– Я тебе ничего не должен, – сквозь зубы прошипел он, резко схватил его за пиджак, а потом оглянулся на сидящую на соседней скамейке женщину. – Скажи спасибо, что здесь люди, а то я бы тебе с большим удовольствием морду начистил за всё, что случилось по твоей милости, и за Назара тоже.

Мужчина тоже хмуро посмотрел на Елену и что-то тихо ответил Вадиму Сергеевичу, с силой убрав его руки и отстранившись. Олина мама отвернулась и увидела, что из дверей приемного покоя вышли оба полицейских. Она побежала к ним и спросила, что они смогли узнать. Мужчины, глядя на нее, тоже поднялись и сначала постояли в стороне, а потом тоже подошли. Поскольку врачи им ничего конкретного не сказали, кроме того, что их босс находится в крайне тяжёлом состоянии, то Вадим Сергеевич представился и попытался узнать о состоянии шефа у представителей закона. Один из полицейских в общих словах ответил и в свою очередь задал ему несколько вопросов. Они отошли к скамейке записать показания на бумагу, а женщина наконец-то смогла дозвониться до дочери и переговорить с ней.

Как только она убрала телефон в карман, к ней подошёл Вадим и попросил номер телефона.

– Вы меня извините, но мне надо будет встретиться с вашей героической бабушкой, чтобы отблагодарить её за спасение нашего босса. Если я этого не сделаю, то меня уволят с работы, – он сверкнул своими серыми глазами и придал взгляду как можно более просящее выражение. – Вы же не допустите, что бы я бомжевал?

Она сначала удивлённо подняла брови, а потом, едва сдерживая улыбку, спросила:

– Что-то я не вижу связи? При чём здесь бомжи? Вы у себя на работе живёте, что ли?

– Так и есть, прекрасная Елена, так и есть. Практически днюю и ночую на работе.

– А если ваш босс не выкарабкается?

– Что вы такое говорите? – возмутился он, а потом тихо, но уверенно, добавил: – У меня очень крепкий и живучий босс, поэтому давайте телефон, не сомневайтесь. И побыстрее, потому что полицейские уже собираются уезжать. Вы же сними? Я вас тоже могу подвести, если что. Так как?

Елена нахмурилась, быстро продиктовала ему номер, сомневаясь в правильности своего решения и чувствуя какой-то подвох, отказалась от его предложения и села в полицейскую машину.

***

К дому бабушки мы подъехали вечером, как и обещал Василий Витальевич, проведя в пути три с половиной часа. Она нас встретила у ворот. Я её познакомила с нашим соседом, и мы все вместе пошли ужинать. Наш план забрать бабулю и поехать сразу в больницу разбился с треском о её доводы, что сейчас всё горячее, а потом греть мы будем сами где сможем, потому что микроволновки у неё нет, а печь почти остыла. Пока мы с дороги ели, она собирала ужин Савелию в пластиковые контейнеры. На мой вопрос, как он там, она ответила, что всё в порядке.

– Не переживай, заштопали твоего Савелия качественно, до свадьбы заживёт.

Я сразу встрепенулась и ответила, что не надо намёков.

– Ты ешь, ешь. А то закроют больницу для посетителей, потом придётся в окно передачу отдавать, – ответила она, с деловым видом поставив на скамью большой пакет.

– Бабуль, зачем ты столько нагрузила, он же только от наркоза отходит, ему, наверно, нельзя пока много есть. Если только бульончик.

Она с сомнением посмотрела на меня и ответила, что это детям и старикам надо бульончик, а здоровому мужику – кусок мяса, и побольше. Генерал её полностью поддержал и сказал, что у меня очень правильная бабушка и что мне надо её слушать и учиться, как обращаться с мужчинами.

Мне ещё некоторое время старшее поколение рассказывало об особенностях мужского организма и их нежной психики. В конце концов я не выдержала и убежала во двор.

– Чёрт-те что, – бурчала я, дожидаясь, когда они выйдут.

Пока мы ехали до больницы, расположенной на другом конце села, я сидела как на иголках. Позвонила мама, сказала, что они сейчас в районной больнице. Того мужчину ещё не закончили оперировать, но врачи не дают никаких гарантий. Сердце у него не задето, зато много внутренних повреждений. Сказали, что если организм крепкий, то должен справиться, а если нет…

– Мам, а вы узнали, кто он такой?

– Да, полицейские у него нашли права. Это бизнесмен из нашего города. Вот только как он оказался вместе с Савелием – загадка. Ты меня обязательно дождись, ночевать я приеду к бабушке. Завтра всё равно выходной.

Мы вошли в небольшое одноэтажное здание, которое представляло собой обычную сельскую больницу, состоящую из поликлиники с одной стороны и стационара – с другой. Нас попросили надеть бахилы и проводили до палаты. Савелий лежал в самой дальней палате один, вторая кровать была свободна.

Зайдя в палату, я остановилась у спинки его кровати и смотрела на него, отмечая, что почти всё его тело было забинтовано, а на открытых участках виднелись глубокие царапины, обработанные зелёнкой. Генерал поставил на тумбочку бабушкин пакет с провизией и сел рядом с ней на свободную кровать. А я так и смотрела на спящего парня и радовалась, что он жив и относительно цел. Я улыбнулась своим мыслям и заметила, как он глубоко вздохнул. Его ноздри затрепетали, принюхиваясь, а веки дрогнули. Через несколько секунд Савелий открыл глаза и уставился на меня.

– Оля? – удивлённо прохрипел он, а потом прочистил горло.

– Ой, Савелий! Мы так рады, что с тобой всё хорошо, так рады! – воскликнула бабуля, подошла к пакету и начала из него доставать контейнеры и мешочки. – Я тут тебе собрала немного перекусить. Это чтоб твой молодой организм побыстрее восстанавливался. А Оленька тебя уж сама покормит, мы с Василием Витальевичем вам мешать не будем.

Она подхватила генерала под руку и начала подталкивать его к двери. Он успел только поздороваться и пожелать ему выздоровления. Дверь закрылась, и я повернулась к парню, который лежал с довольной улыбкой.

– Что? – не поняла я его реакцию.

– Корми. Я и в самом деле ужасно голоден, – ответил он и принюхался, повернув голову в сторону тумбочки.

Я закатила глаза и покачала головой. «Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок». Эту истину мне постоянно повторяли и мама, и бабуля, поучая, как надо готовить. Вот только я не стремилась завоевать его сердце, хотя покормить этого неугомонного оборотня всё же придётся – больной как-никак.

В большом контейнере оказалась курица и запечённый в мундире картофель.

– Тебе такого нельзя, – уверенно сказала я, попыталась закрыть контейнер и поставить его обратно на тумбочку.

Савелий забинтованной рукой остановил меня, взяв за локоть, и нежно, но со стальными нотками заверил меня, что такая еда ему повредить не может.

– Тебя разве не тошнит после наркоза? – удивлённо спросила я.

Он помотал головой.

– Ты уверен?

Он активно закивал. И я сдалась. В конце концов, это ему будет плохо, а не мне. Он ведь должен сам о себе заботиться, уже достаточно взрослый. Пока размышляла о том, что этот несносный и не берегущий себя оборотень не понимает, чем это может закончиться для него, контейнер полностью опустел, а куском хлеба, который он потребовал ему подать, промачивал на дне жир и бульон.

Блаженно прикрыв глаза и откинувшись на подушку, он простонал:

– Это было божественно. Скажи своей бабуле, что она самая лучшая бабуля на свете.

Я покачала головой.

– Ты сожрал половину курицы и полкило картофеля с кожурой.

– Ага…

– А ещё почти целую лепёшку.

– Ага… Мне так хорошо, даже голова закружилась…

– На, запей хотя бы, – я протянула ему литровую банку с компотом и с ужасом наблюдала как он, не отрываясь, выпивает её всю.

– Да ты сейчас взорвёшься! – не выдержала я и отобрала банку, не дав ему допить несколько глотков.

– Что ты понимаешь, женщина, – простонал он, устраиваясь поудобнее на кровати. – Вот теперь мои силы восстановятся намного быстрее. А то, когда врач сделал мне укол, всё спрашивал, хочу ли спать, сколько пальцев он мне показывает и как меня зовут, я сначала никак не мог понять, чего ему от меня надо. Потом медсестра сказала, что им надо зашить мои раны, а мне – расслабиться и уснуть, чтобы не больно было. Но мне спать совсем не хотелось, поэтому я попросил их быстрее уже заканчивать с шитьём и не задерживать меня, потому что я ужасно хочу есть.