– Я бы и в лучшие времена не горел желанием преследовать взрослых людей за то, чем эти люди занимаются по обоюдному согласию за закрытыми дверями, если при этом они никому не наносят вреда, а сейчас на такую ерунду у нас попросту нет времени.

– Но они наносят вред, по моему глубокому убеждению, – сказал Демпстер все с тем же задумчивым выражением. – Они вредят обществу. И это не просто мое мнение, оно подкреплено законом.

Хайд вздохнул. Он слишком устал, чтобы вступать в спор с Демпстером, который был одновременно старейшиной в местной общине Церкви Шотландии и членом масонской ложи.

– Независимо от нашего с вами отношения к этому спорному вопросу, детектив-сержант Демпстер, у нас сейчас есть более важные и срочные дела, а именно – расследование двух убийств и одного исчезновения. Помощь Маккендрика в этом может оказаться неоценимой. – Он шагнул к лестнице, бросив через плечо: – Где констебль Поллок?

– Еще здесь, сэр, – ответил Демпстер. – Уединился в хранилище вещдоков, изучает документы, конфискованные в квартире того частного детектива.

– Ясно, – кивнул Хайд. – О местонахождении Фаркарсона новостей не поступало?

– Мне об этом ничего не известно, сэр.

Хайд взглянул на настенные часы – было четверть одиннадцатого. День оказался длинным, изнурительным и мучительным, но, зная, что Келли на него смотрит, капитан расправил плечи.

– Может, все-таки отвезти вас домой? – спросил он. – Дела займут у меня некоторое время.

– Я вас подожду, – твердо заявила она. – Иначе вы тут полночи проторчите, а вам необходим отдых.

– Ладно… – Хайд повернулся к Демпстеру: – Не могли бы вы проводить доктора Бёрр в мой кабинет? И если не трудно, позаботьтесь о чае. – Он снова с улыбкой взглянул на Келли: – А мне надо потолковать со своим спутником в прогулке по крышам.

Хайд попросил старшего сержанта Фрейзера принести в подвал, где находились камеры для арестантов, жестяную кружку с чаем.

– Да, сэр, – кивнул горец и замялся.

– В чем дело, Фрейзер? – спросил Хайд.

– Как я уже сказал, мы собрали данные джентльменов, задержанных в Стокбридже. Один из самых молодых… – Не договорив, он протянул Хайду бланк протокола с именем, адресом и другими сведениями об арестованном юноше. – Это я пока не стал заносить в участковый журнал. Подумал, сначала вам надо показать.

Хайд, нахмурившись, взял у Фрейзера протокол и внимательно прочитал. Затем поднял взгляд на старшего сержанта, и тот вопросительно вскинул бровь.

– Ясно, – сказал капитан, складывая лист пополам и пряча его в карман пиджака. – Вы правильно поступили. Я этим займусь.

Когда они спустились в подвал, Хайд попросил Фрейзера отпереть дверь камеры Маккендрика и оставить ее открытой.

– Пока что вы у нас на правах гостя, – сказал Хайд, обращаясь к задержанному. – Вы здесь не в заключении, а под защитой.

– Думаете, я нуждаюсь в защите? – Маккендрик сидел на краю низкой узкой койки и выглядел не менее измотанным и разбитым, чем Хайд, но в его изумрудно-зеленых глазах горел вызов. Тем не менее он принял кружку с чаем без сахара и молока.

– Мне известно лишь, что все, с кем я собирался поговорить о жертвах недавних убийств, присоединились к их числу, – сказал Хайд, подхватив здоровой рукой трехногую табуретку – единственный предмет мебели в камере, кроме койки, – и усаживаясь напротив Маккендрика. – Я не солгал, сказав вам, что Сэмюэл Портеус был моим другом и что я хочу понять, почему его постигла столь страшная смерть. Если его убийцы подозревают, что вы можете пролить свет на это дело, даже если сами не осознаёте, что сведения, которыми вы можете поделиться с полицией, важны, тогда, я думаю, ваша жизнь тоже под угрозой. Но мне кажется, вы это прекрасно осознаёте и скрывались в клубе «Янус» не только потому, что хотели избежать общения со мной.

– Что насчет тех, кого вы арестовали в «Янусе»? – спросил Маккендрик. – Вы обещали, что они не предстанут перед судом.

– Я выполнил свою часть сделки, – ответил Хайд. – Их отпустили, не предъявив обвинения. Однако имена и адреса этих людей запротоколированы, а потому я настоятельно советую вам немедленно закрыть клуб – в полиции есть люди, которые могут начать серьезное судебное преследование против его членов. Тем более что те из членов клуба, кого мы сегодня задержали, потеряли свою анонимность. Так или иначе, теперь ваш черед держать слово.

Маккендрик покорно кивнул.

– Я не могу представить себе рациональной причины, по которой кто-то мог убить Сэмюэла, да еще таким образом, – устало начал он. – И это приводит меня к мысли, что с ним жестоко расправился какой-то безумец.

– А другой круг его знакомств? Он знал что-нибудь о Темной гильдии? Был с ней связан?

Маккендрик горько рассмеялся:

– Вы как пес, которому бросили кость, капитан Хайд. – Он вздохнул и продолжил нарочито скучным тоном: – Как я уже сказал вам, мне неизвестно о существовании подобного тайного общества. И даже если оно существует, вряд ли Сэмюэл об этом что-то мог знать.

Неловко орудуя одной рукой, Хайд извлек из кармана записную книжку, пролистал до нужного места и развернул открытой страницей к Маккендрику:

– Вам знаком этот рисунок?

– Разумеется. Это кельтский трискелион, хотя его называют так лишь последние лет пятьдесят. Сам символ очень древний, когда-то он встречался повсюду, от Кельтиберии и Галлии до кельтских земель тохаров на западе Китая. Но, возможно, на самом деле он еще древнее, чем сами кельтские народы, – этот узор встречается в петроглифах на менгирах, дольменах и прочих доисторических сооружениях. Почему вы спросили?

– Вы у кого-нибудь видели татуировки с таким символом?

– Нет, что-то не припоминаю… – Маккендрик задумался, и вдруг его лицо просияло: – Нет, погодите, я видел подобную наколку, очень маленькую, почти незаметную, у одного из тех, кто приходил на мои выступления. Сурового такого вида мужчина…

– С сабельным рубцом через все лицо?

Маккендрик взглянул на Хайда с удивлением:

– Да… Да, именно. Он приходил не один – в компании с двумя, иногда тремя спутниками. Мне они не нравились, в их присутствии становилось как-то не по себе.

– Почему?

– Не знаю, это было на уровне ощущений. Компания держалась особняком, ни с кем на собраниях они не общались и не интересовались выступлениями ораторов. Все их внимание – неприятное, пристальное – было как будто сосредоточено… на Элспет. – От внезапного открытия поведение Маккендрика переменилось – скучающего утомленного вида как не бывало. – О господи, я только сейчас благодаря вам понял, что они появлялись на наших сходках, только когда там присутствовала Элспет Локвуд, и всегда глаз с нее не спускали. Должно быть, это они ее и похитили! Вот кто вам нужен!

– Успокойтесь, мистер Маккендрик. Сейчас мне нужно, чтобы вы сосредоточились на этих людях, особенно на том, с сабельным шрамом. Как вы разглядели у него наколотый трискелион, если сами сказали, что татуировка маленькая и почти незаметная?

– Нам надо было передвинуть скамейки, и я попросил его помочь. Он неохотно, подчеркну, отошел от своих спутников и взялся перетаскивать мебель, тогда я и заметил наколку – рукав у него задрался.

– А у Генри Данлопа, фотографа, которому вы позировали, такой татуировки не видели?

– Нет, никогда… Погодите, у Генри был наколот трискелион?

– Да. И эту татуировку срезали у него с руки после убийства. Однако вернемся к той неприятной компании. Можете описать их всех?

Маккендрик, к удивлению Хайда, дал весьма подробные словесные портреты каждого из тех мужчин. Капитан попытался было записать это левой рукой, но ничего не вышло.

– Я пришлю кого-нибудь зафиксировать ваши слова…

– Нет, не нужно, – сказал Маккендрик. – У меня есть предложение получше. Дайте мне вашу записную книжку.