Я устало выдохнула и поджала губы, не зная как правильно отказать и в то же время не обидеть человека. Мы строили отношения; и мы были близки; хоть мы не смогли стать чем-то целым, но делать ему больно — я не хотела.

— Тогда продай его, — вдруг воскликнул Кванджон, приподняв брови. — И переезжай ко мне. Тут назревает серьезный проект. Я про него уже упоминал. Мы вместе сможем построить нашу собственную семейную империю.

Он открыл футляр и с довольным видом пододвинул его в мою сторону. На его лице сияла улыбка, будто сделка уже у него в кармане и осталось только формально подписать бумаги, чтобы закрепить её.

Из-за этого все мои благие намерения испарились. Меня обуял гнев. Потому что единственное, что я ненавидела всем сердцем, — давления на меня. Вспыхнув, я натянуто улыбнулась и холодно проговорила:

— То есть мне нужно всё бросить: дом, друзей, агентство, — про себя добавив, — «сына, которому дала обещание». — Всю свою жизнь отложить ради тебя. При том, что я честно признаюсь тебе, что не люблю. Я испытываю только небольшую симпатию к тебе, и как, по-моему, этого мало для брака.

— Этого не мало, — возразил Кванджон, наклоняясь ко мне. — Моей любви хватит на двоих.

— Кванджон, — рявкнула я, стукнув по столу. — Не унижайся до жалких крох. Ты ведь хочешь иных отношений. Чтобы девушка светилась при виде тебя. Чтобы она думала о тебе. Чтобы она дышала тобой, как и ты. Прошу, не унижай себя до таких мелких отношений: где ты будешь ждать от меня ответных чувств, а я испытывать вину за их отсутствие. Я была счастлива в наших несерьезных отношениях, но, чтобы они развивались, нужна любовь обоих.

— Ты так говоришь, как будто знаешь, что значить любить, — он печально взглянул на меня. — Я думал, что ты никого не любила. Я думал, что твоё сердце пустует.

Он думал…, что моя душа одинока.

— В моём сердце всегда был другой. Однажды я его оставила, потому что выбрала мечту. Но я никогда не переставала любить его. Никогда.

— Любила? — Кванджон растерянно вперил взгляд, а чуть позже нахмурился. — Но ведь его не было рядом с тобой? Или?

— Верно, — кивнула я. — Я бросила его, а сама уехала. А затем сожалела, что сделала это. Если мы поженимся, то моё сердце никогда не будет принадлежать тебе. Только ему.

— Но как? Я не понимаю. Я думал, что между нами, — он взмахнул руками, чтобы придать словам больше смысла. Но верные слова не приходили. Они ускользали, будто вода. — Я думал, что мы понимаем друг друга.

Сумев облечь мысли в слова, он посмотрел на меня, словно хотел найти во мне знакомые ему черты Ксюши-модели. Но с ним я не проявляла настоящую Ксюшу, только отражение реальной себя. А сейчас перед ним сидела истинная я, которую он не узнавал.

— Мне было удобно с тобой. Ты умеешь заботливо ухаживать. Ласково касаться и непринужденно улыбаться, когда молчание между нами натягивалось. Я не чувствовала себя обязанной влюбляться в тебя. Но, как оказалось, я обманулась. Потому что ты рассчитывал на крепкие отношения в будущем. Об этом я не подумала. — Я тяжело вздохнула и, подняв голову, уверенно проговорила. — Прости меня, Кванджон, но я не приму твоё предложение. Потому что оно мне не подходит, как и тебе. Прощайте, Кван Чу Вон.

Я встала, даже не прикоснувшись к еде, слегка поклонилась, как он когда-то учил меня, а затем гордо ушла, ни разу не обернувшись.

В номере меня затрясло, словно я одержала давно желанную победу. Так часто я бросала людей, не объясняясь. Я просто сбегала, навсегда исчезнув из их жизни. Но сейчас я впервые отказала человеку и попрощалась с ним.

Казалось, что в ту секунду в меня впрыснули адреналин. Но его действие заканчивалось, и теперь сердце судорожно билось в груди, а руки отражали его дрожь. При этом во мне разрасталась радость. Она медленно заполняла меня, вытесняя озноб.

Я справилась.

У меня получилось.

Облегченные слезы выступили между ресниц и неспешно покатились вниз. Впервые я не спешила осушить глаза и стереть следы плача. Наоборот они мне показались символом моей смелости, от которой я пряталась. Эти слезы — слезы осознанного выбора, а не потоку обстоятельств и страха.

Ещё мне хотелось набрать Глеба и поделиться с ним моими чувствами. Хотела рассказать, как раньше боялась делать выбор и позволяла судьбе выбирать и решать за меня. Я притворялась решительной; говорила себе и другим, что я смело борюсь за себя, но это всего лишь самообман. Был тогда, но не сейчас.

Я сумела ответить за собственные чувства и защитить себя. Моя мама сегодня бы точно гордилась мной.

Резко зазвонил телефон. Он отвлек меня, и в первую секунду я не понимала, что за звук вторгся в мои мысли. Но затем мне показалось, что это Глеб. Мелькнула идея, словно он чувствовал меня на расстоянии. Из-за этого я подскочила и выхватила телефон из сумки, но на дисплее маячил номер ресепшена дома. Мне звонил консьерж.

«Здравствуйте», — услышала я, когда приняла вызов. — «Ксения Валерьевна? Я Иван, консьерж дома, в котором вы проживаете».

— Да, я помню вас. В квартире пожар или потоп? — Уточнила я. Обслуживающий персонал дома звонил редко владельцам квартир. Только при серьезных обстоятельствах, когда необходимо срочно вернуться. — Или мою квартиру обокрали?

Меня ужаснула пришедшая мысль. Почему я вообще считала, что моя дом — крепость. Украсть можно всё что угодно, а стены квартиры вряд ли серьезное препятствие, если на кону высокие ставки. Вдруг Нинель захотела получить важные документы или печати, а Анатолий не обнаружил их в кабинете, успев побывать там. Поэтому они вместе ворвались в квартиру и….

«Нет-нет», — забормотал Иван, видимо услышав панику в моем голосе. — «Не волнуйтесь. Дело в другом. Мне сегодня принесли почту, и, когда я сортировал её, то обнаружил письмо для вас. На ней пометка «срочно», вот я и подумал сообщить вам об этом».

— Откуда оно? — Расслабленно проговорила я, растирая лоб.

«Эфиопия… район Сомали… зона Корахе… деревня Шеке. Вроде бы прочитал правильно», — проговорил он.

— Вы можете открыть?

«Но это как-то некрасиво…». — Неуверенно пробормотал консьерж.

— Вы знаете английский?

«Не особо».

— А читать умеете?

«Вы хотите, чтобы я прочитал вам? Открыл письмо и прочитал на английском?» — Изумился мужчина.

— Да, мне бы не прислали письмо с отметкой «срочно», если бы не произошло что-то действительно срочное. Прошу…. Я вам потом выдам премию, — настойчиво умасливала его я.

«Это, Ксения Валерьевна, вообще не красиво. Если хотите отблагодарить, то подарите лучше коробку вкусных конфет». — Проворчал Иван, сдаваясь.

— Тогда вы получите самые вкусные, — пообещала я, из-за чего он хмыкнул.

Благодаря звукам я будто наяву увидела, как консьерж положил телефон на стол и включил громкую связь, а затем распечатал конверт и на корявом английском прочитал письмо.

Мне приходилось несколько раз тормозить Ивана и просить его перечитать строку, потому что не понимала прочитанных слов. Но мы столкнулись с такими сложностями не из-за плохих навыков в лингвистики консьержа, а из-за неправильного написания некоторых слов. Большая часть людей из деревни говорили на амхарском языке и совсем чуть-чуть на английском. Я же амхарским владела не так хорошо, как хотелось бы. Я говорила с местными на их языке, но не читала и не писала на нём. Для эфиопов из деревни написания письма складывалось из смеси родного языка, плюс особенности диалекта и очень плохого знания английского.

Поэтому навыки Ивана, как чтеца, только усугубляли ситуацию, а не полностью портили.

Chigiri, moti, isati — беда, смерть и пожар. Три слова на амхарском, которые постоянно повторялись. Они записали их, используя английские буквы. Из всего письма я поняла главное, они срочно нуждались во мне.

«В деревне случился пожар?» — Уточнил Иван, когда я прошептала перевод слов.

— Спасибо вам, — душевно поблагодарила его. — С меня конфеты, а мне пора.

«Летите в Эфиопию?» — быстро понял он.