У меня было безупречное здоровье, друзья, без которых я не добился бы ничего, потому что не имею собственных амбиций и слишком горд, чтобы просить о чем-либо или плести интриги. Я любил и был любим. «С любовью к жизни томной…» – как там дальше? Я знаю наизусть так много стихов, что неизбежно обречен искажать цитаты:

С любовью к жизни томной,

С надеждою огромной

Благодарим мы скромно

Того, кто свыше дан,

За то, что жизнь конечна,

За то, что смерть – навечно,

Что речка скоротечно

Впадает в океан.

Я помню, как писатель Андре Моруа процитировал эти строки в первом французском романе, что я прочитал в своей жизни, – купленном в 1929 году в книжном магазине в Шамони, где я работал на съемочной площадке фильма о зимних видах спорта. Прелестная героиня Моруа Одиль, в которую я был влюблен, произносила фразу the weariest river по-английски, а затем повторяла по-французски la rivière la plus lasse, и я дрожал от восторга перед мастерством писателя, который смог найти в другом языке точный эквивалент смертельного падения Суинберна.

Сегодня 1 января 1980 года, и я начинаю свою историю. Я родился в сентябре 1905-го, на следующий день после праздника Святого Михаила, в честь которого я назван. Моя мать предполагала, что я должен буду появиться на свет в этот праздничный день, но мне удалось ее обхитрить. Это был не последний раз, когда она заботливо планировала что-то для своего младшего сына, а он ее подводил.

Мне семьдесят четыре года и тринадцать недель. В моем возрасте каждая неделя имеет значение. Семьдесят четыре – это не большой возраст, но это уважаемый возраст, возраст, когда ты понимаешь, что существуют определенные вещи, которые ты всегда собирался сделать в своей жизни: прочитать «Человеческую комедию» целиком, взобраться на вершину Килиманджаро, пересечь Атлантику от Дуро до Гредоса – вещи, большая часть из которых так и останется неосуществленной. Я нахожусь не в своем рабочем кабинете в коттедже в Глостершире – тесной комнатке на втором этаже с видом на ореховое дерево, растущее в моем саду; я – в квартире на первом этаже, которую предоставляет художникам, приезжающим в колледж Дартмут в Гановере, штат Нью-Хэмпшир, Хопкинсский центр поддержки развития Искусства – бог ты мой, еще одна заглавная буква! – чьи высокие окна выходят на Ист-Уилок стрит. Дом, в котором располагается эта квартира, построен на кирпичном фундаменте, стены выкрашены в белый цвет, а на окнах зеленые ставни. Он ничем не отличается от большинства других домов на этой стороне улицы, ведущей на холм, где располагается студенческий городок. Хвойные деревья прижимаются к зданиям как терпеливые псы, ждущие подходящего случая зайти внутрь. А что до Айзека Уилока, он считается местным достоянием. Вчера я бродил по опустевшему студгородку и обнаружил его имя на бронзовой табличке, где гордо перечислялись его добродетели.

Я всегда обещал самому себе, что никогда не стану писать слово “искусство” с большой буквы, и вот я делаю это, не написав еще и тысячи слов. Искусство с большой буквы доставляет профессионалам лишь неудобства. Все искусства составляют единое целое, и разница состоит не в тайне мастерства, а лишь в руках и глазах мастера. Я стал свидетелем многих напряженных споров о моей профессии, в которых принимали участие те, кто уже работал в ней, и те, кто хотел в нее попасть. Является ли кинематограф искусством? Что ж, если “рассказать историю” – это не искусство, то я не знаю, что это. Всегда были люди, которые судят о книге по ее обложке. Возможно, если мне удастся рассказать свою историю правдиво, рассказать о своей жизни в искусстве, которая растянулась более чем на шестьдесят лет, я узнаю, зря ли я прожил эту жизнь, или нет; чтобы не возникло путаницы, в это январское утро в Новой Англии, я готов заявить, что мне не за что извиняться! К тому моменту, как я закончу работу, мне, возможно, придется взять другой мотив. Мемуары могут стать откровением для читателя, а писатель с их помощью определенно может заново открыть себя.

Сегодня выпал первый зимний снег. Его было совсем немного: студенты, вернувшиеся пораньше в надежде провести лыжный уикэнд, оказались разочарованы. С другой стороны, сегодня еще только четверг. Мне рассказали, что обычно в это время года в Гановере снежный покров составляет около двух-трех футов. Лыжные трассы расположены в Белых Горах – в тридцати милях отсюда и в тысяче футов наверху. Не то чтобы меня это волновало, но это может волновать моего сына Коламбу, кто присоединится ко мне чуть позднее, приехав из Англии. Сам я не спортсмен: я совершаю пешие прогулки, поднимаюсь на горы, хожу на охоту и рыбалку, потому что это позволяет мне очутиться в диких и заброшенных местах и встретить личностей с хитрым умом и трезвым рассудком. Но все же неоспоримый факт, что в конце жизни я нахожусь по приглашению именно здесь, в Новой Англии, является частью моей истории, которая началась 29 сентября 1905 года с борьбы за право появиться на свет».

***

ВСЕРОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

ИНСТИТУТ КИНЕМАТОГРАФИИ

им. С.А. Герасимова

РЕФЕРАТ

на тему

«Время как философская и эстетическая проблема в творчестве Майкла Пауэлла и Эмерика Прессбургера»

для сдачи кандидатского минимума по философии

Выполнил

аспирант кафедры киноведения

1-го года обучения

Дарахвелидзе Г.Ю.

Научный руководитель

Турицын В.Н.

ВГИК, 2006

Time present and time past

Are both perhaps present in time future,

And time future contained in time past.

T.S. Eliot, Burnt Norton (1935)

В своей диссертационной работе я формулирую концепцию преодоления физической реальности как фундаментальной основы кинематографического языка, определяющей как сугубо индивидуальные свойства его лексических единиц, так и специфику их выразительного потенциала. Первоначально задуманная в качестве противопоставления хорошо известному в русскоязычном киноведении теоретическому трактату Зигфрида Кракауэра «Реабилитация физической реальности», данная работа выдвигает предположение, что «предпочтительной областью кинематографа», другими словами, априори более кинематографичной средой самовыражения художника, является не материальный мир, как утверждает немецкий ученый, а, напротив, глубоко субъективная сфера человеческого сознания. Выбор исторического материала, на примере которого будут рассмотрены ключевые положения моего исследования, продиктован соответствием данного материала вышеописанному теоретическому ракурсу, более того, творчество М. Пауэлла не столько иллюстрирует заявленную автором работы концепцию, сколько первично по отношению к ней, служит ее отправной точкой. Фигура Пауэлла занимает уникальное место в истории кино в силу нескольких причин, в том числе, потому, что многолетний творческий путь режиссёра составляет законченный теоретический трактат о сущности киноязыка, своего рода квинтэссенция мета-кинематографа (за несколько лет до смерти, в автобиографии, 80-летний Пауэлл напишет: «I’m not a director with personal style, I am Cinema»). Его последний шедевр «Наблюдающий» (Peeping Tom, 1960) – развернутое философское размышление о вуайеристской природе кинематографа, где режиссёр во многом подытоживал опыт предыдущих десятилетий, однако основным этапом теоретических поисков Пауэлла была, несомненно, серия программных картин, которые он, в сотрудничестве со сценаристом Эмериком Прессбургером, поставил в середине 40-х под неофициальным лозунгом «Крестовый поход против материализма». Именно в этих фильмах Пауэлл и Прессбургер (неизменно указанные в титрах как «сценаристы, продюсеры и режиссёры») обнаружили связь между выразительными решениями, принадлежащими сугубо кинематографическому языку, и некоторыми механизмами деятельности человеческого сознания, отождествив законы киноязыка с законами функционирования памяти, воображения и сновидений. Пауэлл, однажды заявивший, что «любой фильм можно назвать сюрреалистичным, ибо кинематограф пытается выдать за реальность то, что реальностью не является», предвосхитил центральные аспекты моей концепции «преодоления физической реальности», сформулировав ее в иносказательной форме с помощью визуальных образов: сущность кинематографического языка заключается в иррациональных нормах, говорят нам его картины, а наиболее кинематографичные приемы, как правило, возникают при условии нарушения логики «объективной» реальности.