— Вы немедленно пришлете документы и согласны на все три виноградника?

— Это самое меньшее, что мы можем сделать, чтобы загладить возникшее недоразумение.

Николь готова была взорваться. Он не заслужил такого, даже за ее неверность. Она не первая девушка, которая разрывает помолвку, и не последняя…

Но Франсуа стиснул ей руку, успокаивая. Моэт фыркнул, задрал подбородок, чтобы казаться выше, намеренно не глядя на Николь.

— Я вижу, что молодая пара дьявольски решительна в намерении идти своим путем, и мне ничего не остается, как пожелать им счастья, на которое они надеются. Учитывая их встречи наедине, для меня теперь взять эту девицу в жены было бы невозможно. Я могу лишь отступить, приняв разумную компенсацию.

— Отлично сказано, мсье Моэт. Сделайте одолжение, возьмите эту лошадь. Мы потом найдем другую для ландо, — сказал отец, пожимая ему руку.

— Документы пришлите прямо ко мне в контору, — велел Моэт и поцеловал руку Николь. — Вам, моя милая, жизнь преподаст еще много уроков. Позвольте мне указать на первый: даже вас можно купить и продать.

— А вы нам не грозите! вмешался Франсуа. — У нас есть нечто такое, чего вам никогда не купить. Вы сами знаете, какая она необыкновенная женщина, и когда-нибудь я сделаю ее королевой Реймса.

— Дорогой мой Франсуа, вы ее погубите, — бросил мсье Моэт, уходя прочь.

Отец поймал Франсуа за локоть:

— Путь уходит. У вас есть Николь, а у него нет ничего. Эти виноградники тоже ничего не стоят — кроме Рилли. Лучшими виноградниками Шампани по-прежнему владеют Клико, как всем известно, и они станут вашими. Сделайте из их урожая непревзойденное вино: самая сладкая месть — та, которая вызревает медленно.

Франсуа скривился:

— Знаю, что вы правы, но все-таки надеюсь, что этого гада поразит плодовая гниль. Не заслуживает он от вас ни сантима.

— Бог с ним, — ответил отец и поцеловал мать в щеку. — Помнишь, двадцать лет назад прямо на этом месте я тебя просил выйти за меня замуж, а твои родители совершенно справедливо меня не одобряли?

— Ты тогда был дикарь и с тех пор совсем не изменился. — По маминым губам скользнула тень улыбки. Она повернулась к Франсуа: — Что ж, все решено, так что теперь постарайтесь доказать мне, что я была не права, и сделать мою дочь счастливой.

Это совсем не походило на тот триумф, который представлялся Николь. Когда она извинялась перед мсье Мозгом за письмо, виду того был не гневный, а уязвленный. Наташа всегда говорила ей, что обида опаснее гнева.

Эту неприятную мысль Николь затолкала куда-то на задворки сознания и обещала себе когда-нибудь все это исправить. У Наташи была и такая поговорка: «Что посеешь, то и пожнешь».

Антуан работал всю ночь, наводя в погребе красоту перед свадьбой. Под сводами, где нашла убежище маленькая девочка в день революции, горели свечи. С тех пор Николь узнала, что этот погреб фактически принадлежит Клико, — это был первый шаг по пути к сегодняшнему невероятному счастью. Второе мессидора шестого года республики, хотя все знали, что на самом деле это двадцатое июня 1798 года.

Николь заглянула в погреб из-за занавеса и увидела, что рядом с мсье Оливье из дегустационного комитета сидит, надменно выпрямившись, Жан-Реми Моэт. Только она знала, чего ему стоило сюда прийти. Он был здесь как один из почтенных граждан, приглашенных семействами Понсарден и Клико. Пусть Николь выбирает себе мужа как хочет, но устроить достойную свадьбу — дело матери.

Вся эта суета с торжеством в погребе имела единственную цель: чтобы мать смогла привести кюре «Десселя» из собора. Теперь, когда собор стал Храмом Разума, кюре скрывался, словно преступник. Теперь он не грозил огнем и серой своей пастве, но зато не упускал возможности заклеймить язычников, идущих после революции прямиком к вечному проклятию. У церкви вырвали сердце, но мать Николь сумела преподнести ей этот подарок — устроить так, чтобы дочь венчал священник. Далеко не каждый умудрился бы выманить его из убежища ради свадьбы. Это потребовало времени и изрядных средств, но у Клико и Понсарденов хватало того и другого. Николь и Франсуа могут никогда не беспокоиться о деньгах. Здесь, под этими сводами, происходило соединение двух великих семейств Реймса, и мать не собиралась позволить кому-нибудь об этом забыть.

Сегодня, впрочем, все вопросы престижа и денег меньше всего беспокоили Николь. Она радовалась, что они женятся в погребе, а не в соборе, и видела в этом добрый знак. Они встретились и полюбили друг друга на винограднике под пение жаворонков. Месяцами наблюдали за тем, как листья из ядовито-зеленых становятся желтыми, а потом красными, как наливаются соком грозди, как маки в васильках из алых становятся пурпурными и опадают. Они вертели прессы давильни, смотрели, как смешивают вино, как бродит оно в первый раз, а потом во второй. Отчаивались от вылетевших пробок, прокисшего шампанского, поздних весенних гроз с градом, радовались телегам с зелеными бутылками, уходящими к портам, танцевали под аккордеон на празднике урожая Сан-Реми.

Кто бы мог представить, что она, самая маленькая и незаметная из сверстниц, выйдет замуж по любви?

Но для матери не имела значения любовь. Важно другое: по ее довольно строгим меркам, Клико — видная семья, достойная Понсарденов. Отец Франсуа, как и отец Николь, был целиком поглощен работой своей обширной и прибыльной текстильной фабрики. Они провели вместе много счастливых вечеров, делясь своими знаниями, и были более чем довольны друг другом.

Что папа был в восторге — это была вишенка на торте. Николь все равно вышла бы за Франсуа, кто бы что ни думал, но у нее с отцом была особая душевная связь, и все говорили, что они похожи. Она надеялась, что это правда. Отец был силен, быстр и умел вести за собой людей.

Кюре «Дессель расставил на импровизированном алтаре блестящие сосуды со святыми дарами и раскрыл Библию. Когда-то он совершал помазание из священной стеклянницы французских королей в Реймсском соборе, а сейчас прячется в погребе. Судьба возвышает и низвергает в мгновенье ока, ничто не остается вечным и неизменным. Традиции сотен, если не тысяч лет рухнули вдень революции. Жизнь — вещь зыбкая, ненадежная. Наташа всегда об этом предупреждала.

Николь уверенно шла по проходу, хваля себя за удобные прочные ботинки, скрытые шлейфом платья, — к счастью, мать не заметила, что дочь заменила ими шелковые туфли. Ну, а если бы и узнала, то tant pis[23], слишком поздно. Клодина сшила платье в стиле ампир, который любила Николь, из нескольких слоев муслина цвета слоновой кости, с открытыми плечами, и девушка ощущала себя легкой и соблазнительной, как бокал шампанского. Франсуа ждал ее у алтаря, и это платье он с нее сегодня снимет. У Николь возникло чувство, будто все, что она делала в жизни до сих пор, вело ее к этому моменту — так сверкающая на солнце вода реки всегда находит свой путь к морю.

Дощатые столы, покрытые белыми скатертями, накрыли для свадебного завтрака в винограднике Верзене. Виноград был в полном цвету, и воздух полнился ароматом лимона, ванили, лета. В лозах порхала овсянка, блестели на солнце бутылки с вином, стояли серебряные подносы с деликатесами, и гудели разговоры на фоне песни жаворонка.

— Пойдем, я тебе кое-что покажу, — позвал Франсуа.

Наташа требовала, чтобы торт хранили в секрете до подачи, но Франсуа решил приоткрыть Николь эту тайну. Торт был из пяти ярусов, и на каждом с изображенных глазурью лоз свисали алые виноградины.

— Ты ей рассказал про те ярко-красные ягоды, которые мне показывал?

— Нет, и ты же все улики уничтожила, когда их выплюнула. Совпадение?

— У Наташи совпадений не бывает.

При мысли, что подруга узнала про грозди при помощи тайных знаков или заклинаний, Николь стало неуютно. Чтобы отвлечься, она взяла скрипку Франсуа.

— Сыграешь нам?

Для рабочих виноградника поставили еще ряд столов. Ксавье, уже изрядно навеселе, закружил в танце протестующую Наташу под веселые напевы скрипки.