Боже, ну как же страшно! Невыразимо!

«Жаль, что не решился сказать об этом в девятом… Я с тех пор запах твой помню. Засел, понимаешь? Ты везде! Ты во всем!»

Конечно, понимаю. Потому как чувствую то же.

«Я дал слово Святу… Тебя не трогать!»

Что это значит? Почему прозвучало не просто как защита, которую мне всегда давал Усманов? Почему кажется, что в этом уговоре было что-то большее?

– Ангел, ты бы хоть улыбнулась? – подбивает меня мама.

Машинально растягиваю губы, но принимать участие в этих песне-плясках, естественно, не хочется.

– Мам, ну я спешу… – практически не отрываю взгляда от силиконового коврика. Деловито притрушиваю его мукой. – Ты же сама говорила, нужно приготовить ужин до возвращения папы. А еще же варка!

Наконец, у Свята заканчивается свободное время, и он с нами прощается.

«Наконец…»

Уговариваю себя, что после того, как получится объясниться, все встанет на свои места. Я сделаю все, чтобы сохранить дружбу и возобновить былые теплые отношения.

Отец приезжает домой злым. О крайней степени этого состояния свидетельствует то, что он не разговаривает.

Молча садится за стол. Молча ест. Молча покидает кухню.

А чуть позже, по дороге из ванной, улавливаю обрывки происходящего за дверью отцовского кабинета разговора.

– Адвокат Нечаева подал ходатайство о возобновлении производства по делу ввиду открывшихся обстоятельств, – толкает папа.

– Надо же… И что это за обстоятельства? Что-то действительно важное?

– Не обнародовали.

– Думаешь, купили кого-то?

– Черт знает… Да и плевать! Важно лишь, чтобы Юния своего мнения не поменяла, осознавала, что это за семья, и дальше сторонилась этого неуравновешенного футболиста.

Не понимая, как относиться к этим словам, предпочитаю их просто проигнорировать.

И какой же счастливой себя вновь ощущаю, когда, закрывшись в спальне, наконец, могу написать Яну. Обмениваемся сообщениями до двух часов ночи.

Тем для обсуждения находится масса! А когда они иссякают, перебрасываемся какими-то мемами, забавными видео.

И все же неловкий момент, заставляющий меня задохнуться, тоже случается.

Попадается мне в ленте ролик с подписью «Наша первая встреча после недели грязных переписок», и я возьми и отправь этот животный поцелуй Нечаеву.

Ян Нечаев: Ююююююююююю!!!

Кажется, что слышу его возмущения в реале.

Сходу в жар бросает. До испарины на коже. До ломоты в мышцах. До перегрева всех жизненно важных органов.

Ян Нечаев: Смерти моей хочешь???

Ян Нечаев: Не присылай мне ТАКОЕ!

Живот спазмирует. Дыхание спирает. Сердце заходится одурелым бегом.

И тут телефон начинает вибрировать.

– Алло?.. – выдыхаю, едва живая.

Вот-вот сознания лишусь.

– Знаешь, что самое смешное? – прорезает трескучую тишину бархатный с ржавыми прожилками голос Яна. – Я увидел этот ролик раньше тебя. Хотел отправить. Потом думаю: «Нет, перебор. Моя Ю такого не поймет…», – мягко взрывает пространство приглушенным смехом. – А моя Ю берет и бросает эту гранату вместо меня. Умница, зайка. Сладкая девочка, – шепчет, покрывая мою кожу горячим медом.

Вздрагивая, покрываюсь мурашками.

И…

Неосознанно соскальзываю ладонью вниз по своему ноющему животу. Через сорочку давлю на лобок, содрогаюсь, охаю и отпускаю. В трусиках моментально становится горячо и липко.

– Не представляешь, как хочу тебя целовать… Сейчас, Ю… – проникает внутрь меня Ян.

Беспрепятственно. Захватывая все стратегически важные объекты, обретает полную власть.

– Ян…

– Воу…

– Я-я-ян… Бесоё… – выговорить не получается. В ушах резкий гонг звучит, словно я сама себя цензурю. – Мм-м?

Он смеется. Понимает, что спрашиваю.

И отвечает, конечно, предельно честно.

– Бесоеблю, Ю.

– Ох…

– Хочу целовать тебя, пока не потеряешь голову.

Вновь щекочу себя пальчиком по лобку, по ногам дрожь несется, и дергаются стопы. Соскальзываю чуть ниже, к небольшой выемке между половыми губами. Надавливаю сильно и резко. Подскакиваю на кровати, роняя телефон. Рвущиеся из горла крики глушу рукой. Пугаюсь этого так страшно… Часто дыша, спешно нащупываю телефон.

– Ян?

– Что там у тебя?

– Все хорошо… Кот выбил телефон… – прибегаю в отчаянии ко лжи.

Не могу же я ему рассказать, что происходило на самом деле.

– У тебя есть кот?

– Мм-м… Плюшевый.

Он смеется, запутывая этим вибрирующим потоком мои нервы.

– Значит ли это, что ты спишь с плюшевым котом?

– Нет же! Он свалился на меня с полки!

– Полка над кроватью?

– Нет… Над столом… Не знаю, как это случилось!

И снова он смеется.

Меня поражают такие мурашки, что кажется, кожа уже никогда не станет гладкой.

– Хочу так же свалиться к тебе в постель, Ю.

– Ох… Поцелуешь меня завтра?

– А то! – толкает Нечаев. – После таких-то грязных переписок.

– Наши переписки не грязные…

– Между строк, зай. Между строк.

Я не нахожусь с ответом.

Наверное, он прав. Ведь я трогала себя, чувствовала ВСЕ ЭТО… И у меня влажные трусики.

Живот болит. Как же мучительно все это терпеть!

– Давай спать, Ян… – прошу тихо. – Слишком много всего…

– Давай, зай.

Закрываю глаза, но не отключаюсь.

– Спокойной ночи, Ян.

– Спокойной ночи, Ю.

Засыпаю под звуки его размеренного дыхания.

– Во сколько ты сегодня должна быть дома? – толкаю, приближаясь к Ю, в то время как обязан оставаться в воротах и защищать их.

От нее.

Она против меня с мячом. Готовится пробить. И имеет хорошие шансы всадить гол. Но мне пофигу. Мы же не ради футбола остались после тренировки вдвоем, правда?

Да, блядь… Конечно же, не ради футбола.

Ю поднимает глаза. И я тону в ее океанах.

– Эм… Думаю, около девяти тридцати, если попрошу Валика с Викой подтвердить, что мы раздаем в торговом центре листовки о предстоящем финальном матче, – бормочет задушенно и стремительно краснеет.

– Попроси, – шепчу я, опуская взгляд к ее губам.

Она пунцовеет еще ярче и принимается их кусать. Приходится это остановить. Освобождаю плоть пальцами, оттягиваю, а потом лижу открывшийся ротик языком.

Позабыв о мяче, Ю вцепляется в мою футболку пальцами и покорно ждет дальнейших действий, явно рассчитывая на полноценный поцелуй.

«Господи, дай мне силы быть мужчиной…» – мелькает в моей башке, но не особо внятно.

Целую ее сладкие губки. Если бы не обилие слюны, сдающей мой зверский голод, и те возбуждающие влажные звуки, которые так или иначе формируются, пока чмокаю Ю, этот контакт можно было бы назвать целомудренным. По крайней мере до того момента, как я проскальзываю в ее горячий ротик языком.

Мое сердце стопорится. Но только затем, чтобы в следующий миг, когда маленькая дрожащая Юния Филатова – мечта всей моей жизни – качнется ближе, выдать ей в ладони такую мощную очередь, которая в нужный момент становится убийственной для нас двоих.

В щепки. Разлетаемся. Пылающим эфиром топим наверх.

И похрен, кто нас там будет встречать.

В моем мозгу скрипучие помехи. По венам адская смесь – это горючее. В сердце множится любовь – она и управляет этим полетом.

Обжигает душу. Заставляет тело дрожать. Но я принимаю, проживаю, выпускаю щедрыми тиражами наружу.

Для моей Ю. На мою Ю. В мою Ю.

Стрелка падает за двести. Забываю о технике безопасности и необходимости притормаживать, хотя бы на поворотах.

Нет никаких названий для НАС. Никаких определений. Никаких требований. Никаких ограничений. И никакого, блядь, осуждения.

Я знаю, кто я, и что является в моей жизни главным. Несу ответственность перед отцом, матерью, братьями. Предан им до последней капли крови. Как бы ни было тяжело, остаюсь сильным ради них, потому что знаю, что не могу подвести.