— Зачем ей это? Ради футболиста? — Райан, отламывая хлеб, отправил в рот небольшой кусок и посмотрел на меня.

Если бы меня спросили, кто из живущих на планете ест аппетитнее всех, то все мои части тела немедленно повернулись бы в его сторону.

— У нее, может, своя уникальная нежная очаровательность.

— Райан, выключи, пожалуйста, свой взгляд ловеласа и признай, ты, хоть и согласился, но считаешь, что не сможешь добиться желаемого.

Почему мне хотелось встать и уйти?

Почему так обидно слышать, как подруга предлагает своему брату, в которого я влюблена с четырнадцати лет, вылепить из меня какую-то соблазнительницу? Но еще более обидно — он не верит в эту возможность. Неужели во мне нет ничего сексуального?

— Не уверен, что Хлое это нужно. — более серьезно ответил он, и я не узнала себя.

— Раз в меня никто не верит, давайте, пожалуйста, закончим.

— Я верю. — произнес он без тени шутки. — Через месяц этот парень будет твоим, не сомневайся. Но ты должна полностью меня слушаться. В стенах этого дома ты будешь изображать влюбленую только в меня. И соблазнять должна исключительно меня.

Мое сознание еле себя контролировало. Не понимаю, как выдержала этот взгляд и улыбку. Почему захотелось признаться — уже влюблена… И это плохая, плохая идея.

Его слова гипнотизировали. Его «исключительно меня» ударило по мне электрическим зарядом, от которого внизу живота возникло томление. Никогда не думала, что мои мысли и тело настолько испорчены, но картина того, как его губы…

— Да, Хлоя должна изображать влюбленность, а ты полное отсутствие к ней интереса и даже холодность. — отрезвила меня Лизи со сталью в голосе. — Иначе, как мы поймем, продвинулась ли в итоге наша Мисс Шикарные ноги в искусстве роковой обольстительницы? Посмотрим и оценим твои способности наставника, братик. — усмехнулась она. — И никакого физического контакта.

— Не выйдет. — мои щеки вспыхнули от того, как просто он это произнес. — Дотрагиваться до Хлои мне придется, Элизабет. Не смотри так. Идея ведь твоя. А касания мои будут только поверхностными, — поднявшись, он наклонился и поправил прядь моих волос.

Кажется, в ту минуту щеки могли бы побороться за яркость цвета с помидорами черри, которые лежали на столе.

Райан

Хрень.

Зачем лепить из Хлои соблазнительницу? Дешевых и пластмассовых барышень, расхаживающих по Беверли-Хилз, и так полно. Эрик тащит меня в клубы как раз ради таких вот девиц, умеющих вилять задом и выставлять напоказ глубокое декольте.

С каждым разом все сильнее воротит от этих кукол.

Русалочке не нужно становиться одной из них. В этом я совершенно точно уверен. Ее природная нежность и грация в разы лучше. Во много раз. Чего только стоят розовые щеки и невинный взгляд.

И если какой-то убогий футболист не может этого заметить, то пусть и дальше встречает своей тупой головой землю.

Раздражает.

Бесит сильнее Ларри Гарна.

Два убогих.

Почему женщинам нравятся убогие типы??!!!

«Раз в меня никто не верит, давайте, пожалуйста, закончим.» — она так трогательно произнесла эти слова, что мне захотелось немедленно ее обнять.

И, чтоб тебя, каждый раз вспоминая ее лицо, до невыносимой духоты возникает желание войти в нее. Овладеть каждой клеточкой и полностью раствориться в ощущениях.

Но, пожалуйста, не волнуйся, Хлоя, я сделаю так, что этот недоумок футболист будет ползать в твоих ногах.

Может, у парня проблемы со зрением. Или он гей. Первый раз в жизни я так сильно заинтересован в том, чтобы незнакомый мне футболист оказался геем, предпочитающим исключительно мужские задницы.

Но…но… но…

Мы сделаем из тебя, дорогая русалочка, не простую доступную соблазнительницу. Мы создадим особенный, уникальный и единственный в своем роде эталон женственности. Пара интересных идей у меня как раз имеются.

Когда я лепил сам себя, то совершенствовался, беря пример у лучших из лучших. То же самое мы проделаем с тобой.

Если вдруг во время нашего тесного обучения твои мысли непрерывно будут смыкаться на мне, то в этом нет моей вины. И как только твое тело и разум начнут тянуться ко мне, то прости, но я вряд ли смогу себя контролировать.

Мелодия звонка растворяет видение. Ощущаю, как член в штанах не доволен невозможностью сейчас же показать себя в действии.

— Да?

— Мальчик мой, — раздается в трубке голос Хелен. — Трахаешь кого-то?

— Нет, — усмехаюсь в ответ. — Только представлял.

— Тем лучше, — в ее голосе скользит небольшая тревожность, а я слишком хорошо знаю своего агента, чтобы просто проигнорировать этот факт. — Оставь свои фантазии на потом и постарайся лишний раз не высовывать своего дружка. Эта сучка решила сменить политику. Они готовят интервью для Style Star. В нем Томпсон будет изображать жертву твоих измен. Будет лучше, если на ближайшее время ты возьмёшь на себя роль страдающего одиночки, охреневающего от ее лжи.

Блядь…

— Но Зоуи рассталась со мной без всяких скандалов.

— Никаких девушек, Райан! — строго отрезает Хелен. — Во всяком случае пока. Папарацци начнут охоту на тебя сразу, как только выйдет статья. А я видела ее отрывки. Ты там выставлен далеко не романтичным героем, а кобелем, трахающим всё на своем пути. Поэтому играем роль переживающего страдальца. Чтобы эта сука на твоем фоне выглядела лживой сукой! — повторение двух раз слова сука в одном предложении — знак нешуточной злости моего агента.

— А что если дать ответное интервью? Опровергну «всё на своем пути» и добавлю, что формат выборки иногда присутствует. Так правдоподобнее.

— Райан, — смеется она в трубку, — За это я и люблю тебя больше остальных своих истеричных деток. Ты никогда не теряешь позитивный настрой и внешне остаешься спокойным. Но я все равно скажу, не переживай. Мы точно справимся. Только давай перенесем нашу встречу и увидимся в эти выходные, идет?

— Хочешь, чтобы я заранее подписал контракт на следующий сезон, пока не возникло никаких сложностей?

— И к тому же ты наделен не только красивой мордашка, но и хорошей смекалкой, дорогой. Но не только поэтому. Так что, в Сан Антуане на выходных? Приедешь ради меня?

— Ради тебя, хоть на край света.

— Ты же понимаешь, что я тебя записываю и в случае чего буду шантажировать? — снова смеется она.

— Уверен в этом.

Хлоя

Сегодняшняя репетиция дается мне с трудом.

Изначально театральный кружок просто одобрил мою пьесу, изъявив желание поставить спектакль на своей сцене. Даже речи не шло о моем участии в качестве режиссера, но, кажется, Лизи приложила к этому свою руку. Об этом не стеснялись говорить злые языки, но мне на них все равно.

Я занимаю пост второго режиссера-постановщика и полностью вкладываюсь в работу.

И если мисс Ирма Дюкре вначале относилась ко мне скептически, то сейчас она время от времени спрашивает мое мнение по поводу того или иного действия. В такие минуты я ловлю на себе взгляд Лизи, отчетливо сигнализирующий: «Видишь, видишь?».

Когда же мы оказываемся вдвоем, она довольно произносит:

— Эта старая вампиресса поняла, какое ты сокровище, и уже не кривит свой перетянутый рот.

Вампирессой мисс Дюкре называют за ее вечно выбеленное лицо и любовь к раритетным платьям, в которых она появляется в любое время, независимо от времени года. Как она ходила в них в жару, остается загадкой.

Лизи серьезно предполагает, что «раз она вампир, то ее температура тела вполне это позволяет, а потому нечему удивляться».

— Она же не плохая, просто…

— Просто все творческие люди с придурью, я помню, да. — улыбается подруга.

— Хорошо, что ты смогла уговорить Джорджа. — поворачивается ко мне Дюкре на середине репетиции. — Мне кажется, у него с Элизабет больше химии, чем было у Тернера.

— Да-а, наверное — мямлю в ответ.