Демонстративно ухмыляюсь, будто не гасит она меня одним своим видом. Будто я тут реально развлекаюсь. Будто не зациклен на ней.

Блядь… Снова на ней зациклен.

– Что в третьем писать? – выдыхаю севшим от странного волнения голосом.

И сразу же клонюсь на бок, чтобы уставиться невидящим взглядом в рабочую тетрадь Ю. Трепеща ноздрями, незаметно втягиваю запах, который, пока мы не дошли до пубертата, казался мне слишком сладким, чересчур нежным и раздражающе приставучим. Сейчас он вызывает внутри меня волну бешеного возбуждения.

Ю отрывисто выдыхает и, едва взглянув на меня, быстро опускает взгляд обратно к тетради.

– …при артериальном повреждении жгут накладывают на прокладку из мягкого материала без складок… – читает она срывающимся шепотом, водя по строчкам пальцами. – …подложить под резинку записку с указанием даты и времени…

Я делаю вид, что внимаю, будто эта тема реально является для меня сложной. Сам же все это время пялюсь на Ю. На дрожащие ресницы, на пылающие щеки, на густую россыпь забавных веснушек, на манящие розовые губы, на тонкую шею, на пульсирующую венку… Я не могу оторваться. Забываю моргать, и даже дышать необходимость рваная.

После очередного срыва в чтении на идеальной коже Ю выступают мурашки.

Я знаю, что это из-за меня. И, блядь, придвигаюсь еще ближе.

Свят лупит ногой мне в стул. Но мне четко похрен. Это мои сорок пять минут. Перебесится.

Ю вздыхает и взволнованно облизывает губы, оставляя их чертовски влажными. Уставившись на них, цепенею. Пока давлю неистовое любопытство знать, какой же она может быть на вкус, в районе солнечного сплетения заламывает до жгучей боли.

– Ты дрожишь, потому что замерзла? – выдаю едва слышно в плотном потоке сдавленного до этой секунды дыхания. Скатывая взгляд по ее идеально отглаженной форме, выдерживаю паузу, в которой прекращает биться сердце. – Или есть другие причины?

Ю дергается на стуле, впечатывается в спинку, стискивает пальчики в кулачки и, сталкивая коленки, судорожно сжимает бедра. Я не могу себя остановить. Опускаю взгляд, смотрю на затянутые светлым нейлоном ножки и… В моем организме загораются те лампочки, которые заставляют меня испытывать удовольствие и боль одномоментно.

– Я смущаю тебя? – валю за ту черту, где должна бы орать сирена. Но все, что я слышу – это гулкие удары моего сердца и прерывистые звуки нашего с Ю дыхания. – Почему я смущаю тебя?

Она не отвечает. Сцепляя руки перед собой, заламывает вспотевшие пальчики. А потом… Поворачивается ко мне, заставляя меня от неожиданности вздрогнуть. Я чувствую такое ноющее напряжение, что сам удивляюсь, как не раскалываюсь на осколки. Глядя Ю в глаза, принимаю от нее неясные сигналы бедствия.

Я теряюсь. Абсолютно. Не знаю, что должен делать сейчас. Ведь она… Она не просто боится меня. Она в паническом ужасе.

Это усиливает внутри меня боль. А еще гребаный стыд за то, что я, несмотря ни на что, жажду ее поцеловать.

Мысленно я сокрушаюсь, отправляя во Вселенную запрос с претензией.

Почему?! Почему она не может быть моей?!

Силой своего гнева разбиваю энергетические массы, нанося этому конченому миру критические повреждения. Ведь я, мать вашу, хотел бы, чтобы исчезло все, раз я не могу иметь то, чего хочу.

– Мне просто… Трудно дышать… Ты не мог бы немного отодвинуться? – выдавливает Ю, расшатывая мою орбиту еще круче.

Игнорируя новые тычки Свята, смотрю ей в глаза и тупо не понимаю, как реагировать.

Может, есть шанс? Может, я должен что-то придумать? Может, должен что-то конкретное сказать?

Но что???

Я – реактивный беспредельщик. Конечно, я не знаю, как себя вести с такими, как Ю. Глядя на нее, я чувствую, что падаю. Лечу вниз с оглушающей скоростью без возможности зацепиться. Кровь бросается к главному раздаточному центру. Вынуждая мое сердце паталогически разбухнуть, делает его смертельно тяжелым.

После этого чертового урока я еще долго не могу успокоиться. Наблюдаю за Святом и Ю. Смотрю на то, как за обедом они то и дело прикасаются друг к другу, и, распадаясь на куски, ржу.

– Что? – ощетинивается Свят.

Продолжая посмеиваться, мотаю головой.

– Ничего. Просто это отвратительно.

Так отвратительно, что у меня от адского жжения едва не вытекают глаза. Я с трудом дышу, словно у меня в легких собралась нефтяная жижа. Поднесите кто-нибудь спичку, хочу в этой гребаной столовке все расхреначить.

Сталкиваясь взглядами с Ю, вижу в ее глазах дурацкий блеск. Пусть еще разрыдается здесь за свою опороченную любовь. Пусть!

Поворачиваю голову в сторону, будто бы просто смотрю в окно, а внутри все, мать вашу, скрипит так, что вот-вот лопнет.

– Иди поиграй за гаражами, бунтарь, – парирует Свят беззлобно.

А я смотрю на него и едва ли не впервые испытываю желание перемахнуть через долбаный стол и бить его репу о кафель, пока юшкой не умоется.

– Вот и пойду, – задвигаю якобы налегке.

Подмигиваю голубкам, с ухмылкой подрываюсь на ноги. Пока валю на выход, кажется, что сам черт за мной гонится. А на самом деле…

– Ян… – пищит Ю, заставляя застыть у дверей аварийного выхода из этой проклятой гимназии.

Медленно оборачиваюсь.

И…

Она, блядь, совсем рядом. Незаметно подкралась.

Снова что-то странное сокращается внутри, выкручивая мне кишки.

– Чего тебе? – толкаю, дергая подбородком.

– Ну куда ты?.. – выдыхая, в каком-то плавно-тревожном движении смещается в сторону.

Я машинально за ней взглядом веду. И резко стискиваю кулаки, когда костяшки ее руки задевают мою кисть. Зубы прокусывают слизистую губы насквозь. А по телу уже топит огонь, словно электричество по проводам.

Встряхнув головой, борюсь с собой, чтобы не схватить Ю.

На разок? Нет, не хочу. Мало.

Поцелую. Она больше не подпустит вообще.

Но как же мучительно больно.

Снова трясу башкой. Усмехаюсь, как будто у меня, мать вашу, все зашибись.

– Пойдем со мной, – выпаливаю для самого себя неожиданно. – Погоняем в футбол? – исправляюсь.

И задерживая дыхание, жду ответа.

– Но… У нас ведь еще геометрия…

Хорошо.

Возможно, я мог бы тоже остаться.

– А потом?

Смотрю настойчиво. Очевидно, слишком нагло.

– А потом у меня скрипка…

– Ты… – толкаю и замолкаю. Стопоря поток какого-то лютого дерьма, кусаю слизистую там, где уже мясо. И все равно не выдерживаю. – Когда ты уже начнешь делать то, что хочешь сама? Без оглядки на своих предков и… И на своего Свята?!

Закончив, задыхаюсь от нехватки кислорода.

– Я… Не понимаю, почему ты думаешь, что я не хочу того же, что и они? Мне нравится… – лепечет Ю очевидную ахинею.

Приходится прервать, чтобы не двинуться вместе с ней.

– Ладно. Забили. Мне пора.

Она подступает еще на шаг.

– На улице дождь, видел?

– Видел, – бросаю резко.

И выскакиваю под ледяной водопад.

Филатова кружит вокруг меня два дня. Подходит, маячит рядом и, едва взглянув в глаза, линяет. Я ей, конечно, тоже не помогаю.

Еще бы!

Выхожу из себя от этих гребаных дразнилок.

Вот представим, что я животное… А я, блядь, животное. Очень голодный хищник. Добыча сама идет ко мне. Мое сердце замирает, забывая, что я поклялся не бесоебить по Ю и заняться своей долбаной жизнью. Все, на хрен, стынет. Разгорается свирепое предвкушение. Разыгрывается дичайший аппетит. И когда я уже не дышу, Филатова в очередной раз сбегает. Просто, мать вашу, разворачивается и дает по газам.