20 июня[193] в Минск прибыл генерал Деникин в сопровождении генерала Маркова[194], которого он предназначал на должность начальника своего штаба, а через два дня я оставил свой бывший фронт, предварительно ознакомив генерала Деникина с мельчайшими подробностями предстоящей наступательной операции и с политическими настроениями армий.

В тот момент на фронт уже был назначен комиссар Временного правительства. Он приехал в Минск примерно в середине мая и пришел ко мне знакомиться, но в разговоре не смог объяснить, в чем состоят его функции, права и обязанности. Я направил князю Львову телеграмму с просьбой дать мне знать, чьими инструкциями будет руководствоваться в своей деятельности на фронте новоприбывший комиссар Вырубов. Я намеревался изложить свое мнение только после того, как познакомлюсь с причинами, вызвавшими создание подобной должности. В ответ мне сообщили, что упомянутые инструкции в данный момент составляются. Когда Вырубов вновь появился у меня, я показал ему эту телеграмму и сказал, что до тех пор, пока инструкции не будут получены, я не вижу никакого дела, которым бы он мог заняться. Сверх того, в моем представлении он должен был действовать как правительственный агент, в задачу которого входила помощь главнокомандующему в его контактах с местным населением и с различными выборными организациями, возникшими в стране взамен упраздненных государственных учреждений. Вплоть до моего отъезда я так и не получил от Временного правительства никаких инструкций, так же как ничего больше не слышал о Вырубове; у меня он больше не появлялся и не проявлял никакой активности. При подобном положении дел его присутствие меня ничуть не заботило.

Как я уже говорил, в мои намерения входила поездка на Кавказ, на воды в Кисловодск. Путь туда проходил через Новочеркасск, главный город Области войска Донского. Как раз в это время там заседал Донской войсковой круг – выборное собрание, состоявшее приблизительно из четырехсот человек. Этот казачий институт самоуправления существовал с давних времен и до царствования Петра Великого. Тогда в его компетенцию входили хозяйственные вопросы, избрание войскового атамана и выборы исполнительного совета Круга, который именовался Правлением войска Донского. В результате происшедших в марте перемен Войсковой круг был восстановлен.

На протяжении двух последних столетий своего существования это казацкое собрание сохранялось только номинально – как дань традиции и церемониал вручения новому атаману символов атаманской власти. Однако уже со времен Петра Великого войсковые атаманы более не избирались самими казаками, а назначались императорами. Эта перемена была вызвана изменой малороссийского гетмана (атамана) Мазепы, который в 1709 году перед Полтавской битвой перешел со своими войсками на сторону шведского короля Карла XII.

По пути на Кавказ я решил сделать остановку в Новочеркасске. Меня интересовал порядок проведения казачьего Круга и церемония избрания атамана. Кроме того, мне хотелось понаблюдать за настроениями, преобладающими среди донских казаков. Из газетных сообщений я сделал вывод, что это собрание, несмотря на все свои демократические претензии, ориентировано совершенно иначе, чем Советы рабочих и солдатских депутатов. Войсковой круг был избран всем населением Донской области на основе всеобщего избирательного права. В число избранных попала одна женщина.

В Новочеркасск я приехал, помнится, 25 июня в три часа ночи. Мест в гостиницах найти не удалось, и я вынужден был воспользоваться приглашением одного из своих товарищей – Жеребкова, пожилые родители которого жили в Новочеркасске. Старик Жеребков[195] – от роду ему было более восьмидесяти лет – был в то время единственным казаком, пожалованным Николаем II в генерал-адъютанты, и пользовался большим уважением казачества.

В его доме меня встретили очень радушно. Я выяснил обо всем, что происходило тогда в казачьих кругах, да к тому же узнал, что генерал Каледин живет на первом этаже того же дома. Не так давно Каледин командовал на Юго-Западном фронте 8-й армией, но в условиях революции испортил отношения с генералом Брусиловым. Рано утром генерал Жеребков и я отправились в Летний театр, где заседал Войсковой круг, и зашли в атаманскую ложу, где уже сидели генерал Каледин с супругой. Между прочим, Каледин был женат на француженке.

Стоило мне появиться в ложе, как несколько моих бывших подчиненных меня узнали, один из них прошел на сцену и что-то сказал на ухо председателю Круга Богаевскому[196].

Когда закончил свою речь выступавший в тот момент депутат, Богаевский обратился к сидящим в зале и сообщил, что собрание почтил своим присутствием бывший главнокомандующий Западным фронтом. Все депутаты встали с мест и приветствовали меня аплодисментами. Я был очень доволен возможностью встретиться с донскими казаками и высказать им свои соображения о текущем положении дел и о том, какую роль могут сыграть они сами в нынешние тяжелые часы, переживаемые Россией. Взойдя на трибуну, я сказал им, как утешительно видеть, что революционный угар, охвативший всю Россию, не закружил им головы, поскольку слова «вольность» и «свобода» не новость для казачества. Именно свободолюбие и создало казаков; оно руководило ими в общественной жизни; особые казацкие вольности непременно подтверждались специальными грамотами императоров при их восшествии на трон. Однако, хорошо зная, что такое свобода, казаки понимают, что она вполне совместима с воинской дисциплиной, поддержание которой сплачивало их в великолепное войско, всегда являвшееся надежным орудием в руках военных вождей. Русская жизнь очень сложна, и я, раз затронув эту тему, принужден был, вопреки желанию, говорить долго. Моя речь длилась уже больше часа, когда я вспомнил наконец о времени. Понимая, что у Круга есть свои собственные важные дела, я хотел было сойти с трибуны, но участники собрания настойчиво потребовали, чтобы я продолжал и высказал все до конца. По настроению депутатов Круга и по тому вниманию, с которым меня слушали, я мог понять, что здесь и не пахнет духом рабочих и солдатских совдепов.

Дальнейшее пребывание на съезде только еще больше подкрепило мою уверенность. Было совершенно очевидно, что люди собрались не для обсуждения «абстрактных» вопросов политики или права, но для устройства своих собственных дел и установления упорядоченного правления своей области.

В перерывах я разговаривал с депутатами – как с рядовыми казаками, так и с офицерами. Из всех этих коротких бесед я вынес одно общее впечатление. Все обсуждали кандидатов на пост войскового атамана. Большинство выступало за генерала Каледина. Из всех казаков он больше всех отличился на войне[197].

Однако поначалу Каледин упорно возражал против своего выдвижения и уступил только настойчивым уговорам казаков. Вечером последнего дня работы Круга оставалось утвердить результаты выборов атамана и провести церемонию вручения ему так называемого бердыша[198] – длинного, по меньшей мере двухметрового скипетра с серебряным навершием и надписью, свидетельствовавшей о древнем, еще допетровском происхождении этой исторической реликвии.

Церемонию проводил председатель Круга, произнесший при этом историческую формулу, издревле применявшуюся в подобных случаях. Атаман отвечал, обязуясь верно служить интересам казаков и оберегать донское наследие. На следующий день атаман со скипетром в руках, в окружении казачьих знамен проследовал в сопровождении членов Круга из дома войскового правления в кафедральный собор, где был отслужен торжественный молебен. По окончании службы атаман вышел на площадь, на которой были выстроены все казачьи части гарнизона. Стоя на высоком помосте, он принял из рук председателя Круга другую эмблему своей власти – золотую булаву, сильно напоминающую очень длинный маршальский жезл, увенчанный короной и крестом. Духовенство вознесло молитвы, после чего атаман с булавою в руке присягнул на верность казачеству. После того как духовенство удалилось в собор, атаман, держа в руке булаву, провел смотр войск, которые затем прошли перед ним парадом.