В числе первых эмигрантов были те, кто осваивали Русскую Аляску и в последующем так и остались на западном побережье. В Торонто я случайно встретился с миловидной юной американкой, которая жила то в Ванкувере, то в Сиэттле и разговаривала со мной на чистом, грамотном русском языке. Она не могла вспомнить всю свою родословную, но знала точно, что ее дедушки и бабушки родились в Америке, и в семье они всегда говорили по-русски.

Необычная группа российских переселенцев попала в Канаду в последний год XIX века с милостивого разрешения британской королевы Виктории. Это были духоборы (духоборцы), которых преследовали власти и ортодоксальная русская православная церковь. Их выселили на Кавказ и в итоге принудили эмигрировать пароходами из Новороссийска. Лев Николаевич Толстой, также гонимый официальной церковью, пожертвовал гонорар за роман «Анна Каренина» на финансирование этого переселения.

В Канаде духоборы (их было около 7,5 тысячи чело- -век) первоначально поселились на пустовавших землях Саскачевана в центральной Канаде, где тяжелым упорным трудом поднимали целину, строили дороги. Но их духовный вождь Петр Веригин, который сам физически никогда не работал, призывал их и на американском континенте бросить вызов власти и следовать только его наставлениям. В результате, потеряв права на свои участки, они переселились далее на Запад, в Британскую Колумбию, где осели общиной в долине реки Слокан. Их стычки с властями продолжались, что служило поводом для утверждения фанатичными лидерами своей безграничной власти в секте, которая именовала себя «Сыны Свободы». Именем Бога, отрицая всякую собственность, они периодически «очищали себя от греха»: поджигали свои дома, снимали с себя всю одежду и бросали ее в огонь и затем нагие начинали заново устраивать свою «жизнь без греха».

В 1924 году Петр Веригин был убит в поезде бомбой вместе с восемью своими сподвижниками. Его преемники Петр Чистяков, Михаил «Архангел», Стефан Сорокин продолжали держать общину в жестоком подчинении и изоляции от внешнего мира. Не допускали обучения детей в школе, призыва юношей в армию в годы войны.

Община все более перерождалась в воинствующую секту. К началу 60-х годов она рассеялась по стране, однако ее костяк насчитывал около 2,5 тысячи человек, которые постоянно враждовали с властями, не брезгуя и террористическими актами.

Об этом я прочитал уже в конце 60-х годов в книге «Террор во имя Бога», написанной канадской журналисткой Симмой Холт, много лет изучавшей жизнь этой непримиримой духоборческой секты в Британской Колумбии. Много позже я листал изданную в 1952 году в Сан-Франциско книгу «История духоборцев без маски, написанную С. Ф. Рыбиным, прожившим в постоянном общении с Веригиным с 1902 до 1923 года. Она поразила меня жестокими обличительными фактами из жизни этого человека и его преемников.

С духоборами я встречался летом 1967 года во время Всемирной выставки в Монреале «ЭКСПО-67». Они тогда не раз посещали громадный павильон СССР и даже пели свои традиционные хоровые песни в его концертном зале.

Глядя на большие, до сотни человек, хоры из мужчин и женщин в ярких национальных костюмах, можно было подумать, что это артисты в костюмах крестьян XIX века. Но нет, такие же костюмы оставались на них и после выступления, это была их выходная одежда. У женщин — сложный многослойный сарафан, яркие деревенские платочки, у мужчин — подпоясанные белые рубахи тканого полотна поверх тканых же сермяжных штанов.

Зная выражение «сермяжная правда», я тогда впервые рассматривал грубые сермяжные штаны и не удержался от вопроса, откуда у них такие ткани и одежда. Мне спокойно объяснили, что ткут и шьют по традиции сами женщины, и традиция не прерывается.

Из этих бесед и из рассказов других я понял, что канадские духоборы продолжали отвергать окружающую жизнь, хотя сам факт их приезда в Монреаль на Всемирную выставку можно было считать примечательным.

И еще пара ярких «русских» сюжетов, связанных с Канадой и именно — с Монреалем.

В те интересные годы, особенно после Кубинского кризиса, в бытностью мою советником посольства, несмотря на периодические «заморозки», чаще всего вызываемые соперничеством двух супердежав, СССР и США, советско-канадские отношения развивались по восходящей. Во многом это было следствием дальновидного прагматического подхода к ним правительства либералов во главе с Лестором Пирсоном, пришедшего на смену правительству консерватора Джона Дифенбекера.

Затем эстафету принял новый лидер либералов — Пьер Трюдо, совершивший уже в самом начале своего премьерства официальный визит в СССР (в мае 1970 года). Советская сторона, в свою очередь, подыгрывала такому курсу, независимому от США и порой в пику США, не говоря уже о том, что активные отношения с Канадой были только на пользу нашей стране. Широкую известность получило тогда остроумное высказывание Трюдо о Канаде как «ветчине в середине бутерброда», то есть — между СССР и США. Он указывал пальцем в небо и говорил, что в случае конфликта двух супердержав ракеты, запущенные той и другой стороной, будут пролетать над головами канадцев.

В результате, когда сельскохозяйственные эксперименты Хрущева оставили страну без хлеба, в конце 1962 года в Оттаву был прислан со срочной и секретной миссией по закупке зерна заместитель министра внешней торговли СССР Борисов. Вскоре через Монреаль в советские порты пошли десятки судов с канадской пшеницей, и это стало повторяться каждый год. Несколько зим подряд советские сухогрузы первыми взламывали весенний лед реки Святого Лаврентия, пробиваясь к Квебеку и Монреалю.

А в 1967 году, как уже отмечалось, Советский Союз был одним из крупнейших участников Всемирной выставки в Монреале. К этому событию было приурочено открытие первой советской пассажирской пароходной линии на Северную Америку по маршруту Ленинград — Монреаль. Еще ранее Аэрофлот начал регулярные полеты на Монреаль.

В эти годы активно, если не сказать, бурно осуществлялись культурные обмены. Это были не столько обмены, сколько нашествие прекрасных советских художественных коллективов и выдающихся мастеров культуры, ангажируемых предприимчивым американцем Солом Юроком у министра культуры Е. А. Фурцевой и «заодно» нередко («чтобы оправдать дальнюю поездку») забрасываемых в Монреаль, Торонто, Ванкувер, другие центры канадских провинций.

Ключевую роль во всем этом играл монреальский импресарио Николай Федорович Кудрявцев, не просто русский, а по виду и поведению настоящий «русский барин», проживший после революций в России много лет в Париже и получивший там за заслуги в области культуры «розетку» члена Почетного легиона, но осевший на склоне лет в Монреале.

С Николаем Федоровичем я многократно в течение пяти лет вел переговоры об условиях гастролей, не раз бранился из-за этого в аэропорту или за кулисами великолепного культурного центра «Плас дез Ар», где чаще всего выступали советские артисты, бывал у него дома...

Словом, мы хорошо знали друг друга, а наши отношения всегда были неизменно уважительными и добрыми. Хотя и не слишком откровенными: мы оба помнили, что принадлежим к разным системам. О своем прошлом с советскими официальными лицами Николай Федорович предпочитал не говорить, и я это вполне понимал.

Не буду перечислять всех советских знаменитостей, выступавших в те годы в Канаде. Среди них — Святослав Рихтер, Давид Ойстрах, Мстислав Ростропович, один и вместе с Галиной Вишневской, Майя Плисецкая, Сергей Образцов со своим театром, Игорь Моисеев с ансамблем, ансамбль «Березка», Московский цирк с Юрием Никулиным, Московский мюзик-холл (был такой)... Перечень занял бы целую страницу.

Всех их импресарио Кудрявцев опекал лично, после первого выступления — устраивал ужин или прием. Он хорошо знал порядки Министерства культуры СССР, обычно раз в год летал в Москву, порой с С. Юроком, сторговывать контракты и «утрясать» условия. При этом он всегда входил в положение артистов, получавших мизерные валютные «суточные», которые приходилось жестко экономить, чтобы купить «тряпочки» и сувениры.