Проснулась под утро, когда было ещё темно, сама не поняла от чего. Место рядом со мной было пусто. Я шёпотом позвала маму, но в доме было тихо, только из комнаты раздавался храп генерала, и часы на стене громко тикали. Подумав, что она вышла в туалет, я перевернулась на другой бок и попыталась заснуть. Пролежала минут пятнадцать, но сон не шёл. Мама так и не пришла, и я начала волноваться. А потом надо мной скрипнуло деревянное перекрытие.

Я тут же подскочила, слезла с полатей, надела тапочки, на плечи накинула бабушкин шерстяной платок и вышла из дома.

Ночь была тёмная, безлунная, поэтому до лестницы на чердак я шла практически на ощупь. Из незакрытой дверки был виден тусклый свет керосиновой лампы. «Значит, мама там, вот только что она там делает?» – подумала я и полезла наверх.

За время моего отсутствия и последней уборки на чердаке почти ничего не изменилось, не считая пятен крови на полу, которые темнели около двери и шли дорожкой, как тащили от сундука оборотней к лестнице.

– Мам, – опять шёпотом позвала я.

В конце чердака, за трубой раздался шорох, а потом мама ответила:

– Иди к нам, мы здесь.

«Мы?! Кто там ещё?» – я с опаской, стараясь не шуметь, прошла вперёд.

И замерла, не веря своим глазам. На полу, опершись спиной о сундук, сидели, обнявшись, две женщины. Одна из них была моя мама, а другая… Красивая светловолосая молодая женщина в длинном платье из грубой серой ткани, кое-где разорванном. Они обе вытирали слёзы, размазывая их по лицу.

– Оленька, познакомься – это Велена, мама Савелия, – представила мне мама женщину и высморкалась в платок.

Я ничего не могла сказать, только кивнула, всматриваясь в тонкие черты лица, улавливая их сходство с Савелием, и не понимала, как она здесь оказалась. Вернее, как именно, я понимала, но как она нашла то самое дупло, не могла представить.

– Садись к нам, – позвала меня мама, и я только сейчас увидела, что на полу расстелено старое покрывало, – мне просто Велена рассказала свою историю, а я ей – свою, и мы немного поплакали с ней над нашей судьбой-злодейкой.

– Так, может, мы спустимся вниз? – спросила я, опускаясь рядом с ними.

– Она боится и категорически против, – ответила мама.

– Но мы же ей ничего не сделаем, – я перевела взгляд на женщину. – А утром бы сходили в больницу, к Савелию.

Она опять заплакала и закрыла ладонями лицо. Мама её погладила по спине и обняла.

– Пойдём, милая. Скоро будет светать, спать мы всё равно уже не сможем. Здесь тебя никто не обидит. Умоешься с дороги. Я тебе принесу своё чистое платье, переоденешься, позавтракаем и поедем.

Велена растерянно посмотрела на неё:

– К Савелию? Я его смогу увидеть?

– Конечно… Оля, сходи принеси чистое полотенце в баню и платье моё серое в белый горошек захвати, – попросила меня мама, а сама помогла подняться женщине и повела её к лестнице, забрав с собой лампу. Велена прихрамывала на правую ногу, но шла сама. Видя мой взгляд, сказала, что подвернула ногу, пока бежала по лесу.

– Представляешь, те два раненых волка, когда появились в их селении, рассказали старейшинам и альфе, что произошло. А Велена, как только это услышала, обернулась и побежала на запах сына, – рассказывала мама, пока мы шли к бане. – Она говорит, что учуяла не только кровь сына, но и его отца.

– Отца? – я остановилась, не в силах что-либо сказать.

– Всё, беги за вещами, – выпроводила меня мама из предбанника, а сама пошла наливать в таз ещё не совсем остывшую воду.

Я бежала по двору, на котором в предрассветный час уже хорошо были видны тропинки, и не понимала, то ли радоваться, то ли расстраиваться.

– Ну надо же?! Отец сам нашёлся… – бормотала я, забегая в дом.

Бабушка тоже проснулась и уже растапливала печь. Я ей в нескольких словах рассказала, что произошло, и мы вместе пошли в комнату, чтобы достать вещи для Велены. Вроде старались не шуметь и шкаф открывали очень тихо, но генерал всё равно проснулся и спросил, что мы там скребёмся в полутьме. Как ему объяснить появление матери Савелия, я не знала. «Придётся что-то опять врать», – подумала я. Но бабушка сама рассказала ему, что нашлась мать Савелия, которая пришла из другой деревни. В общем-то и не соврала, почти, просто немного не договорила.

– Сейчас она умоется с дороги, и поедем все вместе в больницу. Очень она по сыну соскучилась, – ответила баба Соня Василию Витальевичу, положила мне на руки вещи и отправила в баню.

– Иди, дорогая. Я сама с вашим генералом разберусь, – подмигнула она и закрыла за мной дверь.

Бабушка осталась дома готовить обед, а генерал нас отвёз, но с нами не пошёл, остался в машине, сказал, что слёзные и сопливые встречи не переносит, и достал телефон. Я сразу поняла, чей номер он набирает, и, пока мы шли от стоянки до дверей больницы, поделилась с мамой предположением, что у нашего соседа завязывается очередной роман. Мама хихикнула и ответила, что Лариса Михайловна не та женщина, с которой можно шашни крутить. Скорее всего, это она будет крутить им как хочет и отдавать приказы.

Мы поговорили с врачом, и он нас заверил, что его пациент поправляется не по дням, а по часам, и уже большая часть ран почти зажила.

– Впервые в жизни вижу такую регенерацию. Это удивительно! Я уже позвонил в район и сфотографировал несколько ран, которые вчера сам лично зашивал и переживал, что может начаться заражение крови из-за большого количества земли и собачей шерсти, которые нам пришлось вымывать и доставать из них. Вы сами посмотрите на него! Сейчас медсестра готовит перевязочную, будем менять бинты, и я осмотрю все остальные раны, но если самые глубокие и опасные так хорошо затянулись, то что говорить про небольшие!

Он шёл впереди нас и сам открыл дверь в палату Савелия. Мы чуть не врезались в спину врача, потому что он застыл на пороге с круглыми глазами и открытым ртом. Его выздоравливающий пациент, которого он только что нам расхваливал, сидел в одних трусах на кровати и раскручивал последнюю повязку на ноге. Всё его тело было замазано зелёнкой, запёкшаяся кровь в ранах чернела по всему телу, там же, как ёжики, торчали белые нитки швов. Возле кровати весь пол был завален окровавленными бинтами.

Молодой врач от возмущения ничего не мог сказать, только открывал и закрывал рот, Зато Велена, увидев Савелия, отодвинула врача и бросилась к сыну. Это было очень трогательно. Они обнялись и сидели молча на кровати, не в состоянии отпустить друг друга. Мне даже показалось, что они общаются ментально, хотя, скорее всего, так и было, потому что на их лицах с закрытыми глазами постоянно менялась мимика.

Мы оставили их наедине, объяснив врачу, что они с матерью не виделись много лет, и вышли из палаты. Он порывался сделать перевязку, но мы его уговорили дать им хотя бы полчаса.

– Вы не переживайте, ничего с ним не случится. Может, я не медик, но глаза у меня хорошо видят, и никаких кровотечений у этого здоровяка я не заметила, – сказала ему мама, под руку уводя его от дверей палаты.

Мы с ней вышли на крыльцо и сели на скамейку.

– Да-а-а, дела… – сказала я.

– Дела… – поддержала меня мама. – Чувствую, что сейчас нам придётся в район ехать, чтобы всё семейство воссоединилось.

– А сколько километров до него?

– Шестьдесят.

– Так что тут ехать? Витальевич нас отвезёт, раз уж приехал. К обеду будем дома. Там бабуля и пироги, и борщ, и картошку…

– Знаю, – мама пристально посмотрела на меня, – а вдруг тот мужчина умер? Представляешь?

Я заморгала и закрыла рот.

– Но он же оборотень…

– И что? Они не бессмертные, дорогая.

Мама опустила голову и задумалась. Потом достала телефон и начала что-то искать в интернете.

– Чтобы не гадать, надо просто позвонить туда и всё узнать, – пробормотала она, нажав на номер телефона реанимации, который нашла на сайте.

Трубку взяли не с первого раза, но, в конце концов, ей ответили. А когда она хотела узнать про состояние вчерашнего пациента, у неё сразу спросили, кем она ему приходится.