— Нет-нет, чудесная, не нужно! Эта дверь работает от моего голоса и только! Ты можешь повернуться.

Хохотнув ещё раз, маг Тьмы что-то властно прокричал по-тайски; дверь необыкновенно тихо и податливо отворилась, выдвинувшись вперёд.

Внутри комнаты магичка не увидела ничего особенно нового — она бывала в подобном месте раньше, только в своей школе. По обе стороны от входа раскидывалось «поле», усеянное разноцветными каменными арками, в которых пока не наблюдалось полупрозрачных защитных плёнок, искажающих пространство или калиток из того же камня от незапланированных перемещений — простые разноцветные дуги из различных пород камня, какие после активации нужно было лишь переступить, чтобы тут же переместиться по абсолютно любым координатам.

Между глыбами изредка виднелись «скульптуры» белых и чёрных цветов — такими они были в своём «нерабочем» состоянии. К одной из них, понятное дело, чёрной расцветки, Тхирасак провёл девятый «тёмный» класс. Встав подле «статуи», он стал с задумчивым видом разбираться с механизмами работы проводника. Такими они не рождались и не становились — проводники не живые существа и даже не бывшие маги, они создавались как этакие роботы, механические тела. Их создавали сами Боги для того, чтобы магические существа с земли могли в случае острой необходимости беспрепятственно попадать на то Небо, на какое им было нужно.

Девятиклассники затрепетали, взбудораженно зашептались друг с другом, видя, что директор уже заканчивает подготовку «скульптуры» к работе. Оповестив магов о завершении своего дела, он разрешил Галицкой как учителю первой взлететь на Небеса и та, кивнув, послушно подошла к нему, давно не испытывая того незабываемого страха, какой был у неё при первом перемещении.

Остановившись напротив заметно выпрямившегося неживого тела на широком круге подставки, девушка выдохнула весь воздух из лёгких и закрыла веки, исчезнув на глазах детей — быстро и без криков. За ней, трясясь и кусая костяшки пальцев, последовали остальные.

Открыв глаза после перемещения, школьники и учительница оказались на специальной стойке при храме Тёмного принца, какой был на каждом Небе у всех Первых. Быстро прочитав молитву во славу Богу, глядя на Его изображение в виде мозаики, висящее внутри храма на оттенённой серым стене, класс, не медля, направился вслед за Доминикой по множественным улицам, заполненным небольшими деревянными и кирпичными домиками, построенными прямо на внешне пушистой, лёгкой, но на деле многотонной, необъятной вате облака, на которые некоторые ребята обращали особенное внимание, будто пытаясь выглядеть кого-то в неброских окнах.

Четверть часа — и ученики могут лицезреть высокое, пронзающее голубую пустоту грозной вышины готическое строение, величественное, но не одинокое, вокруг обставленное бесчисленным количеством хаотично расположенных жилых зданий. Опознавательных знаков мрачное построение не имело, но оно в них и не нуждалось — такое сооружение невозможно было спутать ни с чем-либо, особенно, когда вокруг него кучились одни низенькие одноэтажные домишки.

Внутрь девятиклассники заходили с широко разинутыми ртами, радуясь одному только шансу посмотреть на величие музея, сооружённого около полутора тысяч лет назад самими Богами и их самыми главными помощниками. Далеко не всем магам при жизни выдавалась возможность попасть сюда — не каждому Советчику или другому небесному жителю хотелось тратить свои драгоценные силы, чтобы отправить каких-то «низших» в это место. Оно, по их мнению, предназначалось только особенным, да и смысла никто в этом «жесте добродетели» не видел — зачем обычному земному рабочему узнавать тайны, раскрывающиеся здесь, все самые сокровенные детали мира? Что ему сделает пара новых, мало кому известных знаний?

Но случались и такие редкие случаи, когда они всё-таки позволяли особенно достойным подниматься на Небеса и изучать то, что, по их соображениям, могло помочь в развитии магических могуществ этих «достойных».

Дома и без особых раздумий поняла, что Тхир согласился помочь ей, даже не собираясь думать о необходимости лишних расходов магических сил. Уже как очевидный факт, что в растопленной бане жарко, было очевидно, что мужчина имел какие-то планы на иностранку, на свою дочь и хватался за любой шанс сделать что-то в угоду себе, когда дело касалось её. Ведь даже глаза его загорелись странным мерзким блеском, когда девушка заговорила о магическом музее, а как дослушал, то и секунду размышления себе не дал, бездумно согласившись на такой глупый шаг. Вопрос был лишь в том, для чего она была ему нужна.

— Никуша? — Пробуждая мозг от раздумий, раздался из-за спины шокировано-опустошённый, словно не верящий собственному везению до боли знакомый мужской голос. Родной голос, столь желанный среди ужаса другой страны.

Только услышав его, магичка впала в оцепенение, не имея сил на сохрание самообладания ради продолжения слежки за учениками. Даже банально обернуться назад ей представилось невозможным. Она просто застыла на месте, а взгляд вмиг потерял чёткость из-за пелены слёз, застлавших глаза. В голове вертелся один единственный вопрос: «Почему?»

— Никуш? — Повторили сзади недоумённо, удивлённо. В этот раз в интонации прозвучало большее смешение тонов, чем прежде, не было лишь ошибившегося.

Мужчина знал наверняка, что это была именно Ника, но он, очевидно, пребывал в замешательстве от самой сути её появления в таком месте. Собственно, как и сама она была этому поражена.

Галицкая медленно повернулась назад, сама не понимая, как нашла силы на движения в том состоянии, в котором находилась, и взглянула на окликнувшего её мага вживую, сделав это впервые за месяц, за те мучительное дни, в какие такой возможности не имела. За те недели, часы, пугающе длинные минуты, в которые позволялось лишь скучать, грустить и вспоминать об этом чудесном существе, что подарило любовь, позволило дышать полной грудью, когда это делать было почти нереально… Что в трудные минуты напоминало о её прежнем жизненном пути, когда самой о нём даже знать не хотелось, заставляло прокручивать в голове мысль, что девочка характером всегда была в маму: живёт несмотря ни на что, всегда непреклонно стоит за себя, за свои права, не отвлекаясь на гадкие шепотки со стороны, на слабость духа и тяжесть существования.

— Вадим?.. — Сорвалось с губ почти против воли, когда макияж был уже безвозвратно испорчен.

Директор Питерской МШ, стоявший посреди просторной залы, в стене которой находилась касса, оказался более оживлённым и без оробелости подбежал к девочке, что мысленно называл дочкой. Он обнял её крепко, не тревожась о том, где они находились, что можно было и чего нельзя, не думая о правилах приличия, что казались глупостью в сравнении с отцовскими чувствами, бьющими через край.

За миг до объятий Доминика успела заметить, какие пролегли синяки под его глазами и как осунулось лицо. Она ощутила, как похудел её старик, когда окольцевала в ответ порядком обедневшие рельефы, прежде неслабо выпирающие из-под обтягивающей рубашки, из-за чего не могла нормально подумать о том, что, наверное, одна из тех немногих мечт, какие когда-либо были в её жизни, осуществилась.

Она увиделась с ним впервые за месяц, но думать могла только лишь о том, как пережил это время её опекун.

— Чего ж ты так исхудал-то, Вадь? — Взяв себя в руки, ласково протянула Ника, нежно улыбнулась и погладила Советчика по спине.

— Кто тут ещё исхудал, Никуша! — В ответ шутливо перевёл стрелки директор, прижимая девочку к себе как можно крепче. — Одни кожа да кости, честное слово!

— Для девушки это нормальная практика, Вадя! Время у меня такое, понимаешь? Худею я.

— Если скажешь, что к лету — я тебе не поверю, так и знай, — хмыкнул маг и прошёлся ладонью по собранным незадолго до перемещения в низкий хвост длинным волосам.

— Как это?! — Возмутилась Дома, чуть отстранившись и подняв на старика взгляд. — Ты не забывай, в какую страну меня сплавил! Там лето, на какой месяц ни глянь! А я всё-таки девушка, как бы тебя это ни удивляло.