— Странно, что ты все еще меня так называешь, ведь уже знаешь, кто мы.

Он двинулся вперед, я сравнялась с ним.

— Знаешь, — честно сказала я, — За всю мою жизнь эти годы в Нью-Йорке были самыми лучшими в моей жизни. Я никогда не была так счастлива, как тогда. Вот только все плохое, все негативное, от чего я смогла уйти, вернулось и вцепилось мне в зад.

Он засмеялся.

— Да, я твой Ангел, но, к сожалению, от мистических сил кармы защитить тебя не смогу.

Дальше мы шли молча, и какая-то частичка моей души как будто вернулась в Нью-Йорк, молчание больше не было таким тяжелым, я улыбалась, на губах Джека играла его полуулыбка, намек на ту, мою любимую яркую солнечную улыбку. Почему «солнечная»? Да потому, что когда он улыбался, по телу разливалось тепло, точно от лучей солнца, и становилось так светло на душе, что даже пасмурной ночью в душе будто сияет солнце. Я всегда так считала, будь он мне просто лучший друг или любимый человек — он всегда был тем, кто приносит в мой мир радость, счастье. Когда же все это изменилось? Непонятно. Ну, не совсем изменилось, подумала я, когда почувствовала, что сейчас мне снова с ним хорошо и уютно. Просто теперь мы не можем обсуждать все, как раньше, не можем быть лучшими друзьями, потому что я люблю его, а он спит с тем, с кем захочет, считая меня просто другом, вот только уже не лучшим. И все же, это уже что-то — добиться от него этой его полуулыбки, да еще и суметь сделать так, чтоб он засмеялся. Я была погружена в свои мысли, но сразу же заметила приближающееся ко мне пятно — на меня летел синон, обнажив свои клыки, сверкая желтыми глазами. Я вспомнила все, чему себя учила и со всего маху врезала твари. Видимо, он не ожидал, что такая маленькая девушка будет настолько сильна, я застала его врасплох и воспользовалась этим, синон упал на песок, а я схватила его за горло и придушила, потом для надежности свернула шею. Я сидела у тела синона на корточках, обшарила его и улыбнулась — у него с собой был нож. Я, конечно, даже представить не могу, для чего он ему, но выяснять и не желала, я сунула его в левый ботинок и поднялась — Танат смотрел на меня, широко раскрытыми глазами.

— Надо признаться, — сказал он, расплываясь в улыбке, на лице его было ничем не замутненное выражение гордости, — Ты прекрасно поработала, я не ожидал, что твое самообучение будет иметь такой успех.

Я внезапно, даже для самой себя, разозлилась на него — он просто стоял и смотрел, как я сражаюсь. С другой стороны я понимала, что злилась на него еще больше, если б он полез мне помогать. В итоге я просто улыбнулась.

— Спасибо, я сама не ожидала от себя.

Он снова улыбнулся мне, и мы пошли дальше. Но, как говориться, дальше-больше. Не успели мы пройти и десяти минут, как на нас напали восемь синонов. Завязалась битва.

Справиться без своей силы с ними — это очень сложно, их было в четыре раза больше, и я невольно вспомнила о злополучном сражении тысячи лет назад, в котором и погибла. «Не думай об этом! — выругала я себя, — Это не должно сейчас тебя отвлекать!» Я загнала все свои мысли подальше и схватила синона — это была девушка с крашенными фиолетовыми волосами, сломала ей шею, одновременно вытаскивая нож из левого берца. Ох, как же он был кстати! Тогда, на битве, у меня ничего подобного с собой не было, что привело к плачевным итогам. Может, и с оружием все было бы так же, но проблема Богов была в том, что мы были слишком самонадеянными, слишком уверенными в себе и слабости Морфея, в слабости всех синонов. С ножом я быстро справилась, а вот на Джека напали сразу двое, я быстро подскочила к одному, вспоров ему глотку, хлынула кровь, второму нож я воткнула между лопаток, так как тот навалился на Джека, в попытке оторвать от него мяса. Синон упал на Джека, тот скинул его и, тяжело дыша, уселся на песок, проведя рукой по волосам. Я вытерла нож о свою кофту и снова сунула его в левый ботинок берца и оглядела Джека — кровь на щеку брызнула ему, когда я перерезала одному из них глотку, а вот на руке возле плеча был вырван кусок, бежала кровь. Я придвинулась к нему, оторвала от своего платка часть ткани, остановила кровь, затянув поверх раны и начала аккуратно забинтовывать. Все это время я чувствовала на себе его взгляд, знала, что он наблюдает за мной. Я подняла глаза — Джек и правда смотрел на меня, я улыбнулась ему и снова смотрела на повязку, завязывая ее бантиком.

— Что так смотришь? — тихо спросила я, снова взглянув ему в глаза.

— С-спасибо тебе, — он тоже улыбнулся.

— Ты тоже на уроках Медицины проходил, как накладывать повязки, — я встала и подала ему руку, он тоже поднялся, — Так что, не за что.

Он все еще не отпускал моей руки.

— Я не об этом, — он взглянул на свое плечо, — Хотя и за это тоже. Ты спасла меня, он бы меня убил. Спасибо.

— Не за что, — только и повторила я.

Я отпустила его руку и пошла вперед, он поплелся за мной и догнал, мы пошли вровень. Я не видела его лица, лишь краем глаза, но чувствовала, что он широко улыбается.

— И еще, — сказал он, — Прости, это из-за меня синоны на нас напали, я раскрыл крылья и воспользовался своей силой.

— Все в порядке, — улыбнулась я, посмотрев на него, — Ты тоже спас мне жизнь, теперь мы квиты.

— Ты спасла мне ее дважды. А вдруг я бы умер по дороге от потери крови?

Я засмеялась и повторила:

— Все в порядке.

Жара в пустыне стояла невыносимая, по пути мы встретили еще троицу кошачьих тварей, но быстро с ними справились. Солнце светило посреди неба, и укрыться от него нам было негде, оно заставляло нас обливаться потом. Но никто из нас не ожидал этого холодного пронизывающего ветра, от которого пот, казалось, мог превратиться в лед. Что это такое? Я подняла глаза в небо, когда на нас надвинулась тень — солнце затягивало тучами, посреди пустыни холодный северный ветер! Более того, тучи стали черными, полностью скрывающими солнечный свет, громовые раскаты грубо пронзили тишину пустыни, молния засверкала здесь и там, раздражая глаза яркими вспышками света. Хлынул проливной дождь. Я посмотрела на Джека, он был мокрым насквозь, как и я.

— Нам нельзя останавливаться, — прокричал он, потому что за этим громом мало что было слышно, — Нужно пройти до конца дня, идем!

Он взял меня за руку, и мы двигались против ветра, откуда, интересно, он знает, куда нам нужно идти? Хотя неважно, главное — он это знает, надеюсь, что точно. Я не стала ни о чем его спрашивать, ведь даже после всего того, что произошло между нами, я ему доверяла, как никому другому. Нет на свете человека, которому я верила бы больше, чем ему, так что в нем я не сомневалась.

Мы шли долго, около четырех часов с тех пор, как началась гроза, и все мое тело жутко промерзло, но это было только началом, поняла я, когда вместе с дождем пошел снег. Небо из черного стало серым, ветер не прекращался, началась метель, липкий и холодный снег прилипал к коже. Я затянула платок как одновременно шапку и шарф, а вот что делать с телом, я не знала, я была одета слишком легко. Джек вдруг остановился. Он даже не трясся от холода, в отличие от меня, и до меня дошло то, что я давным-давно забыла — Ангелы не мерзнуть, они горячие. Он снял с себя свою кофту, более плотную, чем мою, свой шарф и подал мне. Я быстро укуталась, а потом он сделал то, чего я не ожидала, и прямо как во время бури притянул меня к себе, прижал и начал дуть мне на шею, согревая.

— Бедная, — прошептал он, — Как же я об этом не подумал, — он вздохнул, на секунду о чем-то задумался, а потом с жаром поцеловал в шею и снова вздохнул, — Совсем замерзла...

Я подняла голову. То, как он целовал меня в шею, то, как обнимал, противоречило его собственным словам — он говорил, что мы лишь друзья, но сейчас я чувствовала, что все еще нужна, что не безразлична ему. Это выдавали и его глаза — прекрасные голубые глаза цвета неба, которые я так люблю, и которые смотрят на меня, словно на самую прекрасную женщину в мире, и такой я себя и чувствовала рядом с ним. Для него я была самой лучшей, именно поэтому он сейчас обнимает меня, он не обязан этого делать, не должен греть меня, даже не должен держать за руку, но он это делает, и не потому, что он, как говорит Зевс, «мой раб», а потому, что все еще любит меня.