– Значит, это всего лишь легенда? – уточнила Келли. – Чистая выдумка, суеверие?

– В определенной степени… – отозвался Ринтул. – Некоторое время назад пошли слухи – достаточно достоверные слухи, чтобы озаботиться и начать расследование, – что эта легенда послужила моделью для создания куда более современной и вполне реальной преступной организации. Это может быть шайка бандитов, пускающая всем пыль в глаза, а возглавляет ее какой-то умник, присвоивший прозвище Декан и окутавший себя мистическим флером легенды о Броуди.

Келли взглянула на Хайда:

– Вы думаете, люди, которые на вас напали, принадлежат к Темной гильдии?

– Все, что я могу сказать наверняка, это что их объединяет одна эмблема, а эмблема представляет собой кельтский трискелион.

– Если означенная картинка пользуется такой популярностью, – начал Ринтул, – быть может, это просто совпаде…

– Поверьте мне, – перебил его Хайд, – лимит на совпадения в этих делах уже исчерпан. У нас есть два убийства, между которыми напрашивается связь, и одно из них совершено в соответствии с кельтским обрядом тройственной смерти. У нас есть запрос из Скотленд-Ярда на проверку возможной причастности Кобба Маккендрика к кельтскому националистическому движению. У нас есть дело об исчезновении богатой эдинбургской наследницы, которую мы считали похищенной и никак не соотносили это с другими делами, пока не выяснилось, что она хорошо знакома с Фредериком Баллором, имеющим весьма темное политическое прошлое, а также с нашим татуированным другом – фотографом Данлопом, который, оказывается, делал семейные фотопортреты Локвудов. И вдобавок к этому обнаружилось, что барышня Элспет входит в националистическую ячейку Кобба Маккендрика. – Хайд замолчал и помассировал висок, опять поморщившись от боли в раненой руке. – Демпстер наведался в гарнизон?

– Он сделал все, как вы просили, – кивнул Ринтул. – К великому неудовольствию бригадира Лоусона, должен заметить. К сожалению, это опять была пустая трата времени. В гарнизоне нет сержанта-знамёнщика с боевым шрамом на лице, такого, как вы описали. Все остальные служаки, которых Демпстер там встретил, хоть и с большой неохотой, но позволили осмотреть их запястья. Наколок ни у кого не было.

– Могу я кое-что добавить, сэр? – неуверенно подал голос Поллок.

– Давайте, Иэн, не стесняйтесь, – велел Хайд.

– Возможно, в замке и не было никого подходящего под ваше описание, но, по-моему, оно соответствует одному из тех троих подозрительных мужчин, которых я видел на собрании Кобба Маккендрика. Помните, я говорил вам про человека с боевым шрамом через всю щеку?

– Помню, – кивнул Хайд. – Вы сказали о нем, и я тогда сразу подумал про того сержанта-знамёнщика, который сопровождал меня во время визита в гарнизон. Но в данный момент меня больше интересует, почему ни Аллан Лоусон, ни его провост не вспомнили человека с такой броской приметой на лице и не выяснили для Демпстера его фамилию. Ведь тот сержант-знамёнщик явно был на дежурстве, когда я туда приходил, а что может быть проще, чем заглянуть в расписание нарядов?

– Они это как раз и сделали по настоянию Демпстера, – сказал Ринтул. – Он получил список дежуривших в тот день унтер-офицеров, среди которых нашелся лишь один сержант-знамёнщик. Его привели к Демпстеру, но это оказался не ваш меченый.

Хайд повернулся к Поллоку:

– А что там с Маккендриком? Вы его привезли на допрос?

– Виноват, сэр, – покачал головой Поллок. – Я не смог его найти. Прошел по всем адресам, имеющим отношение к Маккендрику, которые у нас были, – его нигде нет. Мы выставили наблюдение у его дома и еще там, где живет супружеская пара, с которой он водит дружбу. Пока что безрезультатно. У Маккендрика никогда не было причин скрываться от полиции и вообще опасаться преследования – а стало быть, как мне кажется, он сбежал, потому что замешан в интересующих нас делах больше, чем мы думали.

– Или же он сбежал потому, что знает лишнее и опасается за свою безопасность, ведь те, кто может пролить свет на эти дела, погибают один за другим ужасной смертью. А что насчет частного сыщика, Фаркарсона? – спросил Хайд. – Вы попросили домовладелицу отпереть его квартиру?

– Попросил, сэр. Поверхностный осмотр квартиры не дал никаких указаний на то, над каким делом он сейчас работает и куда уехал. У него там целая стопка исписанных блокнотов и несколько папок с документами, но чтобы их забрать, нам потребуется ордер, а у нас нет никаких оснований для его получения, поскольку Фаркарсон не совершил ничего противозаконного. Так что я попросил пока домовладелицу дать нам знать, как только ее квартиросъемщик вернется.

– Если он не вернется в течение ближайших нескольких дней, мы в любом случае заберем его бумаги, – отрезал Хайд. – На кону жизнь молодой женщины. – Он снова повернулся к начальнику: – Главный констебль Ринтул, прошу вас употребить все свое влияние и обосновать безотлагательность дела, чтобы шериф[50] выдал ордер на обыск и изъятие улик у Фаркарсона.

– Ордер будет у меня завтра, к этому времени.

– Благодарю вас, сэр. Что там у Маккендлесса? Он выполнил задачу?

– Едва ли в Эдинбурге остались хоть один слесарь и хоть один скорняк, к которым он не заглянул, но никто не признал ни ключ, ни кожаный брелок своей работой, – развел руками Ринтул. – Однако сержант Маккендлесс произвел на меня впечатление человека чрезвычайно дотошного и решительно настроенного разгадать эту загадку.

– В расследовании убийства Портеуса мы пока не продвинулись? Кто-нибудь тянет на подозреваемого в списках его пациентов?

– Никто, – сказал Поллок. – Доктор Портеус, судя по всему, ревностно оберегал свою частную практику и личную жизнь от ненужных свидетелей. Возможно, даже чересчур ревностно.

– Что насчет официальной практики? – спросил Хайд. – Нашлись какие-нибудь зацепки в «Крейге» или в водолечебнице?

– Большинство пациентов доктора Портеуса содержатся в психиатрическом отделении Крейглокартской водолечебницы. Самостоятельно его посещали только трое, и мы проверили двоих из них. У одного случилось обострение, когда он ездил погостить у родственников, и его поместили под постоянное наблюдение в Кинросский дом умалишенных в Файфе, где он сейчас и находится. У второго есть алиби на время убийства.

– А у третьего?

– Третий пациент – женщина, мы ее всё еще проверяем. Но она у Портеуса лечилась от психотической меланхолии после рождения ребенка и представляется мне маловероятной кандидаткой на роль подозреваемой в убийстве.

– Ясно. – Хайд помолчал. – Констебль Поллок, завтра нам с вами и с сержантом Маккендлессом надо будет нанести еще один визит нашему другу фотографу Данлопу.

Келли Бёрр заверила главного констебля Ринтула, что побудет с Хайдом, пока тот не отправится спать, и вернется к нему утром удостовериться, что его здоровье идет на поправку. Когда Ринтул и Поллок ушли, она приготовила чай и принесла его в гостиную. Кроме чашки чая Келли вручила Хайду стакан воды, в которой развела порошок из пакетика, полученный в госпитале.

Хайд заартачился было, но Келли настояла, чтобы он выпил лекарство.

– Я понимаю, вы боитесь, что успокоительное затуманит ваш разум, но примите хотя бы одну дозу, только сегодня. Это ваша первая ночь дома, препарат поможет вам заснуть.

В итоге Хайд нехотя согласился и проглотил растворенный в воде порошок.

Пока они сидели в гостиной за чаем, разговор сам собой вернулся к Сэмюэлу Портеусу.

– Скажите честно, вы верите в эту нелепую теорию насчет «альтер идем», которой был, судя по всему, так увлечен Сэмюэл? – спросил Хайд. – По-вашему, две личности действительно могут сосуществовать в одной голове?

– По правде говоря, не знаю. Статья, которую вы нашли на столе Сэмюэла, – случай, описанный Пьером Жане, – это, несомненно, первая попытка вызвать научную дискуссию на тему, можно ли признать подобный казус особой формой психического расстройства. После того как вы рассказали мне о теории Сэмюэла, я проштудировала литературу по этой теме и выяснила, что похожие патологии и теории периодически упоминаются с конца прошлого века. Нашла любопытное исследование 1791 года, проведенное в городе Тюбингене в Германии. Эберхард Гмелин, пионер ментальной медицины, описывает в нем поразительный случай, который он называет «меняющейся личностью».