Она похлопала коня по холке, и Эмиль повел его в конюшню, обняв за голову, а жеребец тыкался в него мягкими ноздрями.
Пакет лежал на столе, и на нем было что-то написано рукой Алексея. Николь разорвала пакет и развернула пелерину из того же материала, что и мундир, который генерал ей одолжил и который все еще лежал у нее в комнате рядом с кроватью. Отколов от воротника записку, Николь подошла к окну и прочла ее.
Свой мундир я Вам отдал, чтобы Вы не замерзли, милая, но это военное имущество, и мне нужно будет его вернуть, как только кончится эта война. Сегодня вечером я буду проезжать мимо Ваших погребов в Реймсе. Может быть, Вы сможете сохранить эту пелерину и вернуть мне обратно мой мундир? Я мог бы Вас там встретить в восемь вечера. Пошлите Вашего паренька в лагерь с ответом.
Алексей
В прозрачных сумерках висела в небе начищенная раздутая луна и освещала Николь дорогу к погребам на площади Прав Человека, где уже ждал ее Алексей. Она сняла с пояса большой ключ отпереть погреб — все рабочие уже ушли.
Алексей улыбнулся:
— Вы ее надели. Спасибо.
Он поднял воротник ее пелерины, защищающий шею от холода, Николь зажгла лампу, и они вошли внутрь, закрыв за собой дверь.
— Я принесла ваш мундир. Тяжелый! — Она протянула ему сложенный мундир.
Алексей его надел.
— Тяжелее, чем вы можете себе представить. Но ничего другого я не знал последние годы. — Он кивнул на уходящие вниз ступени: — Сколько там у вас километров?
— Практически без края, примерно двадцать пять. Но я знаю каждый дюйм.
— Не сомневаюсь. И покажете мне?
— На это же вся ночь уйдет!
— Именно так.
— Осторожнее на ступенях, все факелы погашены. Топлива мало, а люди разошлись по домам.
Воздух в погребах был прохладен, окутывал все предметы бархатно-черным коконом. Николь подняла лампу повыше.
— Вот самая первая стойка, которую я увидела в жизни — в тот день, когда в Реймс пришла революция.
— Как это случилось?
— Я была сорванцом и сдуру влезла в драку с большими мальчишками. Наверху творился хаос, и Ксавье меня сюда затолкал, чтобы спрятать от них. Мне показалось, что я попала в пещеру фей.
— Значит, ничего особенно не изменилось. А наверху мир меняется слишком быстро, — заметил Алексей.
И они пошли в молчании по лабиринту погребов. Километры вина, тележек, дымовых труб — она хотела, чтобы это никогда не кончалось. Возле того места она остановилась, засунула руку за этажерку с vin de Sillery[59] и смахнула пыль. На стене было вырезано:
Алексей тронул ее за руку:
— У вас есть Ментина.
— Да, она — моя радость. Забавно, как ты стараешься изо всех сил навязать детям свою волю, а они делают, что хотят, хоть ты разорвись. Идемте дальше.
Они шли и шли, и у каждого коридора была своя история. Он внимательно слушал, задавая бесконечные вопросы. Много часов прошло, пока они прошли полпути и двинулись обратно. Невозможно было понять, день уже или еще ночь, но утро должно было быть близко.
— Вы столько обо мне слышали, а что же сами? Расскажите мне о себе. Я же о вас ничего не знаю, только то, что вы русский генерал и знаете все, что только можно знать о вине… И еще что у вас шрам, о котором вы не хотите говорить.
— Я бы предпочел сегодня затеряться в вашем мире. Обещаю, что когда-нибудь все расскажу, но сейчас мы у вас, и лучше говорите вы. Своими историями вы помогли мне забыться. Я, как правило, не сплю. Это делает меня прекрасным солдатом, но очень несчастным человеком. Давайте пойдем дальше?
Они отправились дальше, вдвоем, в тишине и темноте. Николь не хотела, чтобы утро наступило слишком быстро. С того дня, как умер Франсуа, она постоянно ощущала тяжелое одиночество. Сегодня с Алексеем w нет.
— Вот здесь. Это была вершина, лучший урожай всех времен, тысяча восемьсот одиннадцатый год. Мой год вина кометы. Эти стойки восстановили после того, как я была тут в последний раз. Часть вина вылакали ваши люди, когда напали на мои погреба.
— Я сделал все, что мог, чтобы это возместить… То есть я надеюсь, что это так. Но вот одна вещь меня заинтриговала. В той партии, что мы помогли грузить, были тысячи бутылок шампанского, но не оказалось ни одной мутной или испорченной, насколько я могу судить. Как вы этого добиваетесь?
Она снова улыбнулась его бесконечным познаниям. Конечно, прозрачное шампанское он заметил. Его взгляд не пропускал ничего.
— Совершенно секретные сведения, даже для вас.
— Даже сейчас, когда мы здесь только вдвоем?
— Это знают всего четыре человека во всем мире.
— Секретные сведения — моя специальность. — Он отдал честь. — Все разведданные дальше меня не идут.
Она смотрела на него несколько секунд, не зная, готова ли поделиться своим главным преимуществом. Этот человек не имел никакого отношения к ее делу, к Реймсу и ни к кому вообще, кого она знала в этом городке. Она не видела от него ничего, кроме добра и помощи, и он был бесконечно очарован обаянием виноделия. Он не был безнравствен, как Тереза, и не был слаб, как Ксавье. А главное — ее переполняло желание поделиться с ним всем. С ним, с человеком, появившимся в ее жизни так же таинственно и знаменательно, как комета. От Терезы остался в сердце осколок льда, но Алексей совсем другой. Если бы он захотел, то мог бы силой пробиться к ее секретным погребам еще в самом начале, и она не в силах была бы ему помешать.
— Идите за мной, — сказала она, решившись и нашаривая ключ — самый большой на связке.
Отцепив ключ, Николь передала его Алексею и направилась к двери ремюажной. Он вложил ключ в замок, но дверь открылась сама.
— Луи! Ты что здесь делаешь в такой час?
— Раннее начало рабочего дня, — ответил он, разглядывая Алексея. — С кем имею честь?
Уже утро значит, они всю ночь проходили по подвалам.
Алексей протянул руку:
— Генерал Марин. Доброе утро.
— Да, конечно, наш самый крупный покупатель. Кажется, мадам Клико делает мою работу вместо меня, — ответил Луи, закрывая за собой дверь. — Мне запереть?
— Не нужно, я показываю генералу наши погреба.
— Но ведь не эту комнату?
— И ее тоже. Ему интересно. Ты не волнуйся, я ему верю. Хотя в этом русском мундире он может выглядеть не столь достойным доверия.
— Не стоит переживать на мой счет, я интересуюсь всего лишь из любопытства, — заверил Алексей.
Николь нахмурилась, потому что Луи уставился на него в упор. Зачем такая грубость?
— Ты сейчас должен быть у давильни, встречать доставку бутылок?
— Да, мадам Клико. Иду сию минуту.
— Хорошо.
Он вышел, хлопнув дверью.
— Кажется, я кому-то наступил на мозоль, — сказал Алексей.
— Здесь решения принимаю я, — ответила она.
Я помню, что не стоит становиться у вас на дороге! — Он открыл дверь: — После вас, мадам Клико.
— Подождите здесь, но закройте глаза.
Николь быстро обошла комнату, зажигая лампы и выворачивая фитили на полную мощность. Здесь она всегда чувствовала душевное волнение. Стали видны столы: бутылки ряд за рядом, наполненные чистым золотом.
— Можете открывать.
Он оглядел столы, провел рукой по перевернутым бутылкам.
— Вот это и есть ваш секрет? Так вы добиваетесь постоянной прозрачности вашего шампанского?
Он прошелся туда-сюда, любуясь упорядоченными рядами ремюажных столов, а она объясняла, как это работает.
— Невероятно просто и дает решающий перевес над противником, как и все лучшие военные кампании, — сказал он. — Но никто раньше до такого не додумался.
Это принесет вам состояние, пока вы сможете отбивать натиск русских орд.
— По крайней мере один человек из этих орд всегда здесь желанный гость. Если я смогу доставить это все в Россию, стоить оно будет на вес золота.