— Не время расслабляться, — грозно заявил просветлённый.
Вошедшая в столовую девушка вздрогнула, очевидно решив, что гнев Мао Синдоу обращён на неё. Она была единственной опоздавшей, пропустившей по меньшей мере половину собрания. В алых одеждах, которые были ей велики, с растрёпанными волосами и раскрасневшимся от бега лицом она казалась до смешного нелепой. Убедившись, что взгляд наставника Синдоу направлен не в её сторону, девушка облегчённо вздохнула и попыталась протиснуться поближе к подруге.
— Ситуация критическая, — продолжал Мао Синдоу. — Я видел своими глазами сожжённые города и деревни. Почти во всех поселениях буйствует нечисть. У демонов однозначно есть план, и если мы не возьмём под контроль ситуацию, то точно погибнем. Нам следует бросить все силы на подготовку к войне. Поэтому вам, господа из Чуньцзе, стоит на время покончить с затворничеством и снова заняться боевыми искусствами. То же касается и школы Чунгао. Каждый из нас просто обязан уметь себя защищать в это тяжёлое время. Что скажете?
Толпа взорвалась одобрительными возгласами, многие подняли мечи в знак готовности к грядущему бою. Только старик Лофу Чжи, глава школы Чунгао, чуть побледнел, да Лунху Ифэй демонстративно закатил глаза.
— Ифэй, — обратился к последнему Мао Синдоу. — Прошу тебя лично заняться вопросом боевой подготовки ребят из Чуньзце и Чунгао.
Тонкие губы изогнулись в усмешке, глаза надменно прищурились. Весь вид главы школы Ли выражал неприязнь. У всех, кому довелось испытать на себе прескверный характер Ифэя, не оставалось сомнений, что он вот-вот спросит: «Ты кем себя возомнил?»
Однако этого не произошло. Пусть Лунху Ифэю были чужды правила хорошего тона, он всё ещё обладал здравым смыслом, на что и рассчитывал Мао Синдоу. Конечно, за действиями главы школы Ли зачастую стояла личная выгода. Сложно было сказать, какую цель он преследовал на этот раз, но Синдоу отчаянно хотелось поверить в его благие намерения. В конце концов, перед лицом всеобщей опасности не ему одному придётся принести в жертву гордость и отказаться от своих интересов.
Как бы там ни было, Лунху Ифэй со скрещенными на груди руками нарочито медленно произнёс:
— Хорошо.
Напоследок Мао Синдоу дал обещание, что вернётся в Чэнсянь сразу же после того, как разберётся с делами школы Каймин.
— Шуай прекрасно справляется с моими обязанностями, а здесь я нужнее, — добавил он, обращаясь скорее к Циньюэ, чем к кому-либо ещё.
Ветер, напоенный ароматом приближавшейся осени, ворвался в столовую лишь для того, чтобы унести с собой все звуки жизни. Тишина опустилась на сердца просветлённых тяжёлым осадком, морозным инеем покрыла собой всё вокруг.
Одной фразы Мао Синдоу было достаточно, чтобы заставить всех замереть в ожидании приближавшейся бури. И дело было даже не в том, как двусмысленно прозвучали слова бессмертного Мао. Сам того не ведая, этот мужчина поставил под сомнение полномочия главы школы Чэнсянь. Окажись на её месте Лунху Ифэй, не сдержавший сейчас ехидной усмешки, и драки было бы не избежать.
Лицо Тай Циньюэ приобрело мертвенно-бледный оттенок. От стройной фигуры, облачённой в расшитое золотом платье, повеяло холодом. Усилием воли сохраняя достоинство, женщина медленно встала из-за стола и объявила:
— Собрание окончено.
Одарив Мао Синдоу презрительным взглядом, точно таким же, как у Лунху Ифэя, просветлённая твёрдо шагнула в толпу. Словно рассекающий воду клинок она заставила всех расступиться, и, гордо подняв подбородок, первая покинула столовую.
Вслед за наставницей Тай поторопились уйти и все остальные. Этим вечером гости горы Тайшань вместе со счастливчиками, успешно прошедшими отборочные испытания, возвращались обратно, а потому им требовалось как можно скорее собраться в дорогу. Те же, кто продолжал учиться в Чэнсянь, спешно умчались на утренние занятия. Помещение опустело в мгновение ока, и только пустые котлы да горы немытой посуды напоминали о том оживлении, что здесь недавно царило.
— Так и знала, что ты опоздаешь, — сокрушённо вздохнула Юцин и протянула подруге несколько паровых пирожков. — Если бы не я, ты так бы и уехала голодной. И кто теперь за тобой будет приглядывать?
Цайхуа неопределённо качнула головой и без особого энтузиазма вонзилась зубами в хлебную мякоть. Не сказать чтобы настроение было плохим, но и замечательным его назвать язык не поворачивался. Конечно, Цайхуа была рада предстоящей поездке, но мысли о том, что она целый год проведёт без Юцин и Шанъяо, отзывались в груди ноющей болью.
Финальным штрихом в картине смазанных чувств стало неудавшееся утро. Будь на то её воля, она предпочла бы заснуть вечным сном, лишь бы не испытывать мучительный стыд, возникавший мгновенно, стоило вспомнить о празднике. Тем не менее, ей всё же пришлось столкнуться с реальностью, в полной мере ощутить свой вчерашний позор и, вдобавок ко всему прочему, опоздать и на завтрак, и на собрание.
— А ты чего меня не разбудила? — мрачно пробубнила Лу Цайхуа.
Только сейчас она обратила внимание на неприглядный облик подруги. Подол её любимого платья был безбожно помят, тушь под глазами расплылалась, а некогда аккуратно уложенные тёмные локоны напоминали птичье гнездо.
— Прости, я не дошла до нашей хижины, — устало зевнула цветочная фея. — Так танцевала, что ноги не слушались, вот и осталась ночевать с другими девчонками. А ты никак тоже повеселилась вчера?
Проигнорировав её выразительный взгляд, Лу Цайхуа ускорила шаг и в который раз за день прокляла прошлую ночь. Уж чего-чего, а с пьяным Чэнсином и волшебными пилюлями она больше не свяжется.
Последнее утро в бамбуковой роще. Кто знает, когда Цайхуа снова пройдётся по этой тропинке, вдохнёт с наслаждением аромат влажной земли. Подобно драгоценным камням искрятся на солнце капли росы, изумрудная зелень сверкает оттенками счастья, безмятежно щебечут синицы, незаметно порхая среди побегов бамбука. Всё это кажется сном: уютным и несравненно прекрасным.
Тайшань заняла особое место в сердце Лу Цайхуа, проросла в нём дивным цветком, впитавшим в себя все печали и радости. Именно здесь она справилась с первыми трудностями, встретила настоящих друзей и ненадолго обрела душевный покой, к которому неосознанно стремилась всю свою жизнь. Её переполняет желание затеряться навсегда в облаках, что неизменно укрывают обитель бессмертных, раствориться в сизом тумане и плавном течении времени, позабыть о прошлом и будущем.
Каждый прожитый день на этой горе имеет свой особенный запах, вызывает в душе непонятную, едва различимую боль. Но боль эта кажется родной и привычной. Она стала неотъемлемой частью повседневных забот, и Лу Цахуа больше не верит, что без неё можно жить дальше. В школе Чэнсянь она нашла нечто важное: потерянную часть самой себя, что навеки останется с ней, и которую она до сих пор не сумела понять.
Рано или поздно всему приходит конец. Течение жизни незаметно уносит вперёд, не позволяет нигде задержаться надолго. Остановившись на время у одного островка, стоит бросить все силы на то, чтобы взять от него самое лучшее, разгадать его тайны и получить новый опыт. Не успеешь — вини себя одного, а бурный поток унесёт тебя в новые дали.
Оставив позади множество неразрешённых загадок, она должна двигаться дальше, навстречу открытиям и испытаниям. Теперь Лунху Чжао — её новый наставник, а школа Ли, наконец, распахнула для неё свои двери. Хотя Цайхуа и не знает, когда снова вернётся сюда, в одном она уверена точно: все секреты Тайшань она забирает с собой, чтобы однажды раскрыть их.
— Цайхуа!
Нехотя вынырнув из омута мыслей, девушка обернулась на голос и не сумела сдержать тёплой улыбки.
Улыбаясь в ответ, к ней быстрым шагом приближался Шанъяо. Как и всегда, он излучал неповторимые волны спокойствия.
— Я тебя еле узнал, — юноша окинул подругу смеющимся взглядом. — Чью одежду украла на этот раз?
Он даже не подозревал о том, что случайно заставил Лу Цайхуа окунуться в воспоминания о прошлой ночи, когда она, ко всему безразличная и капельку сонная, оставила сушиться на улице алые одежды Чэньсина, совершенно забыв о своих. Стоило ли удивляться тому, что на утро она обнаружила страшную и очевидную истину: единственной пригодной для ношения одеждой оказались не брошенные на пол мокрые тряпки, а почти высохшие чужие штаны и халат.
