Осталось отмыть нижний ярус, и она будет свободна. В момент, когда девушка усердно начищала стеллаж, в библиотеку впорхнула Юцин.

— Цайхуа, — нерешительно позвала цветочная фея. — Ты как?

Не отрываясь от дела, просветлённая весело хмыкнула. Что и говорить, физический труд благотворно влиял на неё. Мысли приводились в порядок, эмоции погружались на дно её разума. В нём же рождалась уверенность, что дела обстоят куда лучше, чем могло бы сложиться.

— Пойдёт, — она обернулась и на миг замерла.

В одеждах школы Чэнсянь Юцин казалась намного взрослее. Одеяние, расшитое золотом, белые, как снег, рукава, что достигали самого пола, пучок с деревянной заколкой — всё это создавало образ младшей богини, только-только ступившей на новый неизведанный путь.

В руках Юцин держала комплект точно такой же одежды и довольно увесистый холщовый мешок. В глубоких глазах затаилось чувство вины.

— Я принесла тебе переодеться, — девушка опустилась на пол и развязала мешок. — И заодно кое-что принесла из столовой. Прости, что так мало. По-другому не вышло.

Какая же она всё-таки милая. И очень-очень хорошая. Рассмеявшись собственным мыслям, Цайхуа поспешила сесть рядом.

Почувствовав запах еды, девушка вдруг поняла, насколько сильно была голодна. Ещё бы, с прошлого утра она и крошки в рот не брала! Помимо миски с цзяоцзы Юцин умудрилась донести до библиотеки ещё неостывший керамический чайник.

— Сама хоть успела поесть? — поинтересовалась Лу Цайхуа.

— Ну…

Цветочная фея неуверенно качнула головой. Словно разговаривала с матерью, непреклонной и строгой, а не со своей соученицей.

— Тогда давай вместе, — предложила Лу Цайхуа.

Ни чашек, ни палочек Юцин прихватить не успела, поэтому девчонкам пришлось брать цзяоцзы руками и пить чай прямо из носика чайника. Тем не менее, вкус снеди от этого ничуть не испортился. Даже приобрёл какой-то особый, необычный оттенок. Да и сам по себе ужин в старенькой библиотеке, затерявшейся среди бамбуковой зелени, казался особенным. Неповторимо волшебным.

Прислонившись спиной к стеллажу, Цайхуа скользнула взглядом по полкам, по блестящему дощатому полу и задержала внимание на надкусанном цзяоцзы в своих пальцах. Распаренный комочек мяса опасливо выглядывал из-за тонкого теста, служившего ему уютным гнездом.

Ей вдруг стало спокойно. Так, словно она сама очутилась в тёплом пристанище, где сизый полумрак необычайно приветлив, а стены благодушно источают приятный аромат древесины. За время уборки каждый уголок здесь, каждая трещинка в досках и каждая полка, заставленная толстыми книгами, оставили в её душе невидимый след. Будто не в первый раз она была здесь. Будто эта старая библиотека давно заняла свою нишу в сердце Лу Цайхуа.

— Знаешь, в моей жизни всего два близких человека, — неожиданно поделилась Юцин. — Мама и подруга.

Цайхуа с интересом взглянула на цветочную фею. Сложившаяся обстановка и впрямь располагала к душевным беседам. Приняв из её рук остывающий чайник, она приготовилась слушать. Интересно, что на самом деле скрывается за этой лучезарной улыбкой?

— Мама мне про отца ничего не рассказывала. Даже когда я сильно её об этом просила, — Юцин потянулась за вторым цзяоцзы. — Конечно, я хотела узнать, кто он такой, ведь у всех других детей были отцы, и я одна среди них выделялась. Но когда от соседей до меня дошли слухи, я поняла — лучше б никогда не знала о нём.

— Он был плохим человеком?

— Я бы сказала, ужасным. Но подобных людей по всему миру не счесть. Моя мама не смогла родить ему ребёнка, и он просто ушёл от неё. Нашёл себе какую-то красавицу, и без вести исчез. Правда, забавно? — уголки её губ приподнялись в грустной улыбке. — Обыкновенная история из жизни обычных людей. Так я узнала, что мама мне не родная. Но я не стала с ней об этом говорить: не хотела, чтобы она переживала. Ведь я люблю её всем своим сердцем. Для меня она — самая настоящая мама на свете. И этой историей я поделилась только с одним человеком. Со своей подругой Гунъи.

Цайхуа непроизвольно вертела в руках керамический чайник. По узкому носику неспешно стекала крохотная чайная капля. Юцин была права. Подобных историй было великое множество. Ей даже подумалось, что на каждого счастливого ребёнка непременно найдётся один несчастный малыш. Слишком много зла гуляет по миру. Из-за него когда-то и она сама потеряла родителей.

— А со мной зачем делишься? — полюбопытствовала девушка, отпивая из чайника.

— Я чувствую себя виноватой за твоё наказание, — открыто призналась Юцин. — Поэтому я решила тебе рассказать, что для меня значит та книга.

— Не виновата ты ни в чём, — закатила глаза Цайхуа.

— Я всё равно хочу продолжить, — упрямо заявила Юцин. — Так вот, Гунъи я могла рассказать обо всём. Я с ней познакомилась лет шесть назад. На рынке. Так вышло, что я забрала последние дешёвые персики, и когда увидела её расстроенный взгляд, решила ей уступить. Мы быстро с ней разговорились, а через пару недель мне пришло письмо от неё. Я была не против вести переписку. Тем более живём далеко друг от друга. О чём только мы ни болтали! И, знаешь, в какой-то момент показалось, что она заботится обо мне даже больше, чем мама. Гунъи всегда интересовалась моими делами, здоровьем да вообще жизнью в целом. Всегда давала советы. А ещё она писала такие красивые и длинные письма, какие не каждый взрослый напишет.

Цайхуа передала чайник, и та сделала большой глоток. Казалось, в этот момент между ними сложилась тончайшая духовная связь. Юцин рассказывала о своей близкой подруге, и Цайхуа прекрасно понимала все её чувства. Как никто другой она знала о ценности дружбы и невольно вспоминала Юньчжи. Свою названную сестрицу, без которой жизнь становилась сырой и холодной, точно после осеннего ливня.

Две одинокие девушки, сведённые судьбой на этой горе, сидели на полу в тихом бамбуковом домике и наслаждались скромным ужином. Каждая носила в сердце историю: простую, но вместе с тем наполненную сильной любовью к своим близким людям — и это их объединяло.

— А потом я захотела с ней встретиться.

Юцин поставила чайник и, притянув колени к груди, облокотилась на них подбородком.

— Но она отказалась. Сослалась на болезнь. Через пару месяцев я снова предложила ей погулять, и она снова мне отказала по той же причине. Позже она призналась, что очень сильно больна. Так, что даже не может выйти на улицу. Она просто не хотела меня заразить, поэтому за все шесть лет нашей дружбы я ни разу с ней не увиделась.

— И поэтому ты решила стать просветлённой? — понимающе вздохнула Лу Цайхуа. — Захотела её вылечить?

Губы Юцин задрожали, и она уткнулась в ладони лицом. Лу Цайхуа была бессильна ей чем-то помочь. Она могла лишь молча наблюдать за тем, как плачет цветочная фея.

— Я просто боюсь опоздать. Боюсь потерять её, — прошептала Юцин. — И я правда ничего не смыслю в лекарствах. Но, знаешь, я потихоньку начинаю разбираться во всех этих травах, в цветах. Я знаю, что сумею спасти её. Я занималась самосовершенствованием всего три года. Сама, без наставника. И я нахожусь только на первой ступени. Но пока у меня всё получается. Только бы попасть в школу Чунгао…

— У тебя получится, — ободряюще улыбнулась Лу Цайхуа.

Все счастливые люди носят в душе бесконечную скорбь. В этом девушка убеждалась не раз. И теперь, услышав печальную историю своей новой подруги, она взглянула на неё по-другому. Когда смерть живёт рядом с тобой, бессовестно дышит в затылок, угрожая забрать любимых людей, когда ты и сам можешь в одночасье погибнуть, все мелочи жизни теряют значение. Ты просто открыто живёшь. Смеёшься и плачешь, дорожишь тем, что имеешь, и отдаёшь всю себя тому делу, что заставляет твоё сердце гореть. И Лу Цайхуа будет стараться жить настоящим моментом. Ведь никто не может сказать, наступит ли завтрашний день.

— Пойдём, покажу тебе наш домик?

Юцин утёрла слёзы. Словно освободившись от тяжкого груза, она как ни в чём не бывало широко улыбнулась. Отправив обратно в мешок миску и чайник, она, казалось, была готова прямо сейчас покорять вершину горы.