— Учти, что перевод будет неточным и без рифмы — я не рифмоплёт и стихов сочинять не умею, тем более на ходу, — предупредил парень, прежде чем приступить к делу.

«"Моё сердце давно было лишено чувств", — скажешь ты мне под светом луны. Но не просто же так мы сейчас с тобой вместе сидим на траве, глядя на ночное небо? Ты думаешь, что никогда тех эмоций уже испытать не сможешь, а я докажу тебе обратное, вот увидишь!»

Вскоре, когда Атхит замолк, оказалось, что пел не один он — следующим свой талант продемонстрировал Тхэ:

«Ты идёшь по парку рядом — такая красивая, что не отвести глаз. Улыбка лицо твоё озаряет милое, и я молю, не прекращай это делать! Не говори "стоп", своди меня с ума своим присутствием дальше. Ты сердце моё распаляешь, но аккуратней с ним, оно слабое…»

В ход пошёл медленный перебор струн бас-гитары, с появлением которой плавная мелодия почувствовалась «заполненной», благодаря ей звук электроакустики стал ярче, ощутимее и вся песня теперь пробирала до костей, въедалась в умы через тонущие в блаженстве уши.

«Я чувствую твою любовь, знаю — долго не сможешь её скрывать. Да я и сам уже на грани, хочу скорей тебя поцеловать. Но я держусь, даю тебе время самой себе признаться в чувствах ко мне. И лишь после снова тебя разглядывать звёзды приглашу. И я, наконец, скажу, что больше тебя одну гулять ночью в городе не отпущу», — пропел Сакда мягко и осторожно, словно пробирался через колючие кусты на пути к счастью.

Внезапно песня изменилась: мягкая, спокойная мелодия стала грубой, рычащей. Гулко зазвучал барабанный бой, смешиваясь со звоном тарелок. Резко вспыхнули фиолетовые софиты, направленные на сосредоточенного на игре Тиннакорна. Он не смотрел на кого-то определённого, посвящал свой взор всем по очереди, долго ни на ком не задерживая глаз. Этот парень не играл для кого-то особенного, он занимался, очевидно, любимым делом, только ему одному отдавая себя, лишь делу этому сердце вручая.

Вновь запел Атхит, голос которого повысился, стал прекрасно-кричащим, оголяя все чувства, что взрывали изнутри яркие салюты. Он выкладывался на полную лишь ради одной девушки среди их великого множества за столом.

«Я хочу жизнь свою связать с одной тобой, искренне этого желаю! Ради тебя не составит труда даже броситься в гущу пожара, ты душу мою раскалила до предела — больше не чувствуя я жара!» — Переводя слова световика, полуангел не сводил трепещущего взгляда с лица Доминики, что демонстрировала полное увлечение пением и игрой группы и этого упорно не замечала — или просто делала вид.

Она ясно ощущала жгучее покалывание в щеке, осознавала, что он неотрывно смотрел на неё, пытаясь добиться внимания, но принимала за должное, — понимала, что всё это фальшь, попытки завлечь в свои сети, — она делала всё более заинтересованное лицо, а сама мысленно сопереживала Бунси и себе. Однокласснице, потому что та — это со временем стало бесспорным — была влюблена в него, а сейчас наблюдала за, очевидно, болезненной для себя сценой, как её возлюбленный всё ближе притирается к другой девушке, что была ненавистна. Себе же, ибо эти «чувства» были настоящей игрой, настроенные на внушение ей симпатии с его стороны.

Припев закончился незаметно для Домы, погрузившейся в свои размышления, и с новым куплетом солист поманил всех встать с мест, в определённом жесте взмахнув руками. Многие пары разбрелись по импровизированному танцполу и забылись в медленном танце, в любимых. Даже Мали стала храбрее и согласилась на предложение Кхуаммыда, хоть лицо и стало краснее перца чили, а миниатюрные коленки, не прикрытые льняными голубыми шортами на резинке, подгибались от волнения.

Со своих мест поднялись и Лаван с Саенгдао, которых взглядом приглашали к себе Атхит и Сакда. Первая смогла встать в танцевальную позу со своей парой, ведь её друг не был занят музыкальными инструментами, а пел, держа в одной руке микрофон, а другую поместив на талию подруги. Вторая такой возможности не имела и лишь стояла рядом с партнёром, смотрела на него с теплотой и смущённо улыбалась, видя ответный взгляд, столь же нежный. Темничка же стала заложницей умилительного взора Прасета, хотя она это мастерски скрывала, делая вид, что ей безразлично внимание парня и лишь одна незаинтересованность в остальном торжестве заставляла неотрывно смотреть на упорство мага, что нерушимо шёл к цели полностью засмущать девушку.

Но двое из группы играли одиноко, либо глядя в пол, либо ленивым взглядом окутывали танцующих пар. Хотя им словно и не была интересна вся эта романтика, они жили собой, и, может, фантазиями о лучшей жизни с кем-то.

В какой-то момент Галицкая отчего-то крепко обняла себя обеими руками, а тело её покрылось мурашками, на что невозможно было не обратить внимания.

— Всё хорошо, антараи?

— Да, спасибо, всё нормально. Просто прохладно немного.

— Прохладно в двадцать пять градусов тепла? — Полусветляк неверяще похлопал глазами.

— Я просто мерзлячка, не заморачивайся.

С выходом школьников на танцпол, песня больше не принимала резких поворотов и позволяла всем насладиться временем, проведённым в компании друг друга под нежную мелодию, сопровождаемую мягким пением. Озвучили начало новой песни, «открыл» которую Сет. Тхонгкхамат продолжил переводить, хотя сам морщился от его голоса, как при ножевом в грудь, но Дома его и не слышала почти, вслушиваясь в голос, каким пел Пхантхэ, на эмоции, в нём отражаемые, стараясь полностью отдаться его пению и заменить им неприятный мороз, бегущий по коже.

Голос у Тхэ был тягучим, бархатистым, его хотелось слушать, изучать тонкости. Пел он чувственно, сладко и профессионально, чем притягивал внимание слушателей, среди которых была и сама скрытность Доминика Сыадам Галицкая, что не сдержала лица, не смогла врать и дальше, теперь открыто показывая своё увлечение, пусть то и было немного натянуто из страха вновь упасть в обморок.

Беспомощно цепляясь за мысли об умениях парня, она не заметила, как тело обдало холодом с новой силой, а виски запульсировали болью. Девушка сжалась, обняв себя крепче, что-то прошептала Пхату на ухо и быстро удалилась с пиршества, скрывшись в общежитии. Задержавшись в здании на несколько минут, она вышла в тёплой толстовке, кутаясь в ней так, словно на улице стоял пятиградусный мороз, хотя температура тайскими позднеосенними ночами падала всего на пару-тройку градусов, чем в другие сезоны.

Наследник посмотрел на россиянку испуганно, требовательно, прося сразу дать полный ответ со всеми подробностями. Он, хоть и находился на сцене, хоть и пел в тот момент, всё же ждал от Доминики ответа, даже если это будет простым беглым взглядом или лёгким кивком. Но темничка отвечать не спешила. Вернулась на своё место и снова обхватила себя за плечи побледневшими пальцами, чуть наклонившись вперёд, словно вокруг и правда было невероятно холодно.

«Чёрт, да почему это происходит каждый день и не по разу?! Хотя бы сутки здесь могут обойтись без моих проблем?! У магов танцы, пляски, я не хочу их портить!»

Магичка продолжала сохранять внешнюю непоколебимость и умудрилась просидеть за столом ещё полчаса, пока кожа её окончательно не окрасилась в молочный, а губы не стали синее ночного неба. Она продрогла с пят до макушки, что было видно и невооружённым глазом, но упорно продолжала прятаться в одежде, стараясь не испортить праздник. Песни сменялись одна другой, пары то уходили отдохнуть или перекусить, то возвращались к танцу, а Ника сидела, больше не глядя на мага Тьмы на сцене и почти не уделяя внимания Хату, сидящему справа, да и вовсе забыв обо всех окружающих себя существ.

Внезапный озноб напряг не только саму страдалицу, как она считала, но и её знакомых, следящих за изменениями в её состоянии в четыре глаза. Вскоре, увидев, как значительно ухудшилось самочувствие Домы, Прасет, предвидя итог, быстро попросил стоящего около сцены друга подменить его, зная, что с гитарой тот был на: «Я, да ты, да мы с тобой» и, поблагодарив, поспешно подошёл к сгорбившейся знакомой, с которой уже пытался поговорить Пхат.