— Но как мне поверить тебе, я не знаю даже, кто ты, — сказал он грустно.

— Клянусь тебе в том Диоскурами[130], — возразила она.

— Клятвы женщин утекают с водою, на которой они писаны, — заметил он. — Скажи мне, по крайней мере, кому ты принадлежишь?

— Зачем тебе это? — возразила она. — Если ты мне так мало доверяешь, то и это не принесёт тебе ровно никакого успокоения; разве ты можешь быть уверен, что я скажу тебе правду?

Она незаметным образом привела его снова к месту зрелищ и, воспользовавшись первой удобной минутой, скрылась в толпе.

Вот это-то обстоятельство и заставило Манто отправиться так рано к Хариклу. Она хотела достичь своей цели прежде, чем против воли её, быть может, слишком рано откроется истина. Она думала, что всё в доме будет погружено ещё в сон и намеревалась подождать у дверей, пока кто-нибудь не проснётся, но, к своему удивлению, она нашла дверь открытой и, войдя во двор, увидела Харикла, дававшего приказание рабу.

— Ступай скорее, — говорил он, — возьми это объявление, прикрепи его к одной из колонн на рынке так, чтобы всякий мог прочесть его, и найми глашатая, который бы несколько раз объявил на рынке и на всех улицах, что тот, кто найдёт золотое кольцо с голубым камнем, на котором вырезан бегущий сатир, держащий зайца, должен доставить его Хариклу, сыну Хариноса, и в награду за это получит две мины. Скажи глашатаю, где я живу и прибавь, что кольцо всего легче узнать по тому, что камень его имеет трещину, проходящую как раз через середину тела сатира.

Манто слышала только последние слова.

— Ты потерял кольцо? — спросила она, подходя к нему, когда раб удалился.

— Да, — сказал он, — драгоценность, которую вручила мне моя умирающая мать, сказав при этом несколько знаменательных, но загадочных слов.

— Ради богов, — вскричала встревоженная рабыня, — надеюсь, что кольцо не с голубым камнем?

— Да, именно его, — возразил он, — но почему же ты его знаешь?

— Я видела его у тебя на руке, — сказала она, скрывая своё смущение.

— Странно, я надевал его очень редко, с тех пор как живу здесь. Вчера в купальне оно соскользнуло у меня с пальца и не понимаю, как пропало; а так как я не имею обыкновения носить его постоянно, то спохватился я лишь тогда, когда ложился спать. Мне приятнее было бы потерять половину всего моего состояния, нежели это кольцо. По словам моей матери, оно заключает в себе тайну, раскрытие которой исчезнет с ним навеки. Но что с тобою? Ты вся дрожишь? Что привело тебя сюда так рано?

— Пойдём куда-нибудь, где можно поговорить с тобою с глазу на глаз, — сказала старуха.

— Нет, не теперь, милая Манто, — возразил он, — я тороплюсь идти опять в купальню, куда уже послал Мана. Отдохни здесь немного и подожди, пока я вернусь.

Город мало-помалу пробуждался, и всюду снова началась будничная жизнь; рынок наполнялся, и, хотя сегодня не доставало многих, не успевших ещё отрезвиться после вчерашнего хмеля, всё-таки было достаточно и трезвых, которые в урочный час собрались здесь, в этом центре городской жизни. Среди них был и Ктезифон, который, возвращаясь из малолюдной сегодня гимназии, надеялся встретить здесь кое-кого из своих друзей. Перед одной из колонн, в отделении трапецитов, стояла толпа народа и читала объявление.

— Посмотри, что там такое, — сказал он следовавшему за ним рабу.

Раб побежал и, запыхавшись, воротился обратно.

— Господин, — сказал он, — вот счастье нашему Сатиру! Харикл потерял кольцо и обещает две мины тому, кто его принесёт. Сатир нашёл его; я видел вчера у него это кольцо, которое он поднял на улице.

— Или украл, — возразил Ктезифон, — это на него очень похоже. Ведь он был, кажется, вчера со мною и с Хариклом в купальне? И я помню, что у Харикла было надето два кольца. Этот мошенник украл его. Идём скорее.

После тщетных поисков Харикл возвратился домой и, недовольный, ходил по колоннадам двора. В это время вошёл к нему Ктезифон с радостным лицом.

— Радуйся, Харикл, — воскликнул он, — твоё кольцо нашлось и не будет тебе стоить двух мин. Мошенник, укравший его, уже сидит в ошейнике.

Он рассказал ему вкратце, как всё случилось, и подивился лишь тому, как можно назначать такое большое вознаграждение за треснутую камею.

Харикл только начал рассказывать другу, почему это кольцо имеет для него такую цену, как вдруг раздался сильный стук у двери дома и во двор торопливо вошёл Софил. Вся его фигура выражала тревогу и нетерпение; второпях он забыл даже поздороваться.

— Я пришёл с рынка, — сказал он, обращаясь к Хариклу, — там глашатай только что объявил, что ты потерял кольцо. Скажи мне, кто дал тебе это кольцо?

— Оно найдено, — возразил Харикл, — и я обязан этим моему другу Ктезифону; вот оно.

Софил схватил кольцо.

— Да, это оно! — вскричал он порывисто. — Скажи мне, как оно к тебе попало?

— Вот странный вопрос, — возразил Харикл, — это кольцо дала мне моя мать, умирая. «Береги его, — сказала она мне, — оно составляет важнейшую часть всего твоего наследства; это кольцо, может быть, приведёт тебя к счастью, если только отыщется тот, кто в состоянии понять его язык».

— Он отыскался, клянусь в том Зевсом Олимпийским! С этим кольцом велел я выставить моего третьего ребёнка, потому что, безумец, воображал, что мне будет довольно и двух наследников. Двадцать один год прошёл уже с тех пор; тебе как раз столько лет, следовательно, ты мой сын.

Горячность, с которою он говорил, восторг, последовавший за этим открытием, привёл сюда всех живущих в доме. Пришла также и Манто, напрасно ожидавшая Харикла. Она обнимала его колени и говорила:

— Я взяла тебя у алтаря сострадания и принесла твоей бездетной матери, которая давно уже подготовляла к тому отца твоего; конечно, она не сделала этим никакого зла, потому что Харинос был совершенно счастлив, а ты нашёл родителей, которые с любовью и заботливостью пеклись о тебе в детстве.

— Манто, — сказал удивлённый Софил, — так это ты та женщина, которая разными хитрыми уловками старалась отделаться от моего верного Кориона? Но постой! Кольцо было не единственною вещью, данной ребёнку, — где же всё остальное?

Смущённая Манто молчала некоторое время.

— У него на шее были навешены игрушки, — сказала она наконец. — Я должна признаться, что сохранила их и они у меня до сих пор.

— Итак, всё верно, — вскричал Софил, — но отчего же ты не хотела открыть этого вчера моему рабу?

— Разве я знала, что он твой раб, — сказала она. — Я боялась, что явится непрошеный отец и воспротивится, пожалуй, браку, которого я так желаю.

— Действительно, это было умно, — возразил Софил, — хорошо также и то, что ты напоминаешь мне об этом. Харикл, теперь ты мой сын, и первое, что я тебе приказываю, — это жениться на Клеобуле. Неужели ты и теперь ещё будешь отказываться?

— Отец, — вскричал Харикл, — я не желаю другого счастья!

— Теперь, — сказал Ктезифон, — ты, без сомнения, уступишь мне дочь Пазия?

— Тебе? — спросил удивлённый Харикл. — Так вот причина твоего странного поведения! И ты хотел принести мне эту жертву?

— Охотно, если только это могло осчастливить тебя, — возразил он.

— Достойный молодой человек! Я сам буду говорить с её отцом за тебя, если только это может быть тебе полезно. Но теперь идём к Клеобуле. Мы должны предупредить её, только не через тебя, Манто, ты всё выболтаешь. Поди, — сказал он своему рабу, — и доложи ей просто, что я скоро к ней приду, вместе с одним очень приятным для неё спутником. Больше ни слова; слышишь? Ты же, Харикл, оденься по-праздничному, как это подобает жениху.

— Ещё одно, — сказал Харикл Ктезифону уже по дороге, — прости Сатира: потому что, не укради он кольцо, я не был бы теперь так счастлив.

— Мошенник не заслуживает этого, — возразил Ктезифон, — но пусть будет так, если ты этого желаешь.