— Но мы оба знаем, что ты не слушаешь, даже когда это лучше для тебя.

— Ты думаешь, что знаешь, что лучше для меня?

Ее губы коснулись его губ, когда она говорила.

— Думаешь, что знаешь, что мне нужно?

Он усмехнулся, и его руки проникли под ее платье, ища ее тепло. Персефона ахнула.

— Я не думаю, Богиня, я знаю. Я мог бы заставить тебя поклоняться мне.

Воздух вокруг них казался тяжелым и заряженным, насыщенным их голодом. Аид обнаружил, что не может сосредоточиться ни на чем, кроме нее — на каждой части ее тела, которая касалась его, на запахе ванили в ее волосах, на том, как она прикусила свою пышную губу, когда смотрела на его губы.

Затем она поцеловала его, и он открылся для нее, их языки скользнули вместе, пробуя на вкус, исследуя, требуя. Его руки переместились к ее спине, и он прижал ее ближе, его возбуждение поместилось между ее бедер, становясь все сильнее по мере того, как она становилась все более неистовой, пальцы запутались в его волосах, заставляя его голову запрокинуться, целуя его глубже и сильнее, чем он когда-либо мог себе представить. Он не мог не задаваться вопросом… Была ли это реакция женщины, которая считала его напряженным, холодным и грубым?

Когда она отстранилась, его губы были зажаты между ее зубов. Она наклонилась, ее язык коснулся мочки его уха, затем она слегла укусила его за ухо.

— Ты будешь поклоняться мне, — сказала она, терясь о его член. — И мне даже не придется тебе приказывать.

О, дорогая, подумал он. Если бы ты только знала, что я уже тебе поклоняюсь.

Его руки снова опустились на ее бедра, крепко сжимая ее. Что-то первобытное разворачивалось внутри него, и он хотел знать, каково это — быть внутри нее. Он мог бы овладеть ею вот так, сидя на заднем сиденье этой машины. Он получал удовольствие от того, как она двигалась вверх и вниз по его члену, ее груди подпрыгивали, когда она находила разрядку.

И, несмотря на его живое воображение и отчаянное желание обладать ею любым способом, он обнаружил, что перекладывает ее так, чтобы она прижалась к нему, и опускает ее платье. Ему удалось выскользнуть из своей куртки и накрыть ею ее. Он должен был избавиться от искушения или, по крайней мере, обуздать его. Он не позволит ей сожалеть о нем.

И все же, когда их страсть растворилась в неловком и резком молчании, он не мог избавиться от ощущения, что, возможно, она уже это сделала. Он уставился в окно, хотя и чувствовал на себе ее пристальный взгляд. Через мгновение она заговорила, ее слова были горячими и произносились шепотом.

— Ты просто боишься.

Она не ошиблась.

Он боялся, что даже если каким-то чудом она решит, что не испытывает к нему ненависти, Судьба заберет ее у него. Это была слишком реальная возможность, особенно после катастрофы, которая произошла сегодня вечером. Сизиф снова выскользнул из его рук.

Когда они прибыли в Невернайт, Антоний помог Персефоне выйти из салона лимузина. Затем Аид взял ее на себя, ведя ее в клуб, кивая Меконнену, когда они проходили мимо. Прежде чем они вошли в основную часть клуба, Аид использовал свою магию, чтобы они незаметно прошли через переполненный зал, вверх по лестнице и в его кабинет. Он слишком нервничал, чтобы телепортироваться с ней в данный момент, и не хотел, чтобы ей стало плохо, опасаясь, что она слишком много выпила.

Как только они оказались в его кабинете, он сбросил свою магию и пересек этаж к своему бару, наливая ей стакан воды.

Когда он поднял глаза, то был поражен ее красотой. Почему это восхищало его по-разному каждый раз, когда он смотрел на нее? Сегодня она была одета в бирюзовый цвет, и это придавало ее коже бронзовый оттенок, а волосам — золотистый оттенок.

Он подтолкнул стакан через стол.

— Выпей.

Она подошла, когда он наливал себе выпить. Когда он закончил, она стащила его со стола.

— Персефона, — прорычал Аид, и она улыбнулась, поднеся его бокал к ее губам.

— Да, Аид?

Ее голос был хриплым и заставил его крепко вцепиться в край стола. Она отхлебнула виски, а затем повернулась и зашагала по комнате. Ее бедра покачивались, привлекая его внимание.

— Я думаю, тебе следует бросить пить, — сказал он.

— Ты умеешь командовать.

— Я не склонен командовать. Я… даю советы.

— Разве кто-то не должен спрашивать твоего совета, прежде чем ты его предложишь? — спросила она, повернувшись и прислонившись к его столу.

— То же самое можно сказать и о твоём мнении.

Она свирепо посмотрела на него.

— Зачем ты привел меня сюда?

Аид вышел из-за стойки и приблизился.

— Потому что я хотел, чтобы ты была в безопасности.

Он взял у нее стакан и, удерживая ее взгляд, допил остатки, прежде чем отставить его в сторону.

— Я не думаю, что с тобой я в безопасности, — прошептала она, когда он снова посмотрел на нее.

Аид не знал, что означали эти слова, но он чувствовал себя обязанным сказать:

— Я бы никогда не причинил тебе боль.

— Ты этого не знаешь.

Они уставились друг на друга, прежде чем он поднял руку.

— Пойдем.

Он подвел ее к стене за своим столом и заметил ее нерешительность в том, как она отстранилась от его прикосновения.

— Почему бы нам просто не телепортироваться?

— От этого у тебя закружится голова, — сказал он. — И я бы предпочел не способствовать этому, учитывая твоё… состояние.

Глаза Персефоны сузились, а губы плотно сжались.

— Я не в таком состоянии.

Он мысленно вздохнул и потянул ее за руку, и она последовала за ним через стену, которая на самом деле была порталом или вратами в Подземный мир. Те, кто входят сюда, оказываются у похожего на пещеру входа, называемого мысом Тенарон. Там их встретит река Стикс, водоем, в котором они, скорее всего, не выживут.

Аид мог использовать этот вход, чтобы попасть в любое место Подземного мира, куда он пожелал, и когда они вошли через него, то оказались в его покоях.

Он указал на кровать.

— Отдыхай. Когда ты проснешься, мы поговорим.

У него были вопросы об Адонис и о ее статье в Нью Афин Ньюс.

— Я не хочу отдыхать, — сказала она.

Аид просто уставился на нее.

— Спроси меня, чего я хочу, Аид.

Ему хотелось застонать. Это была пытка, и, что еще хуже, он потакал ей.

— Чего ты хочешь?

— Закончить то, что мы начали в лимузине.

Для него было важно, что она не ответила «ты начал». И это только укрепило его желание убедиться, что они не зайдут дальше, чем уже зашли.

— Нет, Персефона.

Она нахмурилась.

— Ты хочешь меня.

Он ничего не сказал; он не мог этого отрицать и не хотел этого признавать.

Она отошла от него и подошла к кровати, сбрасывая бретельки платья с плеч.

— Персефона…

— Что?

Она повернулась к нему, и ее платье упало в лужу у ее ног. Она стояла перед ним обнаженная, вся золотистая кожа и великолепные изгибы.

— Скажи мне, что ты не хочешь меня.

Он тяжело сглотнул, сжимая руки по бокам. Так много эмоций бурлило внутри него, плотская потребность овладеть ею и защитить ее. Он не мог сделать ни то, ни другое. Он потянулся за халатом, который она носила, когда была здесь в последний раз; он висел на том же месте, на ширме позади того места, где она переодевалась. Он протянул его так, чтобы она могла просунуть руки внутрь.

— Оденься, Персефона.

Она свирепо посмотрела на него и выхватила халат из его рук, но не стала его надевать. Вместо этого она уставилась на него.

— Ты не ответил на мой вопрос.

Он не ответил, потому что, если бы он сказал, что не хочет ее, это было бы ложью, а признание этого означало бы приглашение ее в свою постель.

Она прикоснулась к нему, ее руки скользнули вниз по его рукам, задержавшись на его кулаках.

— Отпусти, — уговаривала она, разжимая их и кладя его руки себе на бедра, его пальцы впились в ее кожу. Было ли это каким-то испытанием? Была ли эта женщина послана, чтобы проверить его самоконтроль? Он пристально изучал ее, ожидая, что она растворится в дымку, но она этого не сделала. Она оставалась там, твердая, теплая и мягкая под ним. Ее руки обвились вокруг его шеи, ее обнаженные груди прижались к его груди.