Разочарование до сих пор тяжелым осадком лежит на плечах, потому что мне хотелось его поцелуя. Хотелось так, что я едва его об этом не попросила. Дурочка глупая, Господи.

— Ось, а можно Давид пойдет к нам на чай?

Растерянно осматриваюсь, понимая, что двигатель затих. Я даже не заметила, как мы доехали до дома.

— Если у Давида нет никаких дел, то конечно можно.

Перевожу на него вопросительный взгляд, а сама едва ли не взрываюсь. Соглашайся, пожалуйста!

— Мне ехать нужно, — поворачивается он полубоком, чтобы видеть нас.

— Поедешь, — сестра уверенно приближает к нему своё личико, — чай попьем и поедешь. У меня смотри что есть, — лезет в карман платья и выуживает оттуда три шоколадные конфеты с орешками, — у Маши день рождения был, она раздавала всем, а я поделюсь с вами. Здесь как раз три! Пойдем?

Давид усмехается и протягивает руку, чтобы легко щелкнуть её по носу.

— Откуда у вас младших сестер эта способность — смотреть так, чтобы невозможно было отказаться?

— Это да? — радостно взвизгивает она.

— Да.

Нужно ли говорить, что внутри меня всё кипеть начинает? Господи, ещё неделю назад я и подумать не могла о том, что он будет смотреть с таким теплом на мою сестру и согласится пойти с нами на чай.

— Заходи, — тянет его за руку Алиска, когда мы входим в квартиру. — Я тебе свою комнату покажу.

— Погоди, плюш, Давиду сначала нужно разуться и раздеться. И тебе, кстати тоже.

— А почему плюша? — интересуется Дав, пока я снимаю с неё курточку.

— Меня так Миша называть начал. Я плюшки просто обожаю, — широко улыбается она.

— Вы давно знакомы с ним? — повесив куртку на вешалку, Давид внимательно смотрит на меня.

— Очень. С нашего детства.

— Ося его сильно любит!

Ох и Алиска.

— Он мой лучший друг был много лет, — быстро поясняю. — Теперь вот у меня ещё есть Мариам. Если после сегодняшнего дня твоя мама не решит, что лучше нам не общаться, — горло неприятно сдавливает от внезапного воспоминания того, что произошло час назад.

— Не решит. У Мариам только ты близкая подруга, папа это знает. Если что я подтвержу, что твоей вины в сегодняшней ситуации не было.

— Спасибо.

Пока Алиса проводит Давиду экскурсию по квартире, я завариваю чай и лезу в холодильник. Из еды там только вареные макароны, колбаса и одно куриное филе, которое мама достала размораживаться, чтобы сегодня после работы приготовить.

Алиска-то покушала в саду, а Давид остался из-за меня без ужина и должно быть голоден.

Нахмурившись, смотрю на филе. Интересно, что с ним можно приготовить? Сварить, поджарить? Как и с чем? Целую минуту раздумываю, а потом не справившись с неприятной холодной волной под кожей, все же хватаю колбасу.

Делаю бутерброды, завариваю чай и выставляю всё это на стол.

— Всё готово, — кричу, но так и не дождавшись ответа, отправляюсь на поиски двух пропаж.

Прохожу по коридору, и заметив их в своей комнате, захожу внутрь.

— Это когда я только родилась, — рассказывает воодушевленно Алиска, тыча пальчиком на фотографию.

Давид внимательно рассматривает её. Глаза серьезные, губы плотно сжаты. Выглядит совсем не так, как когда соглашался на чай. Словно настроение хорошее куда-то испарилось.

— А это мы гуляли втроем, — переворачивает страничку альбома сестра, — смотри какой Миша сильный!

Я подхожу ближе, всматриваясь в снимок. На нём Помазов держит меня на плечах. Алисе здесь год, и она сидит рядом в коляске. Заливисто смеётся.

— Мы с самого рождения гуляли с ней втроем, поэтому она Мишку так сильно и обожает, — зачем-то поясняю.

Давид отрывает от альбома взгляд, а я теряюсь от того, какой он у него тяжелый вдруг стал. Неподъемный какой-то, давящий.

— Ясно, — отвечает кратко и захлопывает альбом. — Ты вроде говорила, чай готов?

— Да.

— Тогда идемте!

Давид

Конфеты мы все же оставляем Алисе. Я быстро справляюсь с бутербродами, а потом наблюдаю за тем, как Оля убирает всю посуду в раковину.

Осипова переоделась в домашнюю майку и велосипедки. Вроде выглядит не развратно, а у меня глаза от её ног не отлипают. Длинных и стройных. Сзади под коленкой на правой ноге небольшая родинка, икры крепкие благодаря занятиям танцами, аккуратные лодыжки и смешные теплые тапки с рогами оленя.

Красивая, домашняя такая. Ощущаю внезапный толчок в груди, и резко отворачиваюсь к окну.

— Снег пошел, — произносит Оля, справившись с посудой. — Пойдем в комнату? Там вид лучше.

— А Алиса? — возвращаю на неё взгляд.

— Она уже в цепких лапах планшета. Это надолго, поверь, — улыбается и вдруг кладет мне ладонь на руку, сжимает пальцы вокруг моих и легко тянет за собой, — пойдем.

Встаю, мягко забирая руку и закладываю её в карман. Пальцы жжет в месте, где она касалась, а на коже как будто клеймо осталось.

Оля неловко оборачивается, но продолжает идти как ни в чем не бывало. В спальне свет не включает. Сразу к окну продвигается.

— Смотри! — останавливается около него, а я становлюсь позади. — Наконец-то снег! Хотя уже март, конечно, я бы не отказалась от потепления, но, если выбирать дождь или снег, я однозначно выберу второе.

Снег и правда летит красивый, лопатый. Крупные хлопья оседают на подоконник и впечатываются в стекло.

Оля закидывает голову назад, смотря на небо, а мне в нос запах её волос ударяет, как нашатырный спирт. Возбуждает чувствительные окончания верхних дыхательных путей и в кровь проникает.

Прямо как тогда, когда я в первые её случайно обнял. На лестнице у себя дома. В тот раз меня шандарахнуло точно также. Уже тогда я понял, что нельзя с ней рядом находиться. Чревато это и совсем не нужно.

— Интересно получается, правда? — оборачивается и смотрит на меня с легкой убийственной улыбкой, — Сначала я была у тебя в комнате, а теперь ты в моей.

— Баш на баш, — сиплю не своим голосом.

— Типа того. Вот только прятаться у меня в комнате негде. Шкаф поменьше, чем твой, ты туда не поместишься.

Шутит, а я себя заставить подхватить эту волну не могу. Меня несет в другую. Туда, где шквал и ураган. Туда, откуда возврата нет. Куда затянет и внутренности перемелет к чертовой матери.

— Под кроватью тоже не вариант, — продолжает, пока я проделываю в светловолосом затылке дыру. — Так что, если мама придет, прятать тебя некуда. Придется знакомить.

Знакомить… С мамой…

На плечи словно неподъемная ноша ложится и к земле придавливает.

Резко отшагиваю назад.

Какого, спрашивается, я попёрся сюда?

— Я пойду, Оля, — разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, успевая заметить, как меняется выражение её лица. — Спасибо за ужин.

Срываю с вешалки куртку, засовываю ступни в ботинки, а Оля догоняет меня уже в коридоре. Смотрит молча, исподлобья, но мне сказать ей нечего. Только пульс в затылке бьется так, как будто вены сейчас разорвёт.

— Пока.

Открываю дверь и пешком слетаю вниз, перескакивая сразу через несколько ступеней.

Не надо нам с ней больше пересекаться. Как-то придумать так, чтобы Мариам отец с танцев забирал, или Демьян какое-то время встречал. А мне надо заканчивать с этими встречами.

Быстрым шагом направляюсь к машине, забираюсь внутрь и завожу мотор, чтобы разогреть её. Боковым зрением замечаю движение, а когда поворачиваю голову, вижу Олю. Она выскочила из подъезда и бежит в мою сторону. Светлые волосы в стороны разлетаются, куртка не застегнута.

Ребра вибрация сотрясает.

Глупая, упрямая девчонка!

Распахиваю дверь и выхожу ей навстречу. Подбежав ко мне, останавливается на расстоянии нескольких метров.

— Давид!

— Зачем ты вышла? — Хватаю её капюшон и рывком на голову надеваю. — Только выздоровела, дурочка!

На раскрасневшемся лицо улыбка расцветает. Оля шагает ближе и смотрит мне прямо в глаза.

— Ты меня не ненавидишь больше, правда?