Я скосил взгляд на Джуди. Заметно было, что ей неинтересно; она рассеяно осматривалась по сторонам, играла с локоном, накручивая его на палец. И слушала, судя по всему, невнимательно, просто из вежливости. Старик меж тем продолжал:
– Времена наступили, прямо скажем, не сахарные. Экономика в депрессии, такие городишки, как этот, – папаша сделал неопределённое движение рукой, – на ладан дышат, глядишь, вот-вот последний постоялец из гостиницы съедет. Да и в крупных столицах не лучше. Если ты не бутлегер и не владелец публичного дома, каждый гривенник считать будешь. Так что у народа очень уж большие надежды к Президенту появились. Говорил он, и вправду, гладко. Я как сейчас помню: безработицу – победим, всех зажравшихся на народных деньгах – к ногтю, ресурсы – национализируем и так далее. Убедительно вещал и ему верили. Я сам тогда очень воодушевился, прямо у меня какая-то гордость за страну проснулась. Так им, приговаривал про себя, когда очередного барыгу к стенке ставили. А президент не только внутри границ порядок стал наводить, но и с внешними врагами себя как положено поначалу поставил. Нельзя сказать, что прямо все соседи сразу же его зауважали, но несколько мирных пактов и соглашений он заключить сумел, чем ещё больше свой авторитет среди народа повысил. Чудо происходило в те времена чудесное – ходит народ, считай, в обносках, но с горящими глазами и верой в светлое будущее. Хотя мне в те времена грех было жаловаться. И довольствие у меня в связи с местом службы оказалось повышенное, плюс командировочные периодически, плюс всякие надбавки за риск и опасность. Так что своих-то я обеспечивал. В сливках не купались, но на бутерброд с маслом всегда хватало. Да и парни подрастали что надо – один капитан регбийной команды, второй – кандидат в мастера по плаванию. За физическим-то их развитием я следил лично – скоро же в армию, на срочную, а там, кто знает, может, и контракты заключат, глядя на отца родного. Вот так бы жить и жить, горя не знать. Но когда у нас в судьбе происходит, как запланируешь?
Началось всё с того, что приставили меня к одному человечку непонятному. Заданий у меня за службу в ДД странных было, пальцев не хватит считать, так что я давно удивляться разучился. Приказали – выполняй. Хоть летающие блюдца карауль, хоть в жерло вулкана в огнеупорном костюме лезь, хоть гения, который двадцатизначные числа в уме умножает и делит, с калькулятором проверяй. Всякое случалось. Поначалу вроде бы ничего особенного – подопечный и подопечный. Худой такой, высокий, шея гусиная, тонкая, а кадык прямо безобразный, выпирающий. И в целом неприятный тип, борода вечно недовыбрита, кожа на скулах синюшного какого-то света. И походка сутулая, руки и ноги как на шарнирах. Да мне так-то всё равно, хоть урод, хоть карлик, роскошных блондинок с четвёртым размером, – старик на секунду скосил взгляд на Джуди, – только ведь в синематографах агенты сопровождают. А в действительной жизни вот такие неприятные экземпляры и попадаются в основном. Начальство мне все уши прожужжало, чтобы с него ни один волос не упал. Я так для вежливости слушал, но сильно близко к сердцу не принимал. Чего с ним случится-то? А в себе я был уверен, хоть и под сорок скоро, а реакция ещё будь здоров, мышцы в тонусе, а уж опыта охранного сопровождения у меня хоть отбавляй. Сейчас глядя на меня трудно представить, а ведь мог я тогда голыми руками один с тремя мордоворотами запросто сладить. Если не с четырьмя. И это без оружия!
Попервоначалу кадыкастый всё на какие-то медосмотры ходил. То в один госпиталь, то в другой. И что ещё раздражало, всегда у него выражение лица недовольное оставалось, брезгливое даже. Я-то старался на глаза ему не лезть, мой номер четырнадцатый, но иногда, всё ж таки, приходилось рядом находиться, в лифте там, ещё кое-где. Так вот в такие моменты его кривило прямо – как глянет своими бледными глазками, будто волной тебя мерзкой накроет. Но я никогда из себя не выходил – издержки профессии, бывает.
Тут как раз и дома у меня тоже началась катавасия. Близнецов моих в армию призвали, нечего им было больше прохлаждаться. Но это-то как раз всё планировалось, а вот что супруга моя занедужит, никто не ожидал. Работала она в то время на табачной фабрике. Лет десять назад производство закрывали из-за вредности работ, часть оборудования растащили. Но новый Президент издал знаменитый «Указ 16-10», если вы такой помните, направленный на восстановление экономики за счёт национализации частного капитала. Заводы и фабрики снова задымили. Работали на том, что сохранилось. На нашей-то «табачке» и раньше с условиями труда не церемонились, а после перезапуска и вовсе средств на какие-то там фильтры не нашли. Поэтому в цехах этим самим производимым продуктом круглосуточно и дышали.
До проводов парней Мэри ещё как-то держалась, хотя уже кашляла больше обычного. А как сыновей отправили, так пришлось вести её к доктору. Тот выписал больничный и слегка обнадёжил, вроде бы как особой патологии не заметил. Мэри осталась дома и после больничного. Я ей на работу ходить запретил, хоть это и серьёзно ударило по нашему бюджету, но мне пообещали вскорости прибавку, так что мы на время затянули пояса.
А на службе то самое задание по охране «гусиной шеи» у меня затягивалось. Теперь я его уже со своим напарником по сменам сопровождал, не только по его бесконечным мытарствам в больницы, но и в поездках на загородный «Объект 666», как мы, оперативники, его в шутку называли. Это был своеобразный лагерь в лесу, напоминающий скаутский, только обтянутый колючей проволокой и относящийся к ведомству ГСБ – Государственной Службы Безопасности. Болтали, что за стенками этих бревенчатых домиков всякое происходит, чему обычному человеку свидетелем лучше не быть, но точно я ручаться вам не могу, потому что сам заходил внутрь только одного домика, вроде как гостиного, в котором как раз моего подопечного и поселили. Внутри – всё как в обычном коттедже. Плита, мойка, кровать с мягкой периной. В подвале – соленья с консервами. Все условия для нормальной жизни. Но гусиная шея всё кривил рот, всё ему не нравилось.
Первый раз я прокололся с этой чёртовой кастрюлей.
То, что у неё с одной стороны расхлябалась ручка, я заметил и раньше, но никак не мог предположить, что это приведёт к таким неожиданным последствиям.
Гусиная шея частенько сам себе варил суп. Накрошит в бульон всякой ерунды и сидит потом довольный. В основном-то ему, конечно, уже готовую еду доставляли, но, если приспичит, всегда можно тушёнку достать из погреба или консервированные продукты какие. Но нравилось ему, видите-ли, самому иногда кашеварить. Я в тот раз за ним вполглаза наблюдал: какие тут опасности могут быть, внутри трёх шестёрок-то? Понёс он кипящее варево своё от плиты к столику на подставку, тут одна ручка у кастрюли окончательно и подломилась. Если бы я даже рядом стоял – не успел бы, я же не супермен из комиксов. Кипящий бульон прямо на правую руку ему потоком и вылился. Как он завизжит!
Я метрах в трёх от него находился, подлетел в секунду, руку перехватил его, а он выпученными глазами на неё смотрит, кожа на пальцах и тыльной стороне ладони красная, что у рака, того гляди волдырями пойдёт.
Что тут началось. Числилось ведь за домом этим ещё видеонаблюдение, тогда камеры в диковинку были, но в этой комнате одна уже стояла, здоровенная такая, помаргивала зелёным огоньком. Я быстро первую помощь при ожогах кадыкастому оказал из того, что нашел под рукой, а в дверь уже куча народа ломится. Все с перекошенными какими-то лицами, то ли от неожиданности, то ли от испуга. Старший наряда подлетел ко мне, орёт что-то, я даже слов разобрать не могу, слюной брызжет. Я от него отвернулся, не в себе человек, видно же. Смотрю на потерпевшего, а он сидит на кроватке, руку перебинтованную баюкает и скулит еле слышно.
К калитке уже с воем спецмашина подкатила, гусиную шею под ручки и на заднее сиденье, видимо, снова в больничку повезли, теперь уже вынужденно.
Старший снова ко мне, уже членораздельно выговаривает; злой, как чёрт, мол, как ты мог не уследить? Виноват, говорю, моя недоработка. А сам про себя думаю, вот тоже катастрофа, руку немножко обварил человек, ну надо же! А кастрюля та так на боку и валяется у стола.
