— Наверное.

— Поцелуй меня, — прошу тихо, но он слышит.

Кадык на его шее дергается, а потом Давид обхватывает моё лицо ладонями и делает то, чего я больше жизни хотела. Отчаянно вжимается своими губами в мои.

Мысленно достаю нож и вручаю ему оружие, которым очень скоро он вырежет мне сердце. Да и плевать. Это будет потом. Зато целых три месяца я буду жить и дышать им.

Поднимаюсь на носочках и лихорадочно обнимаю его за шею, пока Давид переносит руки мне на талию. Со всей силы сгребает меня в объятиях и поднимает над землей, продолжая неистово целовать.

Оля

— Как я давно хотел это сделать!

Давид надрывно шепчет, сжимая снова моё лицо в ладонях. Целует губы, щеки, лихорадочно гладит волосы, словно пытается насытиться, а я смеюсь и плачу одновременно.

Подставляю губы под его напор, обнимаю шею, запускаю пальцы в короткий ёжик волос. Растворяюсь в нём без остатка.

— И я. Целуй меня ещё, пожалуйста! — Сердце заняло собой всю грудную клетку, пульсирует, впитывая эмоции, исходящие от Давида. Стучит… впервые стучит так счастливо за последний месяц. — Зачем ты пошёл сегодня с ней?

Заглядываю ему в глаза, Дав тяжело сглатывает и сощуривается.

— За тем же, зачем и ты пошла с Женей.

— Видеть, как ты её целуешь было больно.

Прикрываю глаза от трепетной ласки, которую он мне дарит, гладя мои губы большими пальцами.

— А будет ещё больнее, — хрипло произносит и мне кажется будто собирается отстраниться.

Хватаюсь за него и отчаянно мотаю головой.

— Знаю. Только не передумай пожалуйста. Я не выдержу.

Серьезный взгляд пугает, а потом Давид снова касается мои губ и шепчет в них:

— Не смогу. Уже не смогу.

Накрывает мой рот и всё во мне по новой вспыхивает, не успев погаснуть. Мне кажется я могу задохнуться от этих эмоций. Их так много — меня распирает и выкручивает. Вены горят от того, с какой скоростью несётся по ним кровь. Я дурею от того, что чувствую вкус его губ. Неповторимый, сладкий, с легким привкусом горечи. Такая на вкус моя любовь.

Жмусь к Давиду со всей силой, на которую способна, пока он в один момент не отстраняется с тихим смехом.

— Задушишь.

Боже… Слепну от его широкой улыбки и всхлипываю.

— Ну хватит, — Дав стирает большими пальцами слезы с моих щек, и упирается своим лбом в мой, — обещай не плакать!

— Не могу, — сквозь смех снова реву.

— А ты смоги!

Его губы касаются моих щек. Давид притягивает меня к себе, прижав к своей груди. Обнимает за шею, уткнувшись носом в макушку, а я оплетаю его торс. Всё. Мне больше ничего не нужно. Только слышать, как хаотично скачет его сердце, и чувствовать такой необходимый запах.

— Я не хочу туда возвращаться, — произношу тихо, проведя щекой по темной ткани футболки.

— Мы и не вернемся.

— Нужно извиниться перед Женей. Некрасиво получилось. И ребята, — меня словно молнией пронзает, — они видели?

Вскидываю взволнованно голову, Давид мягко улыбается.

— Нет, не переживай. Я сейчас всё утрясу. Подождёшь?

Киваю, а когда Давид уходит, наконец могу осмыслить что только что произошло. Прикладываю ладони к горящим щекам и чувствую, как глупо улыбаюсь.

Я не ошиблась, когда думала, что нравлюсь ему. Не ошиблась!

Хочется раскинуть руки в стороны и заверещать!

Господи, спасибо тебе!

Вскидываю голову к небу и устремляю взгляд в россыпь миллионов звезд. Сегодня они светят для меня. И Большая Медведица, и Малая и все остальные созвездия. Даже круглый месяц, кажется светит ярче, чем обычно.

На долго ли? Звучит в подсознании притихший внутренний голос. Совесть тоже поднимает голову, напоминая о том, что где-то живёт Ани, но я затыкаю их обоих. Дайте мне побыть хотя бы немножко счастливой, а потом можете вместе загрызть меня насмерть.

Давид пока ещё не женат, а значит мы можем это время провести вдвоём. Этого у нас никто отнять не может!

— Замерзла?

Вздрагиваю от неожиданности, когда мне на плечи ложится моя весенняя куртка, а потом Давид обнимает меня со спины.

Всё. Совесть с внутренним голосом как ветром сдувает. Жмусь к нему, позволяя себе утонуть в тепле его тела.

— Не успела, — поворачиваюсь к нему лицом, — как Женя?

— Нормально. Он взрослый мальчик, переживёт.

Хмурюсь, понимая, что некрасиво вышло с ним.

— Надеюсь, познакомится с кем-то сегодня.

— Я отправил его к Насте, чтобы они оба не скучали, и попросил парням ничего не говорить пока что.

Согласно киваю. Не хочу, чтобы кто-то знал, что мы с Давидом вместе. Я понятия не имею как может отреагировать Мариам и очень этого боюсь.

— Правильно. Только не думаю, что ему придется по душе эта твоя Настя.

— Если мы с ним хотя бы немного похожи, то не придется, — усмехается Давид, — но никто не заставляет остановиться на ней. Там полный клуб девчонок. Найдёт кем утешиться.

Женя классный, думаю, действительно, не останется один.

— Куда пойдём? — спрашивает Давид.

— Мммм. Я не знаю. Мне всё равно.

— Тогда просто идём.

Моя ладонь оказывается в его, и Давид тянет меня к выходу с территории клуба.

А потом мы идём… идём вдвоём… за руку по вечернему проспекту!

Кожу покалывают мелкие иголочки, меня распирает. Я словно нахожусь под кайфом, хотя и не знаю как это. Просто думаю, что он ощущается именно вот так. Когда всё тело легкое, воздушное, а мир вокруг ярче, чем обычно.

— Есть хочешь? — Дав скашивает на меня теплый взгляд.

— Нееет, — смеюсь, прижимаясь к его плечу щекой, — ты думаешь, что я только и делаю, что ем?

— Если бы ты ела! Хоть гуляшом сегодня поужинала, который сама приготовила?

Он перехватывает мою руку левой, а вторую забрасывает мне на плечо. Прижимает к себе, а я ликую.

— Да. Мне Мариам отсыпала половину в ланчбокс. Я не хотела брать, потому что мясо-то ваше, но она не спрашивала. Твоя сестра иногда, несмотря на внешнюю хрупкость, может быть очень настойчива.

Смех Давида шевелит волоски на моём теле.

— Я тебе хотела приготовить, — признаюсь и чувствую, как стремительно краснею.

Ещё недавно я спорила с его матерью о том, что готовить — это не самое главное, что должна уметь девушка, а сегодня сама попросила Мариам научить меня. Но на самом деле я сделала это не для того, чтобы под кого-то подстроиться. Просто после окончания школы, я планирую жить в общежитии, а там нужно уметь готовить, чтобы не умереть с голода.

Ну а гуляш выбрала… ох, ну не врать же себе самой. Потому что хотела показать Давиду, что я могу быть не хуже НЕЁ…

— Я догадался, — с несвойственной ему нежностью произносит он.

Не знаю сколько мы гуляем. Кажется, что совсем мало, но при этом успевает пройти часа два. Если бы не звонок мамы с требованием возвращаться домой, я думаю, мы прогуляли бы целую ночь.

Когда я захожу в подъезд, губы мои болят от количества поцелуев. Немного припухли и слишком чувствительны. Я трогаю их, пока еду в лифте, а в отражении зеркала, занимающего всю стену вижу себя такой, какой не видела ещё никогда.

— Ты почему загулялась так, Оль?

Я уже и позабыть успела о том, что родители могут следить за тем, во сколько приходят их дети. Мама в последнее время часто либо сама приходит поздно, либо не приходит вообще, ссылаясь на то, что ночует у бабушки. Хотя она и правда часто забирает Алиску и увозит туда.

— Была с друзьями. Привет, мам, — целую её в щеку, стараясь не раздуть пламя негодования.

Я сегодня слишком счастлива, чтобы позволить хотя бы чему-то омрачить моё настроение.

— Привет. Давай ты будешь раньше возвращаться с таких вот прогулок, ладно?

Говорит, когда я вхожу в ванну.

— Хорошо. Как твои дела?

— Да также, как они у меня могут быть? Оболтусов правда, придушить хочется, в школе, но это уже привычно, — улыбается, а я замечаю, что улыбка у неё настоящая.

Не вымученная, как была в последний год, а искренняя. И глаза светятся ярче, чем прежде. Подумать о причинах такой перемены не даёт возглас отца с кухни.