесь-садитесь, — подталкивает гостей к столу Лусинэ, — Мариам, помоги мне с тарелками.

Так вот значит для чего был этот роскошный стол. Не для того, чтобы отметить последний звонок. Лусинэ ждала дорогих гостей, а детям они не стали говорить, потому что хотели порадовать приездом будущих членов семьи…

Опускаю глаза в стол, чувствуя, как надрывно работает сердце. Взгляд Давида кожей ощущаю, пристальный, тяжелый, но посмотреть на него не могу.

— Так, вот тарелки, а вот стулья. Садитесь. — командует Лусинэ. — Артуш, Гаянэ, вы сюда, а ты Ани к Давиду поближе.

Каждое её слово втыкается в меня подобно иголкам в куклу Вуду.

Мариам садится рядом со мной, опускает под стол руку и крепко сжимает мои пальцы.

— Оль… — шепчет взволнованно.

— Всё нормально, — выдавливаю сипло, пялясь в одну и ту же точку на скатерти.

— А это твоя подруга, Мариам? — участливо интересуется незнакомая мне женщина, вынуждая меня через силу поднять на неё взгляд.

— Да, это Оля. Моя самая лучшая подруга, — обнимает меня за плечи Мари, стиснув крепко-крепко, будто пытаясь таким образом дать мне сил.

— Очень приятно, — мать невесты Давида улыбается, и я тоже.

Натянуто, как могу.

— Мне тоже.

— А это Ани, — продолжает она, — вы же не знакомы ещё?

Удар сердца, пропуск… снова удар. Оно бедное скукоживается и едва находит в себе сил качать кровь.

Поворачиваю голову в сторону её дочери.

Ани вежливо улыбается, смотря на меня открытым взглядом. С интересом рассматривает, даже не подозревая, что ещё сегодня утром мы с её будущим мужем целовались у него в машине несколько часов подряд.

— Привет.

Ответить не получается. Слова застревают в горле, не в состоянии превратиться в членораздельные звуки. Только отрывисто кивнуть и снова уткнуться в скатерть.

— Ну что? За встречу? — поднимает рюмку с коньяком Тигран Арманович, — пусть повод ваш сюда приехать печальный, но все же вы здесь.

— Да. Жаль Вазгена, но он сам себя сгубил пристрастием к водке, — с легкой грустью отвечает другой мужчина, а потом все выпивают.

Я же хочу убежать отсюда. Мне кажется, что стул подо мной горит и этот огонь перебрасывается на меня. Меня бросает то в холод, то в жар пока они все разговаривают. Мари не отпускает мою руку. Поддерживает, или боится, что я что-то скажу или выдам как-то нас с Давидом?

Глупенькая. Я этого не сделаю. Ни за что в жизни так его не подставлю.

Обхватываю дрожащими пальцами стакан и делаю несколько глотков сока. Пара капель стекает по подбородку, неуклюже хватаю салфетку и стираю их.

— Ну что, Ани, ты платье-то выбрала уже свадебное?

Вовремя успеваю поставить стакан на место, иначе позорно уронила бы его. Натягиваюсь струной, борясь с желанием заткнуть уши и не слышать ничего. Ребра начинают вибрировать от мощнейшего напряжения, сердце отчаянно пытается вырваться наружу.

— Вообще, я думала пошить, — смущенно доносится справа.

— Что значит пошить? — возмущенно разводит руками Лусинэ, — Ты не успеешь. Свадьба в августе, а уже июнь. Да и зачем шить? Мы оплатим покупку. Правда, Давид?

Секундная заминка и последний гвоздь в мой гроб.

— Да, — следует стальным тоном.

Поднимаю на него взгляд и едва с ума не схожу. В его глазах боль… Такая сильная, что я чувствую её также, как свою. Боль, вина, сожаление. Начинаю захлебываться в его эмоциях, которые топят меня наравне с моими собственными.

Легкие захлопываются, наглотавшись их, как воды в безжалостном океане и теперь тянут меня ко дну.

— Позвони мне, — шепчу отчаянно Мариам.

— Что? — подруга непонимающе хмурит брови.

Беру незаметно её мобильный со стола и просовываю его ей в ладони.

— Позвони мне сейчас!

Она разблокирует его и найдя мой контакт, нажимает на зеленую трубку. Из моей сумки начинает доноситься спасительная мелодия.

Извинившись, на непослушных ногах отправляюсь в коридор, сбрасываю вызов, делая вид, что отвечаю на него. Несколько секунд молчу, а потом бросив «Да, хорошо», возвращаюсь в зал.

— Извините, но мне придется уйти. Позвонила мама, — проговариваю максимально ровно.

Несколько пар глаз поворачиваются в мою сторону. Давид тоже оборачивается, но я не в силах встречаться с ним взглядом.

— Так быстро? — удивляется Тигран Арманович. — Может хотя бы десерт с собой возьмешь?

— Нет, спасибо. Благодарю вас, что позвали. Была рада знакомству, — метнув взгляд в гостей, на автомате улыбаюсь. — Хорошего вам вечера!

Звучу как робот, а перед тем, как развернуться, замечаю высокомерный взгляд Лусинэ и её скрытую улыбку, ощущающуюся почему-то, как укус ядовитой змеи.

— До свидания, Оля.

Пока обуваюсь, из зала выходит Мари.

— Ольчик, Господи, мне так жаль, — шепчет отрывисто, гладя меня по спине.

Чертовы застежки никак не хотят застегиваться, в глазах плывёт, подбородок дрожит. Ещё чуть-чуть и меня прорвёт.

— Я позвоню тебе, хорошо? — шепчет она, когда я наконец справляюсь с босоножками. — Пожалуйста, только подними трубку, Оль! — киваю, смахивая выступившие слезы и нетерпеливо дожидаясь, пока она откроет, — Оль, пожалуйста!

— Пока, Мари.

Протиснувшись мимо неё, выбегаю на улицу.

К моему удивлению, ожидаемой истерики у меня не случается. Пока еду на автобусе домой, только несколько слезинок скатываются по щекам. Основная буря уничтожает меня изнутри. Мрачная, беспощадная, губительная. Она развернулась и крошит меня на мелкие песчинки, вынуждая трястись и молиться, чтобы только сердце не остановилось прямо здесь, в общественном транспорте.

Выхожу из автобуса, бреду по улице, обхватив себя руками и смотря под ноги. Врезаюсь, в какого-то прохожего. Не замечая его нелестных выкриков в спину, бросаю «Извините» и иду дальше. Хочу домой, лечь на кровать и умереть там, наедине с самой собой.

Подхожу к дому, вхожу в подъезд, поднимаюсь по ступеням, услышав, как кто-то из соседей идет следом.

Жму на кнопку, утыкаясь глазами в пол. Сосед тормозит за моей спиной. С абсолютно пустой головой жду, пока приедет лифт. Мне холодно. Так сильно, как не было ещё никогда. Я натурально дрожу.

Когда двери кабины разъезжаются, вхожу внутрь, а после того, как мужчина делает тоже самое жму на кнопку своего этажа. Только после того, как мы начинаем движение, понимаю, что сосед не нажал на кнопку.