Когда моя щека приобретает славу «самых стойких красных румян», Джон объявляет съемочной группе перерыв и подзывает меня к себе.

Попался.

— Райан, — озадаченно улыбается режиссер, — Почему ты не доволен кадром каждый раз? Ведь именно недовольство заставляет тебя срываться, я прав?

— Прав. — уточнять, какое именно недовольство, не считаю нужным.

— Поверь, ты отлично играешь и шикарно вжился в роль! Чего стоит один твой взгляд на героиню! А я не мало актеров снимал. Давай, отдохни часочек и повторим. Только в конце без странностей, окей?

— Окей, — улыбаюсь и иду к своему трейлеру.

Говно.

Не могу дальше прикидываться дебилом. После перерыва отыграю нормально. Открываю холодильник, достаю колу и сажусь в кресло. Тянусь к сотовому, лежащему на столе и, взяв его в руки, читаю сообщение от сестры.

Элизабет: Ты совсем по нам не соскучился… Не пишешь, не звонишь, не предлагаешь приехать.

Усмехаюсь и печатаю в ответ: «Приезжай».

В дверь начинают нервно стучать.

— Входите! — кричу я, и в трейлер влетает Хлоя.

Она пылает. Ее с легкостью можно включить в каст фантастического боевика, а вокруг тела с помощью зеленого экрана добавить колыхания пламени.

— Что ты творишь? — никакой сдержанности или отстраненности в голосе.

Один лишь чувственный, сшибающий с ног первородный гнев. Мой член оживает, готовый радостно вопить «хочу еще», но я усмиряю профессора и вальяжно устраиваясь в своем кресле, невинно уточняю:

— Ты, о чем? Пью колу. Хочешь тоже бутылочку?

— Что? — она немного теряется, смотря на протянутый ей напиток и обдает меня новой порцией пламени.

Будь мы героями того фантастического фильма, я бы уже горел и молил об огнетушителе.

— Ты можешь нормально отыграть? Зачем ты портишь дубли?! Прекрати!

— Хочешь, чтобы я ответил честно? — зверь во мне заново открывает охоту и начинает раскидывать сети.

— Да!

— Хорошо. — смотрю в ее глаза, не моргая. — Мне нравятся ощущения, которые я испытываю во время этого дубля, но не нравится смысл сцены. — пауза. — Потому я бешусь и срываюсь.

— Не понимаю тебя. — тихо произносит русалочка, не сумев скрыть от меня еле заметный румянец.

— Помоги мне отыграть, как я хочу, и я обещаю, что с первой попытки после перерыва сделаю все блестяще.

— Как это?

Идем ва-банк.

— Сыграй со мной сцену поцелуя. Здесь и сейчас. Только с той разницей, когда я спрошу, вспоминала ли ты обо мне, ты ответишь, что да, что думала обо мне каждый день.

Хлоя поднимает на меня глаза.

Вот сейчас меня даже огнетушитель не спасет, потому что под ее взглядом горю не только я, горит весь трейлер.

Она говорит что-то по-французски, отдаленно напоминающее «Merde!», и вылетает из трейлера, громко хлопнув за собой дверью.

Блядь.

Вот я убогий дебил.

Перегнул.

Смачно обматерив сам себя, встаю с места, снимаю футболку и со злостью отшвыриваю ее на пол.

Надо принять гребанный холодный душ!

Дерьмо!

Какой же я конченный идиот!

Дверь трейлера открывается вновь.

Член ликующе прижимается к ширинке, пытаясь что-то разглядеть. Русалочка неспешно вплывает внутрь. Спокойная и сдержанная, но все же на миг застигнутая врасплох при виде моего голого торса. Озабоченный профессор просит сообщить о готовности показать себя во всей красе, но я что есть сил молю его заткнуться.

— Я согласна. Мы отыграем сцену. — говорит она скучающим тоном, словно собирается подписаться под самым посредственным и унылым говно-сценарием. — Давай только быстро.

Окончание фразы меня не радует. Но это лучше, чем ничего.

— Хорошо.

Небольшими шагами начинаю медленно подходить к ней, боясь спугнуть. Боясь, что она в последнюю секунду передумает, пошлет меня на хер и снова убежит.

Русалочка также медленно отступает назад, опустив глаза в пол.

— Ты… — тихо произносит она. — Так и будешь? Не оденешься?

— Нет. Ты же хочешь, чтобы мы сделали это быстро. — отвечаю серьезно, дублируя ее деловой тон.

Когда плечи Хлои упираются в закрытую дверь трейлера, я нависаю над ней и сладкий запах бьет в нос.

Провожу рукой по шелковистым волосам.

— Что ты делаешь? — нервно уточняет актриса.

Вижу, как ее дыхание учащается и не могу не пройтись глазами по ее груди.

— Вхожу в роль, — касаюсь пальцами нежной кожи щеки. — Ты готова?

— Да. — невинный взгляд смотрит на меня.

И сквозь плотную пелену ее бессердечия я ловлю крохотный огонек, он зовет меня и манит.

— Я постоянно думал о тебе, — глухо произношу я. — Все два года не было и минуты без мысли о тебе. — намеренно меняю текст. — А ты вспоминала обо мне хоть раз?

Ее голова дергается, а в уголках глаз появляется влага, когда Хлоя произносит сводящее меня с ума тихое:

— Да.

Не владея более собой, прижимаю ее к себе. Накрываю соблазнительные губы своими. Жадно вторгаюсь языком и исследую каждый миллиметр чувственного рта. Хочу ее всю слишком сильно. Сейчас бы уложить ее на диван и сладко оттрахать.

Блядь, не могу себя контролировать. Руки не слушаются и начинают гладить спину, бесконтрольно опускаются к ягодицам, сжимают их. Когда из ее рта вылетает стон и тонкие пальцы ныряют в мои волосы, пульт управления окончательно вылетает из рук.

Поднимаю ее за попу, и она послушно обхватывает меня ногами. Вжимаю в стену, облизывая губы, и сплетаюсь с ее языком в диком танце. Этим поцелуем я хочу донести до нее, как был не прав и как сильно нуждаюсь в ней.

Но самое главное — ощущаю ее принятие и томление по мне.

Член в бешенстве долбится о ширинку, грозя расправой, если я его не выпущу.

Когда моя обнаглевшая рука ныряет русалочке под майку и задевает затвердевший сосок, она издает глухой стон, но в следующую секунду разрывает наш поцелуй. Тяжело дыша, опускается на ноги и в каком-то спасительном жесте выпрямляет между нами руки.

— Мы отыграли сцену. — говорит она.

Мы оба тяжело дышим, и Хлоя упорно отворачивает от меня взгляд.

— Хлоя, я… Я не игра…

— Нет! — судорожно произносит русалочка. — Это была просто сцена!

Открыв дверь, она снова от меня убегает.

Хлоя

В кафе «Chez Francis» можно приятно посидеть в хорошую погоду за столиками на веранде. Оттуда открывается чарующий вид на Эйфелеву башню. Особенно в вечернее время, когда железная леди находится в объятиях ласкового закатного неба.

Но за пару дней до вылета в штаты мы с Сэмом приютились за столиком около барной стойки, пока Антуан вышел на улицу, чтобы ответить на звонок.

На столе рядом с двумя бокалами кальвадоса и одного бокала вина лежала потрепанная в шершавых руках Тойлона книга Рэмарка «Триумфальная арка». Мой агент в очередной раз поморщился, взглянув на улиток, которых заказал наш третий спутник, и сделал глоток своего горячительного напитка. Я последовала его примеру и пригубила вина из бокала.

— Знаешь, какую женщину мужчина может любить практически всю жизнь? — вопрос Сэма был обращен ко мне, в то время как глаза наблюдали за курящим на улице и оживленно что-то рассказывающим в трубку Антуаном.

— Любимую? — предположила я, высказав очевидный ответ.

Тойлон усмехнулся и повернул на меня ироничный взгляд.

— Ту, которая никогда не ответит взаимностью.

Намек не прошел мимо меня, и тонкая иголка совести тут же ощутимо кольнула. Опустив глаза, я стала с нарочитым интересом изучать свои аккуратно подстриженные короткие ногти, покрашенные в цвет спелой вишни.

— Сэм, я…

— Бэмби, ты чудесная девушка и я, хрен старый, был бы рад, будь у меня такая дочь. Но и хрен бы пустил тебя в этот акулий мир кино. — он вновь повернулся к окну, откуда нам радостно помахал Антуан. — Уверен, его любви хватит на вас обоих. Но даже с учетом моего к засранцу отношения, мне его жаль.

— Сэм, я…

— Но еще больше мне жаль тебя. Потому что, если он любит, то ты позволя…