В тот момент штаб генерала Щербачева находился в Бржезанах. Виды на будущее самого Щербачева и, что самое главное, его начальника штаба генерала Шишкевича[76] оказались определенно более оптимистичными, чем в штабе фронта.
Щербачев вполне согласился со сделанным мной предложением воспользоваться свежестью моих дивизий для целей активной обороны, в первую очередь ввиду того, что на линии Днестра в районе Николаева[77] нет ни одной заранее подготовленной позиции, которая позволила бы вести речь об обороне пассивной.
Переговорив с генералом Щербачевым, я уехал и в тот же вечер был уже в Лемберге. Меня поразил праздничный вид города. Улицы и кафе были заполнены оживленными толпами. Было очевидно, что в это время – в конце мая – никто здесь не предвидел приближающуюся сдачу города. Все, видимо, надеялись, что крепость Перемышля послужит надежной защитой от австро-германского нашествия. На следующий день прибыл штаб и начали прибывать и выгружаться из эшелонов полки моего корпуса. Я немедленно поехал верхом в местечко Николаев, где находился штаб 22-го армейского корпуса, территория и войска которого переходили в мое подчинение. Управление 22-го корпуса перебрасывалось на правый фланг армии генерала Щербачева. При личной встрече с командиром корпуса мы договорились, что я сменю их, как только прибудет мой штаб. На следующий день, когда я занимался делами этого корпуса, пришло известие о наступлении австрийцев; это заставило меня поспешить с приемом своих новых войск.
Тем не менее в середине ночи меня подняли с постели. Звонил начальник одной из приданных мне дивизий (из 22-го корпуса) с вопросом, не разрешу ли я ему отвести его дивизию за Днестр, поскольку получено сообщение о новом продвижении австрийцев, а он уже подготовил и частично укрепил очень выгодную позицию на противоположном берегу реки. Запретив предпринимать что-либо подобное, я, напротив, строжайше приказал ему немедленно самому перейти в наступление и отбросить австрийцев с того малого участка передовой линии, который они могли захватить. В случае необходимости, сказал я ему, он может перебросить свои резервы с левого берега Днестра, тогда как я поддержу его наступление действиями соседних дивизий. Вскоре поступило донесение о том, что наше наступление развивается успешно; вперед пошла Финляндская дивизия. (Дивизия называлась Финляндской только по той причине, что была расквартирована в Великом княжестве Финляндском; на самом же деле эти войска набирались по большей части во внутренних губерниях России.)
Эти обстоятельства и прибытие свежих частей моего армейского корпуса стали поворотным пунктом наших операций на этом участке фронта по реке Днестр. К счастью, мой правый фланг был прикрыт широкой болотистой поймой Днестра, так что мне достаточно долгое время не приходилось заботиться о несогласованных действиях моего соседа справа. Слева от меня находился 18-й армейский корпус, усиленный 3-й гвардейской дивизией и одной бригадой из моего корпуса, прибывшей на место раньше меня самого.
На следующий день начались активные операции, имевшие целью заставить германцев отступить на запад. Военное счастье вновь нам сопутствовало, и в течение десяти дней четыре наших дивизии, хотя и неполного состава, с боями прошли почти полпути до города Стрый, смогли захватить примерно 25 тысяч пленных вместе с соответствующим числом офицеров, пулеметов и другого разнообразного военного имущества. Однако развитию нашей победы и возможному захвату местечка Стрый воспрепятствовала нехватка кавалерии. По всей видимости, занять Стрый можно было без особого труда, поскольку среди захваченных нами пленных оказалась австрийская полурота, составлявшая единственную охрану местечка и жестом отчаяния брошенная против нас – вероятно, австрийцы уже исчерпали все свои резервы. Одновременно 18-й армейский корпус добился большого успеха, вынудив германцев отступить на правый берег Днестра, понеся тяжелые потери пленными, орудиями и военным снаряжением.
К несчастью, в это же самое время дела в соседней армии, защищавшей Перемышль и подступы к Лембергу, становились все хуже и хуже. Цитадель Перемышля снова оказалась в руках австрийцев. В тот момент многие не осознали значения этого события. Я считаю, что и в Западной Европе никто не мог понять, почему крепость не оказала большего сопротивления, почему мы не защищали ее до последней возможности. Объяснение тому можно отыскать в следующих обстоятельствах.
Австрогерманцы не предпринимали сколько-нибудь серьезных попыток прямого штурма самой крепости, но успешным фланговым маневром своих частей угрожали ей полным окружением. Поэтому было необходимо решить, способна ли крепость выдержать осаду такой продолжительности, которая позволила бы русским полевым войскам прийти на помощь гарнизону и заставить австрогерманцев снять осаду. Рассчитать необходимое для этого время было исключительно трудно. Во всяком случае, для этого требовалось дополнительное увеличение численности русской армии, что и происходило, но крайне медленно. К тому же русские и иностранные торговые организации за границей должны были получить возможность обеспечить армию достаточным количеством военного снаряжения и боеприпасов для ведения наступательных операций. Но прежде всего прочего было необходимо снабдить Перемышль подобающим гарнизоном и необходимым боевым снаряжением для полного оборудования крепости. Следует помнить, что австрийский гарнизон Перемышля составлял примерно 100 тысяч человек, которые в конце концов сдались в плен. Следовательно, наша армия должна была выделить в качестве гарнизона крепости по меньшей мере три или четыре армейских корпуса и, при необходимости дальнейшего отступления, восполнить их потерю новыми войсками такой же численности.
Это являлось непреодолимым препятствием, поскольку в тот момент все наши армейские корпуса либо были растянуты по линии фронта, либо разбросаны по эшелонам в процессе передислокации. Еще более трудноразрешим был бы вопрос снабжения этих корпусов боевым снаряжением, и в первую очередь достаточным количеством артиллерии – всем необходимым для продолжительной обороны. Если принять во внимание все указанные обстоятельства, то становится очевидным, что оборона Перемышля после отступления всех наших армий на восток принесла бы нашим противникам легкую победу. Разумеется, окружение Перемышля сковало бы крупные австро-германские силы, но все указывало на то, что они при помощи железных дорог могли бы стянуть их с требуемой быстротой.
Отступление нашей армии из окрестностей Лемберга (Львова) поставило под угрозу тыл армии Щербачева. От генерала Иванова поступил приказ, предписывавший отвод правофланговых корпусов генерала Щербачева, с тем чтобы их правое крыло оказалось на одной линии с левым краем 17-го армейского корпуса. В противном случае между моими войсками и 17-м корпусом образовывался разрыв, заполнить который я не мог, в первую очередь ввиду того, что протяженность моего фронта составляла более тридцати километров. Соседняя армия оказалась не в состоянии удерживать фронт перед Лембергом, который вскоре был оставлен без боя. Отступление всего Юго-Западного фронта проводилось, можно сказать, ступенчато – мы последовательно переходили на ряд новых позиций, заранее подготовленных на левых берегах местных рубиконов – притоков Днестра; почти все они текли почти строго по меридиану. Наши войска удерживали каждую из этих позиций по несколько дней, иногда – неделями. К августу часть нашей армии перешла в границы Волыни, остальные войска оставались в Восточной Галиции. Некоторые дивизии моего армейского корпуса расположились к западу от Збаража. Здесь наши войска оставались долгое время и начали местами переходить в атаки, часто имевшие успех, в результате чего бралось в плен от нескольких сот до нескольких тысяч человек с соответствующим количеством пулеметов, иногда – даже целые артиллерийские батареи. Напор австро-германских войск по сравнению с июнем значительно ослаб. Это можно объяснить тем, что германцы перенесли направление главного удара на свой Северо-Восточный фронт, а точнее – на Варшавское направление. Подобно тому как предыдущая переброска наших войск с юга на север сделала возможным успех германского натиска в Галиции, так и необходимость сдерживания вражеского наступления в южном районе ослабила наш Северный фронт и истощила имевшиеся в это время фронтовые резервы.
