— Но…, — воспротивилась я, вскакивая со стула.

— Ты должна мне, — перебил меня Глеб, наставив палец. — Даже не смей отпираться. Поняла?

Шах и мат с его стороны. Меня так никто никогда не облавливал моим же данным словом. Меня только что скрутили и связали моим же обещанием. Это было подло с его стороны? Скорей всего нет. Потому что я не чувствовала себя подставленной. Я больше злилась на саму себя и чуть-чуть на Глеба.

— А ты изменился, — проворчала я. — Ты ведь просил меня только подумать о мальчике, а сейчас требуешь, используя желание. Раньше ты был более тактичным.

С возмущенным видом я уставилась на него. Он выпрямился, возвысившись надо мной, и грустно проговорил.

— Верно, раньше я считал, что нельзя вмешиваться в чужие жизни и использовать их. Но за эти годы я получил несколько хороших уроков и выяснил одно, если ты тактичен и вежлив, то чаще всего другие даже не думают вести себя также с тобой. Наоборот для них чужой такт становится призывом, чтобы вломиться и навести собственные порядки, игнорируя мнение владельца.

Глеб отошёл, чтобы собрать свои вещи, а я быстро поскидывала всё необходимое в сумку-шоппер и обулась в белые кроссовки на высокой платформе. Мы спускались в лифте в молчании. Внизу консьерж поприветствовал меня небольшим поклоном головы.

Дорога до торгового центра заняла минимум времени. Машины словно расступались перед нами. Как только мы вошли в здание, мы начали искать взглядами Льва. Он написал Глебу, что ждал нас в фудкорте. Но мальчик первым заметил нас и энергично замахал.

Мой шаг на долю секунду замедлился, когда я увидела его. Мальчишка, почти подросток, радостно протянул руку Глебу, который с легкостью ответил ему рукопожатием. Они радушно улыбались друг другу, чуть наклоняясь вперед. Они казались почти друзьями, хотя виделись всего один раз.

— Здорово, парень, — обратился к нему Глеб и с живым интересом задал вопрос. — Как дела у тебя?

Меня поражало как они легко нашли общий язык. Как Глеб легко сходился с людьми, хотя внешне напоминал отстраненного серебряного принца из сказки. Я же чувствовала себя неуютно, присаживаясь на край пластмассового стульчика и внимательно рассматривая мужчин. Они были полностью поглощены в разговор, когда Глеб вдруг встал и посмотрел на нас сверху вниз.

— Голодны? Хотите есть? Заказывайте, а я схожу.

Раздраженный взгляд метнулась в сторону Глеба, на что он мне заговорщически подмигнул. Он что ли специально оставлял нас наедине, чтобы мы поговорили? В данную секунду я даже немного сожалела, что Глеб решил забить на такт и на сохранение нейтралитета дабы не вмешиваться в чужие жизни.

Разве без него мы сами бы не разобрались? — Конечно же, нет. Поэтому я должна благодарить его, а не сопротивляться его помощи.

Лев попросил обычный бургер с картошкой фри и сладкую газировку, а я салат с сухарями и вишневый сок. Глеб ушёл, а я впервые осталась наедине с мальчиком, который являлся мне сыном по законам биологии. Ещё в школе я не любила этот предмет, но сейчас во мне пылал гнев на расширенные возможности медиков-генетиков. Ведь этот мальчишка мой сын, моя кровь и плоть. Он — продолжение моих родителей, но для меня он — чужак.

Я, не стесняясь, пялилась на мальчонку. Он похож на меня. Его глаза, как мои, насыщенно-зеленого цвета с тёмной крапинкой. Волосы русые, но чуть темнее моих, потому что коротко подстрижены. Черты лица в будущем станут твердыми, но пока они не ярко выраженные из-за детской припухлости. У него миловидная внешность, но взгляд оставался серьезным и пронзительным, будто на меня смотрела я сама.

Он будто я, но разве это делало его моим?

— Лев, — я тихо произнесла его имя и сожалеюще опустила голову. — Я не думаю, что стану тебе хорошей матерью. Биологически ты мой сын, но по чувствам…. Сомневаюсь, что когда-нибудь смогу полюбить тебя. Я в принципе малоэмоциональный человек. И это для меня слишком….

Как мерзко отвергать столь беззащитное существо. Стал бы он обращаться к незнакомой женщине, если бы не обстоятельства? Но если он доверится мне, а потом я подведу его, то мои и так хрупкие границы окончательно разрушатся под натиском вины.

Вдруг чья-то почти взрослая горячая ладонь коснулась моей руки. Я подняла взгляд и заметила до боли знакомое упрямое выражение лица. Лев сжал зубы, пытаясь сдержать свою напористость. Он сделал глубокий вдох и затем решительно заговорил:

— Я знаю. Вы мать для меня только частично. Для меня настоящей мамой останется Лидия. Но позвольте мне решать, какой матерью будете вы.

— Это не так делается, малец, — в замешательстве я чуть отстранилась от него.

Но Лев не собирался сдаваться на полпути.

— Вы бы стали меня бить?

— Чего? — Не понимающе ахнула я.

— Вы бы не кормили меня? — Продолжил Лев, не слыша моего удивления. — Вы бы ругались за двойки? Или если бы я задержался в школе из-за занятий?

— Нет, нет, — в ужасе забормотала я, отворачиваясь от него. — Что за глупые вопросы. Это ведь неправильно так поступать с ребенком.

— А у вас бы хватило денег купить мне новый школьный костюм и учебники и после не попрекать меня этим? — Добивал меня своими вопросными аргументами мальчик. У него задрожала губа, выдавая его страх и волнение.

Он действительно оказался таким, каким я предполагала. Только серьезные обстоятельства заставили его обратиться за помощью к другому человеку.

— Если мне хватает купить жилье и брендовую одежду, то хватить и на нужды ребенка. К чему все эти вопросы?

— Я не прошу вас стать для меня настоящей матерью, — выдохнул Лев. — Я понимаю, что биология не дает любви. Я прошу вас принять меня к себе на передержку. Только до совершеннолетия. Чтобы я смог спокойно учиться, а не бояться любого шороха в доме. Чтобы я знал, где мой дом, и чтобы было кому прийти в школу, как опекуну. Чтобы я мог есть дома любую еду, и потом не слышать, что она была не для меня. Я не многого прошу, Ксения. Только временную передержку у вас.

Передержка!

Какое навевающую грусть слово. Слово из прошлого, которое использовала сама.

Я нахмурилась, вспоминая квартиру тети. Подколы, придирки и оскорбления, которые исходили от родной тетки и двоюродных сестёр. Биология действительно не давала гарантии любви, хотя подразумевала это.

— Ты слишком спокоен, чтобы такое предлагать. К тому же ты меня не знаешь. Вдруг я хуже твоего отца, — я повернулась к нему, чувствуя как менялось моё отношение к ситуации.

Не смогу. Я не смогу бросить его на произвол судьбы.

— Сомневаюсь, — покачал головой Лев. — Мама умерла два года тому назад. Она мне оставила один номер телефона на всякий случай. После первых отцовских побоев я позвонил по нему и попал на Ануш. Сначала я подумал, что она моя мама. Но на встрече она рассказала мне о вас. Она мне помогала, но вам она решила пока не рассказывать обо мне. Но Ануш всегда отзывалась о вас, как о хорошем человеке. Да и в интернете про вас говорят только хорошие вещи. Поэтому я сомневаюсь, что вы хуже него.

— Почему ты не связался со мной после смерти Ануш?

— Я не знал об этом, — расстроился мальчик, сжимая ладони. — Сначала подумал, что она бросила меня. Но спустя время мне попалась старая новость с её фотографией. Я не знал, можно ли связываться с вами, да и как. Но сейчас у меня нет выбора!

— Отец озверел? — Хмуро спросила я, проникнувшись его историей

— Да. Он стал ещё больше пить. Денег от маминых сбережений остается всё меньше. Его аферы сделают его банкротом. Поэтому я очень хочу стать вашим сыном. Я обещаю, что буду уважать вас и слушаться….

Я подняла руку, чтобы он не смел унижаться ещё больше, чем мог себе позволить. В двенадцать это простительно, но мне не хотелось, чтобы принижения себя укоренилось в его характере.

— Запомни одно правило, — строго заговорила с ним. — Я не люблю мямлей. Не вздумай унижаться ни перед кем, даже передо мной. Ты сделал мне предложение, теперь мне решать: принимать его или нет. Но не унижайся до просьб или снижения собственной ставки. Понял?