– И сейчас тебе обязательно помогут. Я здесь и у твоего отца были друзья…  – звонок у двери Лопатиных опять затрещал:

– Комитетчик вернулся, – недовольно подумал Павел, – что ему неймется? Виктор ясно сказал, что ничего не знает, что его отец уехал на рыбалку…  – стрелка на часах еще не миновала восьми. Во второй раз за утро Павел откинул щеколду:

– Это, кажется, друзья Алексея Ивановича. Быстро они приехали…  – судя по всему, старший, пожилой человек в скромном пальто, снял кепку:

– Мы к Виктору…  – он окинул Павла цепким взглядом:

– Вы новый сосед? Я вас раньше здесь не встречал…  – Павел отозвался:

– Я друг Вити, по… по…  – замявшись, он нашелся:

– По школе! Я заглянул за домашним заданием, а здесь…  – старик усмехнулся:

– Если заглянул, то оставайся, милый…  – светлые глаза блеснули холодом, – Витя расскажет, кто ты есть на самом деле…  – он бесцеремонно толкнул Павла в коридор: «И без фокусов, понял?».

– Понял, – хмуро отозвался юноша, – как не понять.

Он распахнул дверь комнат Лопатиных: «Витя, к тебе пришли».

Неуклюжий щенок овчарки носился по белому песку озерного берега. Воскресенье выдалось туманным, но мокрый снег прекратился. Ветер стих, в полдень стало почти тепло. Собака скакала среди сухих камышей, цапала зубами палочку, восторженно лаяла.

Завтрак накрыли не в пышной столовой, украшенной фресками, а на мраморной террасе. Спустившись вниз, Эйтингон застал Странницу в американских джинсах и холщовом фартуке, с полной сковородкой блинов:

– Еще омлет, товарищ Котов, – девушка смутилась, – тосты, овсяная каша. Давайте, я за вами поухаживаю…  – она оглянулась:

– Товарищ Лаврецкий, должно быть, спит…  – Падре покинул дачу глубокой ночью, после звонка из Москвы:

– Почти полное фиаско, – недовольно подумал Эйтингон о неудачной операции на реке, – Невеста нам принесла 880 и М на блюдечке с голубой каемочкой, как говорится, а мы все…  – он не смог удержаться от крепкого словца:

– Совсем не так надо было все делать, – он слушал доклад Скорпиона по громкой связи, – зачем они устроили цирк на воде? Пальба, прожектора, чуть ли не танки пригнали на Большой Каменный мост…  – Эйтингон вздохнул:

– Посольство сейчас затаится. Хорошо, если Невесте вообще разрешат выход с территории…  – девушка должна была прояснить обстоятельства предательства Пеньковского:

– И надо узнать, с кем Чертополох встречался у тайника, – напомнил себе Эйтингон, – вряд ли он носил кофе проклятой Марте Янсон. Нет, в Москве с давних времен сидит тщательно замаскированный крот…  – по мнению Эйтингона, операция провалилась из-за излишней поспешности Комитета:

– Комсомольские вожди хотели отрапортовать Никите, что западные шпионы пойманы, – вздохнул он, – после ареста Пауэрса мы считаем себя неуязвимыми. Мы торопимся и совершаем ошибки…  – американский пилот, сбитый под Свердловском, пока мотал срок. Эйтингон ожидал, что его обменяют на кого-то из советских разведчиков, провалившихся в последнее время на западе:

– Набережная приложила руку к аресту Лонсдейла, – подумал он о Британии, – ЦРУ не дремлет, они взяли Абеля…  – Падре ехал в Москву ради наблюдения за операцией в костеле святого Людовика:

– Туда посылают польку, Монахиню…  – сидя на кованой скамейке, Эйтингон попивал кофе из термоса, – мальчик придумал хороший план с ее внедрением к католикам, но подсадные утки в храме сейчас бесполезны. 880 там не появится…  – в ответ на вопрос Странницы, он повел рукой:

– Товарищ Падре, – Эйтингон усмехнулся, – выполняет новое задание. Придется вам…  – он подмигнул Страннице, – коротать воскресенье в компании старика…  – девушка приехала на дачу для работы над будущей операцией внедрения на Кубе и в Южной Америке:

– Она подтянет испанский, – задумался Эйтингон, – мы перебросим ее в западное полушарие с соответствующей легендой. Кубинским товарищам о ней знать не обязательно…

Команданте Че Гевара, по мнению СССР, нуждался в тщательном присмотре. Куба была крайне важна, со стратегической точки зрения:

– С Китаем мы поссорились, что очень недальновидно…  – Наум Исаакович щелкнул зажигалкой, – мы не имеем права упускать Кубу. Наши ракеты долетят оттуда до Белого Дома за четверть часа…  – он предполагал, что США, узнав о размещении ракет, встанет, что называется, на дыбы:

– У них есть Турция, – он затянулся «Мальборо», – они тоже утыкают ракетами нашу южную границу. Но до войны дело не дойдет, Кеннеди далеко не дурак, хоть он и молод…  – новый президент США беспокоил Наума Исааковича:

– Надо посмотреть на его дальнейшую политику, – решил Эйтингон, – если он будет чрезмерно вмешиваться в наши дела, стоит заменить его менее активным президентом. Кеннеди, кажется, считает себя паладином справедливости, как наш приятель 880…  – после разговора с Москвой он заметил Падре:

– В такой суматохе в канализационную трубу мог проскочить целый отряд коммандо, а не только два человека с отличной диверсионной подготовкой. Надо было использовать водолазов, сделать все бесшумно. Теперь, кроме трупов уголовников, у нас больше ничего нет…  – он надеялся, что находясь на территории посольства, 880 все-таки столкнется с родственницей:

– И она нам все расскажет…  – он чертил прутиком по песку, – но надо подождать, не пороть горячку. Хотя мальчик не виноват, он выполнял приказ руководства…  – услышав его замечание о старости, Странница покраснела:

– Вовсе нет, товарищ Котов. Вы для меня не старик, а пример для подражания, идеал стойкого бойца коммунизма…  – работавшие со Странницей врачи не зря ели свой хлеб:

– Она себя воображает Ульяной Громовой…  – он следил за черноволосой головой, – спит и видит, как бы стать героиней борьбы за дело партии…  – товарищ Че Гевара, по мнению Эйтингона, должен был находится в надежных руках:

– Он себе на уме, – хмыкнул Наум Исаакович, – независимый человек. Возьмет, и переметнется на сторону Мао, что нам совсем не нужно…  – он не обольщался приязнью Странницы:

– Конечно, уложи я ее в постель, она и не пикнет, – подумал Наум Исаакович, – но, во-первых, здесь все утыкано жучками, а во-вторых, это не профессионально. Она важный агент, нельзя впустую растрачивать ее душевные силы. Не говоря о том, что у нее и так вместо мозгов сборная солянка. Надо, кстати, посидеть с Сашей насчет будущей встречи с Драконом…

Он зашуршал бумажным пакетом. Повеяло свежей водой, черная прядь почти задела его щеку. Странница устроилась на скамейке, обхватив колени руками, овчарка улеглась на песок. Эйтингон вспомнил:

– Скамейку возвели еще для Вороны. Невеста вряд ли знает о ее судьбе, нечего и спрашивать. Знал 880, но ничего не сказал. Крепкий он человек, да и проклятая Марта тоже дочь своей матери…  – он испытывал к женщине какое-то уважение. Странница сжевала румяный рогалик с вареной сгущенкой:

– Дульче де лече у тебя получилось хорошо, – добродушно сказал Эйтингон, – но вообще переключайся на африканскую кухню. По легенде ты у нас уроженка Конго…  – кубинцы приглашали на учебу молодежь из новых государств Африки. Света кивнула:

– Я собираю рецепты, от ребят в университете Дружбы Народов. В Конго я тоже кое-что подхватила…  – Эйтингон коснулся медного медальона в вырезе ее свитера:

– Например, это…  – темные глаза девушки заиграли смехом:

– Это из Луанды. Такие безделушки в Африке носят почти все…  – Света вспомнила переплетенные детские руки, серьезный голос Павла:

– Один за всех, и все за одного, повторяйте за мной…  – она утащила у товарища Котова сигарету:

– Нельзя говорить о близняшках, о Павле, о Софии. Это мой секрет, как тот, что я сделала с мальчиком на острове…  – перед глазами заходили радужные круги, затылок разломило острой болью. Чтобы отвлечься, Света подумала о немце, товарище Рабе:

– Может быть, сказать о нем товарищу Котову? Но зачем? Скорпион объяснил, что он прошел проверку, стал старостой группы. Ничего подозрительного в нем нет, а его отказ…  – Света покраснела, – это моя вина…  – ей не хотелось признаваться в неудаче. Наум Исаакович осторожно спросил: