Затем его взгляд упал на ноги, где была свалена ее одежда. Сверху красовалась красивая золотая корона. Он узнал в этом мастерстве Йена, талантливого кузнеца, который веками жил в Подземном мире.

Аид наклонился и поднял ее, чтобы рассмотреть поближе. Там был прекрасный драгоценный камень и цветочная композиция, идеальный баланс флоры, который представлял его и Персефону одинаково.

— Это прекрасно.

Она уставилась на него, ее глаза горели, как кузница. Аид гадал, какие мысли сопровождали этот взгляд. Были ли они такими же непристойными, как его собственные? Интересно ли ей, каким будет его член в ее руках, каким он будет на вкус у нее во рту, какой звук он издаст, когда кончит?

Она прочистила горло, прерывая его мысли. — Да. Йен сделал это для меня.

— Он талантливый мастер. И это привело к его смерти.

Ее брови сошлись на лбу.

— Что ты имеешь в виду?

— Он был любим Артемидой, она благословила его способностью создавать оружие, которое гарантировало, что его владелец не будет побежден в бою. Он был убит за это.

Благосклонность может быть опасной вещью для дарования. Это делало мишенями смертных в древности и сегодня. Иногда результаты были положительными, и смертный получал известность и статус, а в других случаях его убивали.

Аид еще мгновение смотрел на корону. Было важно, что она приняла такое украшение от его народа, даже если она сделала это, чтобы сделать им приятное. Это был знак ее преданности им, качество настоящей королевы. Он положил ее поверх ее одежды, а затем поднялся на ноги, снова встретившись взглядом с Персефоной. Также было важно, что она не пошевелилась, чтобы спрятаться от него.

— Почему ты не пошел? — спросила она. — На празднование в Асфодель. Это было для тебя.

— И для тебя. Они чествовали тебя, — сказал он. — Как им и положено.

— Я не их королева.

— И я не достоин их празднования.

— Если они считают, что ты достоин празднования, тебе не кажется, что этого достаточно?

Аид не ответил. Он не хотел говорить на эту тему. На самом деле, единственными словами, которыми он хотел поделиться с ней, были эротические мольбы и хриплые стоны. Его член пульсировал, отчаянно желая свободы и удовольствия, что заставляло кровь приливать к голове и не давало сосредоточиться ни на чем, кроме секса.

— Могу я присоединиться к тебе?

Он заметил, как у нее сжалось горло, когда она сглотнула и кивнула. Ее приглашение только разожгло огонь. Он удерживал ее взгляд, пока раздевался, почти застонав, когда высвободил свой торчащий член из-под брюк. Он казался распухшим и натянутым до боли. Он нуждался в освобождении, и он был в еще большем отчаянии, когда взгляд Персефоны прошелся по его телу, такой же голодный, как и он сам.

Он шагнул в бассейн и заговорил, приближаясь.

— Я считаю, что должен перед тобой извиниться.

— За что конкретно?

Улыбка тронула его губы. Он знал, что она чувствовала, что он должен извиниться перед ней не только за то, как он оставил ее вчера. Проблема была в том, что извинения приносились, когда кто-то действительно сожалел о том, что он сделал, и Аид не думал, что он когда-нибудь пожалеет о том, что обманом заставил ее заключить их контракт. Это означало бы ее свободу, независимо от того, осознает она это сейчас или нет.

Он придвинулся ближе, возвышаясь над ней, и коснулся ее лица, проведя пальцем по щеке.

— В последний раз, когда мы виделись, я был несправедлив к тебе.

Она отвела глаза, и рука Аида упала с ее лица, когда она тихо сказала:

— Мы были несправедливы друг к другу.

Она говорила о статье, которую написала сама, и от того факта, что она признала ее несправедливость, у него перехватило дыхание. Было ли это слишком сильно — надеяться, что она изменит свое мнение о нем?

— Тебе нравится твоя жизнь в мире смертных?

Он должен был спросить, должен был оценить ее привязанность к Верхнему Миру. Оставит ли она это, чтобы стать его королевой?

— Да.

Она оттолкнулась от него, поплыла назад, ее груди приподнялись над водой. Аид последовал за ней, как будто она дергала его за ниточку.

— Мне нравится моя жизнь. У меня есть квартира, друзья и работа. Я скоро закончу университет.

— Но ты Божественна.

Он не понимал. Зачем она строила эту мирскую жизнь в Верхнем Мире, когда у нее могло быть все, что угодно? Все?

Она перестала уходить вброд, и они встали в сантиметрах друг от друга. Он мог чувствовать прикосновение ее сосков к своей коже, когда она дышала.

— Я никогда не жила как богиня, и ты это знаешь, — ответила она, и вид у нее был почти разочарованный, между ее бровями появилась морщинка.

— У тебя нет желания понять, что значит быть богиней?

— Нет.

— Я думаю, ты лжешь, — сказал он.

Он сразу почувствовал вкус лжи, этот горький металлический привкус в глубине рта. Вопрос был в том, почему? Если ему нужно догадаться, то он предположил бы, что это как-то связано с ее дремлющей силой.

— Ты меня не знаешь.

Ее глаза загорелись, как души, возносящиеся в ночное небо.

Да, подумал он, разведи этот костер.

Он хотел, чтобы она разозлилась, хотел почувствовать, как страсть исходит от ее тела и вибрирует в его собственном.

Он сузил глаза, бросая вызов.

— Я знаю тебя.

Он переместился так, чтобы оказаться позади нее, касаясь ее только кончиками пальцев, проводя по ее ключице и плечу.

— Я знаю, как у тебя перехватывает дыхание, когда я прикасаюсь к тебе. Я знаю, как краснеет твоя кожа, когда ты думаешь обо мне. Знаю, что за этим красивым фасадом что-то скрывается.

Он запечатлел поцелуй на ее плече, прежде чем его рука переместилась ниже, задев ее грудь. Персефона резко вдохнула, когда ее тело выгнулось навстречу ему, Аид почти застонал.

— Там ярость, страсть. Там царит тьма.

Он подчеркнул свои слова движением языка по ее шее.

— И я хочу попробовать это.

Его рука скользнула по ее животу, прежде чем обхватить за талию, затем он крепче прижал ее к себе, не оставляя у нее сомнений в его желании к ней. Его член идеально прилегал к ее стройному заду, ее спина прижималась к его груди.

— Аид.

Она выдохнула его имя, и это сделало его ненасытным.

Он уронил голову на изгиб ее плеча и взмолился:

— Позволь мне показать тебе, что значит владеть силой в своих руках. Позволь мне вытянуть из тебя тьму — я помогу тебе сформировать ее.

Пока он прижимал ее к себе, его другая рука искала ее центр. Его пальцы пробежались по жестким темным завиткам, пока он не обхватил ее лоно, чувствуя, как тепло увлажняет его руку. Голова Персефоны откинулась назад, покоясь на его плече, и ее вздох подбодрил его.

— Аид, я никогда…

— Позволь мне быть твоим первым.

Это была мольба, но в то же время и вопрос. Он отчаянно хотел этого, мог чувствовать, как сильно она тоже этого хотела. Но была разница между желанием и готовностью, и он не стал бы давить на нее, если бы ей нужно было время.

За исключением того, что она кивнула, приглашая его руку раздвинуть ее плоть. Его большой палец слегка коснулся ее клитора, дразня вход в ее нежную и восхитительную плоть. Она приподнялась на цыпочки, тело напряглось под его прикосновением.

— Дыши, — прошептал он, и когда она сделала это, его пальцы погрузились глубже, вызвав крик Персефоны и стон Аида. Его голова была затуманена похотью. Он так сильно хотел этого единственного случая, исследовать ее своей рукой, своим ртом и своим членом. Он хотел овладеть ею миллионом различных эротических способов, и все же она была новичком во всем этом, ее тело было незнакомо с этим… вторжением. Он сильно прикусил губу, чтобы вернуть себя в этот момент, сосредоточиться на том, чтобы доставить удовольствие Персефоне, а не на своей пульсирующей потребности в освобождении.

Это должно быть для неё.

— Ты такая влажная.

Слова вырвались как шипение, его лицо глубоко зарылось в ее волосы. Запах ванили и лаванды затуманил его мысли. Когда он почувствовал, как ее ногти впились в его кожу, он направил ее руку вниз, туда, где глубоко зарылась его рука.