Извилистый Мезский канал пересек бельгийскую границу и стал Маасом. Проходили дни и недели. Вдоль воды выстраивались деревни и города, где сонные, где оживленные торговлей. Мотались на лебедках грузы, со стуком катились на склады бочки, спасались на отмелях от жары коровы, женщины стирали одежду и оглашали берега смехом, отражавшимся от воды.

Суда по каналу шли сплошным потоком, и не прекращались ожидания у шлюзов, суматоха выкриков, команд и бессмысленных воплей. За границей баржу встретили все те же ровные горизонты, но поля были засеяны драгоценными тюльпанами. Поскрипывали мельницы, как огромные тикающие часы, отсчитывающие потерянное время.

В ночь накануне намеченного отплытия из Амстердама баржа подошла к перегону с тринадцатью шлюзами. Уже стемнело, и ночь была безлунной. Лоцман отказался делать такую сложную проводку в темноте. Николь согласилась, что ранний отход даст им достаточно времени, чтобы выдержать срок до трех часов пополудни, и согласилась с ним.

— Тринадцать — слишком несчастливое число, чтобы оставлять его до завтра, — предупредила Наташа.

— Давай не будем лишний раз в темноте испытывать наше везение, — возразила Николь.

Вода ревела, вырываясь из ворот шлюза, поглощала залегшее за ним темное пространство. Франсуа могло бы туда потянуть в одном из его приступов мрачности, а Николь не было бы рядом, чтобы спасти.

Она поежилась, будто почуяла призрака.

Часы пробили три, потом четыре. Сон не приходил. Остро не хватало Франсуа, Терезы, Луи. Лучше уж встать, хотя на палубе изрядно холодно.

Закутавшись в шаль, она вышла наружу. Горизонт тускло светился, как грязная полоса. Впереди круто уходила вниз цепочка тринадцати шлюзов, но баржа Николь стояла в очереди первой, и как только солнце осветит поля, они тронутся в путь.

Тихо, чтобы не разбудить Наташу, она выбралась на бечевник[40] — получше рассмотреть шлюзы. Всмотрелась в первый бьеф[41]: черная вода стояла далеко внизу, почти вся лестница была над водой. Глубина такая, что заполнять бьеф придется добрых полчаса.

Пока Николь смотрела, вода стала просачиваться в бьеф, хотя никого возле ворот шлюза не было видно. В этой глубине было что-то, создающее ощущение, будто стоишь на краю обрыва и он тебя манит. Поглощенная своими мыслями Николь слишком поздно услышала чье-то быстрое движение за спиной. Ее обхватили сзади за пояс так крепко, что дыхание пресеклось. Она хотела крикнуть — чья-то рука намертво зажала рот, наполнив его вкусом соли и угольной пыли.

— Не начинай того, чего не сможешь закончить, — прошипел нападавший, обжигая ухо горячим и вонючим дыханием. — Отдай свой груз и возвращайся домой, как хорошая девочка. — Он держал Николь над краем бьефа. Вода стала реветь, пробиваясь внутрь. Уровень ее повышался. Хватка стала сильнее, человек прижимал ее к своему провонявшему потом телу. — Это совет от мсье Жана-Реми Моэта.

— Пожалуйста… — в ужасе прохрипела она.

Человек ее отпустил, но слишком резко: Николь покачнулась и, оступившись, рухнула в бурлящую ледяную воду, устремившуюся навстречу. Она заколотила руками, стараясь удержать голову над пеной. Платье тянуло вниз. Ловя ртом воздух, она сорвала с себя нижнюю юбку, и ту сразу же затянуло подводным течением. Николь рванулась кверху, борясь за воздух — вода поглотила ее крики, залепила рот пеной. Она, толкнувшись к черному небу, снова выскочила на поверхность, сделала прерывистый вдох — и разглядела Наташу, перегнувшуюся через край.

— Помоги! — пронзительно крикнула Николь.

— Раскинь руки и ноги и дыши. Береги силы!

Снова ее затянуло вниз, уши наполнились грохотом воды. Кто-то быстро спустился по скобам лестницы и протянул руку. Она рванулась, но течение оттащило ее прочь. Вспыхнувшая надежда лишь усилила панический страх. Легкие горели огнем, ноги ныли от холода и напряжения.

— Давай, ты можешь! Бей ногами изо всех сил, тебе еще не время! — крикнула Наташа.

Николь рванулась изо всех сил и схватилась за руку. Ее потащили вверх.

— Держи голову над водой, остальное моя забота.

Ее рывком подтащили к лестнице, она схватилась обеими руками, боясь шевельнуться. Человек на лестнице обхватил ее рукой, и его лицо оказалось перед глазами Николь.

Она в ужасе замерла. Это был Шатле, человек Моэта!

— Хватайся за обе стороны лестницы. Найди нижнюю скобу и вылезай, пока не замерзла насмерть и нас водой не залило.

Наташа наверху вытянула руки:

— На меня смотри, не смотри вниз! Лезь, и все!

Николь с трудом вытащила себя на ступеньку, потом на следующую. Покрытые зеленой слизью скобы скользили, лестница поднималась вертикально, все мышцы болели, но обратно она не хотела ни за что.

Она вылезла, свалилась на сухую землю, и ее безудержно затрясло в руках у подруги.

К счастью, Наташу разбудило движение баржи, когда начал меняться уровень воды. Она проснулась, увидела, что Николь ушла, и когда стала искать ее на палубе, увидела Валентина, который с кем-то боролся, и услышала ее крики.

— Это был наемник Жана-Реми… — задыхаясь, сказала Николь. И на случай, если они не поняли, добавила: — Надо уходить, немедленно!

— Тише, тише. Сперва тебе надо обсушиться и согреться. Я думала, что заговорила нас от всех несчастливых примет, но, видимо, пропустила одну.

— Плевать на приметы! Мы не имеем права пропустить корабль в Амстердаме!

— Знаю, скоро отправимся. Все договорено, Валентин нам поможет.

— Он работает на Моэта! Этот перевертыш близко к моему грузу не подойдет! Он нас предал! Он же не здесь?

Наташа подняла руку:

— Тихо, тихо. Тереза его выслала, как только он смог ехать, и сейчас мы ему можем доверять. Он мне все объяснил. Мы поедем, только обещай мне, что ты его выслушаешь. Мы не можем ни от какой помощи отказываться.

Николь, переодевшись в сухое, потрясенно смотрела на жаровню, которую раздувал Шатле.

— Я хочу помочь, — тихо сказал он.

— Так же, как раньше?

— Моэт не знает, что я здесь, — мотнул головой Шатле. — Того мерзавца, что это сделал, я знаю, это один из его наемников. Он хотел вас напугать, но убивать вас. — Моэт ни за что не приказал бы такого. Его человек — невежественный дурак, тем и известен. Хорошо, что я здесь был и с ним разобрался, больше он вас беспокоить не будет. Я знал, что Моэт готов на отчаянный шаг. Наверняка он сам себя убедил, что оказывает вам услугу, заставляя отказаться от вашего дела — завода и виноградников.

— Услугу? Он сумасшедший. Жан-Реми никогда никому услуг не оказывает, если это ему невыгодно. Только я даже сейчас не боюсь. Но почему я должна вам верить? Это же вы ему выдали мои планы. И подумать только, я ведь вам искренне сочувствовала!

— Моэт нашел меня на своей земле, покрытого вшами и язвами, — ответил Шатле. — Он меня накормил, выслушал мой рассказ и пожалел меня. Я сделал бы для него все что угодно, даже остановил бы такую целеустремленную женщину, как вы. Он велел мне войти в доверие к вашему человеку, Ксавье. И когда тот попросил меня быть у вас кучером, Моэт счастью своему не поверил. Свой человек в самом центре событий… Валентин посмотрел виновато. — Он меня убедил, что это делается для вашего же блага — и я ему верил, пока с вами не встретился. В вас горит огонь, который мне не хотелось бы гасить, и ваша дочь тех же лет, что была моя. Тереза вновь поставила меня в строй, и я последовал за вами на расстоянии, потому что знал: Моэт обязательно попробует что-нибудь предпринять.

— Если он думает, что я так глупа или так слаба, чтобы… — начала Николь, сбиваясь от ярости.

— Он всех считает глупыми и слабыми — по сравнению с ним, — перебил Валентин. — И это становится его слабостью — там, где дело касается вас. Вы — женщина дела. Не прогоняйте меня, я моту пригодиться.

На какую же еще дьявольщину способен Жан-Реми? Конечно, страшно с ним драться, имея на своей стороне лишь пожилую русскую женщину и перебежчика, но что остается?