— Упаси тебя Боже! — Поморщилась Доминика, отвлёкшись от переживаний. — Не дай Тёмный принц тебе такого «счастья»! Это уже не девушка, а мать вторая.

— Правда, чувак, мерзость твои слова, — согласился вампир, для убедительности покивав.

— Мерзость-то мерзость, зато наша нервная дамочка наконец отвлеклась! И кто тут умница? — Похвалился Гост, зачесав белые волосы назад. — И у меня, чтобы вы знали, нет нужды в такой девушке. У меня уже имеется чудесная возлюбленная, которая заставляет моё сердце биться чаще ста ударов в минуту, а оно, на секундочку, до этого в целом не билось! И, знаете, вам не понять, как необычайно прекрасно быть призраком с рабочим сердцем!

— Ой, как засиял-то, а, аж глаза режет! — Посмеялась Ника, на самом деле радуясь за счастливчика, и присела на дальний от парней подлокотник со скрещенными на груди руками. — Сильно любишь, по тебе сразу видно. Поздравляю.

— Да-а-а, очень. Спасибо, милая Нонг’, — во весь рот мило улыбнулся призрак.

— Эй, чувак, — вдруг окликнул того Лыад. — А я не понял, почему я до сих пор не знаком с твоей девушкой?! А Сет о ней знает? И только попробуй соврать!

— Сет не видел её, не беспокойся. Она не из нашей школы…

— Брат… не говори мне, что она человек! Моё сердце не выдержит, а ведь оно тоже не наделено жизнью! — Вампир показушно схватился за грудь и всё же совсем не наигранно быстро задышал, забегав взглядом по лицу друга.

— Нет, хвала Будде. Она японка. Мы же тогда ещё вместе туда учиться ездили по нужде нашей «богатейской» — Нонг’Сыа, поправь, если не правильно сказал.

Вскоре, разделяя тяжесть ожидания, троица разговорилась, затрагивая какие-то едва ли умные темы, больше всего обсуждая любимые страны каждого из них. Ждали недолго, около пятнадцати минут, а когда медички разрешили посетить Прасета, ребята ринулись к нему со всех ног, но были остановлены лёгким взмахом руки одной из лекарок, что этим жестом магически застопорила их движения.

— Не бегать по коридорам медицинского пункта! — С ощутимой шутливостью пригрозила девушка на ломанном русском и, позволив магам двигаться, спрятала руки в высоких карманах халата.

Палата окутывала своей темнотой всех, кто в неё заходил, хоть свет из окон и попадал внутрь. Существа почти в унисон спросили Сета о его самочувствии и дружески улыбнулись друг другу, замолкая. Тот убедительно сообщил, что с ним всё хорошо, хотя и знал, что Доминику было не провести, особенно если правда буквально плавала на поверхности. Он всё ещё оставался мертвецки-бледным и даже, было видно, исхудал, пусть живой голос и создавал иллюзию здорового мага.

Посидев немного с приятелем для вида, парни ушли «на уроки», позволив ему уединиться с подругой, а темники, легко догадавшись, почему у них вдруг так внезапно возникла страсть к учёбе, засмеялись и продолжили беседу уже вдвоём. Когда магичка предложила тайцу поспать, а тот охотно принял предложение, её попросила выйти одна из медичек, сказав, что им есть, о чём поговорить. Чуть отойдя от закрывшейся двери в палату наследника, лекарка сообщила взволнованным полушёпотом:

— У Нонга’ очень недостаёт магических и моральных сил, он сильно истощён, причём уже довольно давно. И, я думаю, вы понимаете, из-за чего, а вернее, из-за кого он сейчас в таком положении. Я осознаю его тревогу о вас, но, если вы, Нонг’, тоже за него переживаете, то, прошу, старайтесь лечиться, кха? Приходите к нам как можно чаще, действуйте! Съездите с кем-то из здешних знакомых на море, искупайтесь, йодированным воздухом подышите, если нет проблем со щитовидной железой. В общем, делайте как можно больше попыток вылечиться, чтобы Нонг’Сету не приходилось так часто отдавать вам всего себя, ди кха? Ну и, конечно, надо лечиться для самой себя, забыв об этом дураке. Без хорошего здоровья и жизнь не так радостна, кха?

— Да, конечно, Пи’. Спасибо, что рассказали, что случилось с этим нго. Я постараюсь в ближайшее время серьёзно заняться здоровьем, но я прошу: мне нужны очень качественные и проверенные лекарства. Обязательно учтите, что у меня сильная аллергия на препараты, напрямую действующие на мозг.

— Кха, Нонг’, мы помним это. Спасибо за сотрудничество, — лекарка легко улыбнулась, успокоив собеседницу и, выполнив «уай», удалилась по своим делам.

«Значит проблема во мне… Какой же ты дурак, Сетушка»

***

Первое декабря. Доминика проснулась после пяти и сначала даже не поняла, где уснула. Оглядевшись, вспомнила, что прошлым вечером расположилась на диване в палате Прасета, дабы тот не скучал один, ни в чём не нуждался, да и сама она волновалась о его состоянии. Успокоив сердце после резкого пробуждения, Ника подняла взгляд, посмотрев на мирно сопящего на кушетке вверх лицом друга, и последила за тем, как размеренно вздымалась его грудь, чтобы убедиться в комфортности его сна. Всё-таки удостаивание «чести» быть предметом волнений для другого существа ей не казалось чем-то невероятно приятным и лестным.

Да, довольно отрадно было понимать, что за неё беспокоятся и изо всех сил стараются сделать улучшить её жизнь, но осознание этого всё же лежало тяжким камнем на душе, накладывало на девушку обязательства. Ведь, если судить здраво, это значило, что от одной неё чужое сердце замирало и сжималось от сопереживания всякий раз, когда ей было плохо. Это ощущение тяжести чувствовалось сильнее, чем удовольствие от чьей-то заинтересованности собственной персоной, оно тугой верёвкой привязывало к шее необходимость отвечать взаимностью, чтобы не казаться самой себе неблагодарной тварью.

Дома, хоть и давно уже осознавала, что Сет чересчур добр к ней и помогал больше, чем кому-либо ещё, всё-таки старалась не слишком заострять на этом внимание, через силу ссылаясь на звание «наследника школы, что тревожится за своих будущих подопечных». Но невозможно было и дальше отрицать очевидное. После признания медички она больше не могла сказать, что так он поступал со всеми. Накатывало отчаяние — что ж он за дурак такой, раз решил заботиться о девушке, зная, что она из другой страны? Темничка же давно сказала себе, что жить в Таиланде вечно не намерена и после окончания подписанного Небесами контракта вернётся домой, где всё было родным и приятным.

Настоящий дурак.

Едва сдержав слёзы, магичка заставила себя встать с небольшого, но удобного диванчика, потянулась, размяв затёкшие мышцы. На носках она прошла к окну, где под покрывалом утренних сумерек можно было лицезреть неохотно просыпавшийся Бангкок и лениво передвигавших ногами ранних пташек, что пытались пробудить сонный мозг пробежкой вокруг школы. Иностранка никогда не понимала столь странных подвигов, пусть и сама раньше вставала рано, приходя на учёбу за час до её начала. Она всегда шла медленнее черепахи, клевала носом и едва не наступала себе на ноги, а такие ребята, хотя и не совсем удачно, но старались двигаться быстрее улитки и не падать при этом лицом в асфальт, что ей было чуждо.

Рассуждать о чём-то ранним утром для многих есть дело непростое, обычно играет роль ощущение дискомфорта или туманности в голове из-за времени пробуждения. Думать о каких-то насущных проблемах является вещью тягостной, когда просыпаешься раньше шести, но не для Доминики. Она за проведённое в чужой стране время научилась заглушать боль и тяжесть в голове, заполняла такую неприятную пустоту, выработала привычку приниматься за раздумья, едва проснувшись, чтобы хоть как-то развлекать себя в скучающей тишине только-только уходящей ночи.

Мысли, что её мама все это годы была жива, не успели засесть в голове раньше в той мере, в какой нахлынули при полном покое, без часто сменяющихся событий и отвлекающих разговоров. Нечистые, Ника знала, врать не любили, ведь что в мире может быть хуже, чем нежеланная горькая правда? Наврать, безусловно, тоже можно так, что доверчивый примет всё за чистую монету, но если существо убеждено, что сказанные «откровенно» слова оказались придуманными или не аргументированными, то и эффекта от этого никакого не добиться.