— Глеб, — прохрипела я, оглядываясь. Корейский наемник хотел повести меня дальше, но я запротестовала. Я оттолкнула от себя парня и закружилась вокруг себя, взглядом ища родное лицо. Тогда я чрез боль крикнула: — Глеб!

— Ксюша!

Его голос послышался слева. Запинаясь, я побежала. Я не видела, куда бежала и об кого запиналась. От крика сильнее заболело горло, а в ребрах нарастала острая боль. Я продолжала бежать, хотя ноги неохотно слушались меня. И вот я увидела его — растерянного и взволнованного. Он искал меня в плотной завесе дыма.

— Глеб! — выкрикнула я и побежала, и тогда он оглянулся в мою сторону и тоже рванул ко мне.

Он поймал меня в тот момент, когда силы окончательно покинули меня. Я коснулась его лица, вглядываясь в любимые серые глаза. Я не могла стоять, но и не могла отключиться. Потому что пару часов назад я расставалась с жизнью, а сейчас вновь её обрела. И он, мой Глеб, снова был рядом. Он тут, рядом со мной. Хотя не должен.

— Ксюша, ты вся в крови. — Он ласково провёл по моему лицу, коснулся больной шеи и порванной одежды. Он крепко удерживал меня на весу, продолжая аккуратно осматривать. — Нужно срочно показать тебя доктору!

— Это не моя кровь, — заплакала я.

Глеб замер, но не стал спрашивать подробности. Он бережно поднял меня на руки, как когда-то давно после драки в школе, и понес в тихое, безопасное место.

Я подняла лицо к небу, наблюдая как сгущались тучи. Грохнул гром, и дождь вновь вернулся в Эфиопию. Он мог продолжать идти до конца месяца или даже влажного сезона. Но это меня мало волновало. Потому что теперь я точно спаслась. А с Глебом для меня любое место становилось домом.

Дождь с каждой минутой усиливался. А я продолжала цепляться за футболку Глеба и тихо плакала. Он молчал. Он крепко прижимал меня к себе и нес по лагерю. Иногда взгляд цеплялся за пробегающих людей, но разглядеть их мешал дождь.

Глеб вошёл со мной на руках в медпункт, где успело всё измениться. Во-первых, детей из деревни тут не было, но на некоторых койках сидели раненые парни. Во-вторых, вместо доктора, который тут был, появился другой медик. Он мельком глянул на меня, но что-то его заставило дернуться в мою сторону и подозвать к себе медсестру, которая незаметно перевязывала раненного.

Глеб посадил меня на свободную койку, накрыл плечи плотным одеялом, а затем присел напротив меня на корточки. Он взял в свои руки мои, слегка их сжал и с улыбкой посмотрел мне в глаза.

— Ксюша, тебя должны осмотреть. Поняла? — Я кивнула. — Пока тебя осмотрят, я узнаю, как там дети.

— Они живы? — Встрепенулась я.

— Я видел их. Хочу помочь им расположиться в отдельной палатке. А медпункту пока есть чем заняться.

— Я пойду с тобой, — хотела подняться, но Глеб поймал меня раньше и вновь усадил на койку.

— Они в порядке. Мне нужно их просто разместить, потому что пока другие заняты наемниками. Нам нужно тут дождаться представителя Интерпола. Также сюда летит Герман. А ещё пошёл дождь. Так что нам в любом случае придётся задержаться в этом лагере. Тебя сначала должны проверить, а чуть позже я вернусь. Хорошо?

После этого Глеб встал и ушёл.

Доктор оказался знакомым. Он был основным участником гуммиссий, в которых когда-то участвовала я вместе с Ануш. Его попросил приехать Матвей и быть готовым оказать срочную помощь всем, кому сможет. Доктор осмотрел меня, затем узнал, что кровь не моя, и отправил отмываться в переносном душе.

Зеркала тут не было. Но то, что я видела, вызывало смешанные чувства. От радости спасения, торжества справедливости и сладострастия мести до отвращения и брезгливости. Я смывала с себя кровь, наблюдала как краснеет вода и путалась в чувствах. Я убила человека. Когда рука коснулась ножа, я даже не задумывалась, что делала. Когда я вытягивала острие из шеи, то чувствовала облегчение и мстительное удовольствие, что ему не удалось. Я вновь помешала его планам. А затем наступили шок и ужас, которые сейчас перерастали в отвращение и брезгливости к себе.

Я пока не могла здраво думать, поэтому просто закрыла глаза и продолжила мыться.

В чистой одежде, сидя под теплом одеялом на койке, я вслушивалась в анамнез от доктора. Подозрение на трещину в ребрах и легкое сотрясение головы, которые нужно обязательно подтвердить в госпитале. Также он уточнил про моё психическое состояние и поставил пометку о дополнительной проверке. Кожу ступней и плеч он тоже не забыл осмотреть и попросил медсестру тщательно всё обработать.

Напоследок он с сочувствием проговорил:

— Ксения, когда вернетесь, вам предстоит длительная реабилитация. И я вам советую не относиться к этому с попустительством. Возможно физически пострадали вы не так смертельно, но в порядке ли ваша душа?

Медсестра, обработав раны, дала мне успокоительное и попросила расслабиться. И на пару часов я действительно уснула.

Во сне мне приснилось, как чья-то рука вновь схватилась за шею и придушила. Дыхание сбилось, я дернулась и очнулась. В медпункте было тихо. Кто-то тихо постанывал в другом конце палатки, но вокруг стояла тишина. Дождь прекратился, но не надолго.

Я закрыла глаза, надеясь уснуть. Но воспоминания тут же подкидывали картинку. Искрящий яростью и удовольствием взгляд Анатолия. Сейчас я вряд ли вспомню форму или цвет его глаз, хотя в последние минуты его жизни вглядывалась только в них. Но я помнила его обжигающий взгляд. То как он медленно осматривал моё тело, как в них мелькали чувства, как искрила радость от собственной власти надо мной.

Тогда я села на койку и спустила ноги. Болей в теле действительно было не много. Постанывали синяки, не удавалась дышать полной грудью, а обгоревшая кожа слегка горела. Вся боль скопилась намного глубже, чем бренное тело. Она копилась в груди, тяжелела и уплотнялась.

На улице стоял поздний вечер. За пару часов, которые я проспала, лагерь изменился. Кто-то переставил некоторые палатки, установил переносные крыши и разложил что-то наподобие тропинок.

На мне висела полувоенная мужская форма. Штаны пришлось завязать на несколько тугих узлов, чтобы они не слетели, а штанины затолкать в ботинки. Плохо расчесанные волосы я стянула в низкий хвост. Кожа на носу, лбу и подбородку некрасиво слазила и до сих пор оставалась красной. Вообще-то такой «красавицей» я никогда не была. Но впервые мне было наплевать, какой меня увидят другие. Я даже не засмущалась, когда в таком непрезентабельном виде, меня нашёл Кванджон.

Мы столкнулись под навесом и от неожиданности уставились друг на друга. К нему подошёл какой-то мужчина и на английском проговорил:

— Мы мертвых положили в палатке номер три, а арестованных посадили во второй. Они находятся под постоянном наблюдением, пока полицейские не приедут из Аддис-Абебы. Интерпол летит сюда за некоторыми наемниками. Их разыскивали во многих странах. Также сюда направился кто-то из ФСБ. Вроде бы из-за русской девушки и убитого русского.

— Значит завтра со всеми и поговорим. Иди и следи за порядком, — приказал Кванджон и дождался, когда его помощник скрылся из виду. Он подошёл ко мне и уставился куда-то поверх моей головы. — Как ты?

— Как ты тут оказался?

— Вернулся за тобой в Россию. Я ведь обещал приехать. Но столкнулся с тем, что никто не знал, где ты. А потом твои друзья рассказали о расследовании. Я не мог остаться в стороне, когда узнал, что ты в опасности.

— Спасибо тебе, — прошептала я, опустив взгляд. — Ты приехал вовремя.

— Ты выжила после нападения на деревню. Затем ты сама спасла себя, когда на тебя напал тот… Анатолий, — процедил его имя с акцентом Кванджон. — Какой из меня спаситель, если ты выбираешься из проблем сама?

На такое я даже не знала, что ответить.

Такова моя натура.

Мой стиль жизни.

Как-то само получалось.

Но эти слова звучали как оправдание. А я не понимала, почему должна была оправдываться. Я такая какая есть. Именно поэтому я бы не смогла быть просто женой влиятельного человека. Где он принимал все решения, а я стояла рядом с ним с молчаливой поддержкой. В то же время я не хотела брать вверх в отношениях, но и плыть по течению не в моём характере.