— Эта сцена была рассчитана специально для тебя. Но я правда тебе не изменяла. В тот вечер я обдурила Матвея, и он ещё долго припоминал мне это.

— Припоминал поцелуй? — Притворяясь равнодушным, спросил Глеб.

— Что использовала его вместо щита. Из-за того поступка я до сих пор испытываю чувство вины. Он заставляет помнить о прошлом и сожалеть о содеянном. Мне не нужно было уезжать молча и придумывать детскую сцену, чтобы заставить тебя разочароваться во мне. Я должна была честно поговорить с тобой и с честью выдержать твой ответ, а потом самой принять решение независимо от твоих желаний. Я, правда, могу попытаться оправдать себя тем, что испугалась тогда. Я была молода, и я чувствовала, что ты мог заставить меня задуматься о другой жизни.

— Я бы ни за что не заставил тебя, — воскликнул он.

— Не специально, — возразила я. — Ты бы даже не заметил, как поменял моё мнение. Ведь тогда всего лишь один твой поцелуй лишал меня воли. Тогда я также знала одно, что если изменю своим целям, то буду жалеть об этом намного больше, чем сейчас чувствую вину за свою ложь и побег. За это я и хочу извиниться. Прости, что была трусливой.

Глеб минуту разглядывал меня, обдумывая мои слова и свой ответ.

— Я не виню тебя за твои мечты и твои страхи. Но мне было больно, что ты исчезла без слов. Если бы ты прямо сказала, что мы расстаемся, потому что хочешь исполнить свою мечту, то мне, думаю, было бы легче.

И за это я буду испытывать стыд до конца своих дней. Вместо того чтобы отпустить человека, я его больше привязала.

— Мне как-то Ануш….

— Ануш? — Переспросил Глеб.

— Да, она была моим наставником. А затем мы вместе создали модельное агентство «Малахитовая кошка».

— А где она сейчас? — Глеб сильнее нахмурился, видимо вспоминая Анатолия и его крики.

— Она погибла год назад.

— Так Анатолий её муж, теперь вдовец и наследник, — понял взаимосвязь Глеб и добавил. — Извини…. Ты говорила….

Он хотел произнести слова сожаления. Я видела это по мелькнувшему сочувствию на его лице. Поэтому я поспешила продолжить.

— Ничего, это было давно. Да, так вот. Она рассказывала, что ей дома советовали хранить честь смолоду. Она же тогда всегда добавляла, что это чушь. Лучше хранить зубы, их дороже вставлять. А честь…. Она либо есть, либо нет. Решать самому человеку. Но при этом то и то начинаешь ценить только спустя время, особенно в старости.

— Никогда о таком не задумывался, — честно признался Глеб и откинулся на спинку стула.

— В восемнадцать я не думала о своей чести. Не знала, что она значит для меня. Не знала за что я способна отдать жизнь, здоровье, мечту. Сейчас… вроде бы знаю. Или думаю так по крайней мере. Я надеюсь, что наш разрыв не испортил тебе твою жизнь. Надеюсь, что ты счастлив, Глеб. Потому что я готова стать счастливой. Ведь я только что освободила своё сердце от мучившей вины.

— Ксюша…, — напряженно выпрямился он.

— Пойми, Глеб, — затараторила я, пытаясь не сбиться и не забыть запланированных слов. — Я извинилась не ради себя, а тебя. Чтобы ты освободился от тягот раздумья, почему я сделала так. Почему я сбежала, а не поговорила. Я сожалею, что молча сбежала. Но не жалею, что сбежала. Потому что возможно в том возрасте я не смогла бы нормально объяснить, чего я хочу. Почему это для меня важно. Я могла сказать себе, но не другому. Тем более тебе. Я хочу, чтобы ты стал счастливым, Глеб. И этого же я хочу для себя. Всеобъемлющего счастья. Когда ты рад не только в одной сфере: в работе или в личной жизни, а по всем фронтам. Поэтому мне нужно опустить этот гештальт с тобой. И нормально попросить у тебя прощение и пожелать тебе счастья.

— Ого, — вновь откинулся Глеб на стул и улыбнулся. — А теперь успокойся, Ксюша. Я официально заявляю тебе, что прощаю. Я тоже готов снова обрести счастье. Хотя я не жалею ни об одном дне, которые прошли за эти тринадцать лет. Я вырастил сестру, а теперь у меня любимая дочка. Так что всё. Давай теперь попробуем забыть один день. Давай представим, что этот разговор состоялся не сегодня, а тогда за несколько часов до твоего отлета в Москву. Договорились?

— Так легко? — удивилась я.

— Почему бы и нет. Разве не нам решать, как вернуть твою потерянную честь. Раз я этому виной, — подколол меня Глеб. — Спасибо за правду, хотя и спустя столько лет. А теперь давай поужинаем и поговорим о делах.

В эту же секунду нам принесли наш заказ, и мы с аппетитом приступили к еде.

После мы не говорили о прошлом. Будто действительно этот разговор произошёл перед отлетом в Москву, а не десять минут назад. В конце я испытала облегчение, когда поделилась с Глебом о случаях махинаций в агентстве. Мне также пришлось рассказать и про Ирину. По крайней мере то, что она находилась под протекцией Анатолия и работала совсем над другим проектом. Я ему также примерно обсказала свои подозрения, как эти два случая связаны с проблемами сайта и попытками взлома базы данных. Но при этом я постаралась скрыть от него угрозы Нинель и что всё происходящее завязано на секс-услугах.

Только для Глеба оказалось достаточным узнать об объеме проблем, как он дал согласие. Но в то же время он не давал мне возможности озвучить хотя бы примерный тариф, который я готова оплатить. Будто финансовая сторона нашей сделки его волновала меньше всего.

В этом весь Глеб. Он ценил благополучие, но не акцентировал внимание на деньгах. Мне это качество в нем всегда нравилось и одновременно бесило. Потому что он казался слишком правильным для меня, как в принципе и сейчас.

Когда он вез меня обратно к дому, мне в голову пришла мысль.

— Ты ведь можешь проверить безопасность моего личного компьютера?

— У тебя обострился синдром недоверия?

— Это твоя попытка пошутить? — Уточнила я с прищуренным взглядом. — Или ты серьезно.

Глеб улыбнулся и кинул мимолетный взгляд на меня, продолжая уверенно держать руль.

— Поймала. И всё же? — Напряженно спросил он.

— Не знаю, — медленно проговорила я. — Охота быть уверенной в том, что моя личная информация в безопасности.

Его напряжение в плечах заметно ослабло после моего ответа. Глеб кивнул, принимая его, и кинул виноватый взгляд на меня. Я хмыкнула, понимая почему у него такая реакция на подозрение в аномальности поведения. Наверное до сих пор любой разговор о расстройствах и синдромах вызывали у него тяжелые воспоминания о матери.

— Ты завтра идешь в агентство? — Наконец спросил он.

— Нет, завтра ведь воскресенье, — съязвила я.

— Вы не всегда работаете по графику, вот и уточнил, — Глеб немного помолчал и, чуть кашлянув, добавил. — Давай я завтра к тебе приду и всё проверю. К тому же… ты как раз боишься кабинета.

— Угу, — пробурчала я, боясь говорить большее.

— Согласна? — Не услышал моё утробное бурчание Глеб.

Я упорно держала взгляд на одной точке. Мне стало казаться, что мой голос начнет дрожать также, как и всё тело от одной мысли, что Глеб поднимется ко мне. Он войдет в мою квартиру. Мы останемся наедине.

Медленно выдохнув, я прохрипела:

— Отличная идея.

Автомобиль притормозил напротив подъезда, и мы одновременно вышли из него. Сумочка в моих руках подвергалась пыткам. Я её нещадно теребила. Мы синхронно остановились и повернулись друг другу. Мы то поднимали взгляды, то резко опускали их.

Неловкие взгляды, неуклюжие движения создавали чарующую, давно забытую атмосферу. Словно вокруг нас купол, который ограждал нас от всего мира. Тут только мы и никого кроме нас.

Эти чувства нужно было срочно прерывать.

— Спасибо за ужин, — решительно проговорила я, разрывая купол, и протянула руку, как сделала бы с любым коллегой после переговоров. — Я была рада наконец нормально поговорить с тобой и разъяснить наши отношения. А также обсудить сотрудничество.

Глеб опустил голову, рассматривая протянутую ладонь, а затем исподлобья глянул на меня с легкой усмешкой на губах, будто понимал, что я сделала. После чего он нежно пожал мою руку и ласково провел большим пальцем по тыльной стороне задрожавшей ладошке. Его теплое касание, чуть шероховатая кожа будоражили лучше крепкого алкоголя и навевали ностальгию.